Библиотечка IMHOclub
21.11.2020
Валентин Антипенко
Управленец и краевед
Сегодня я гений!
К 140-летию Александра Блока
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Я никогда не видал, чтобы человек умел так красиво и выразительно молчать. Константин Бальмонт о Блоке
Фраза, вынесенная в заголовок этой статьи, была первой, которая посетила голову замечательного русского поэта Александра Блока, когда он поставил последнюю точку в поэме «Двенадцать».
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди — Исус Христос.
Частотой восторженных самооценок обычно страдают посредственности – завистливые и высокомерные. У гениального же поэта такое ощущение удачи означает лишь то, что он попал в точку, описывая некие события своего времени. И всего-то.
Блок многогранен, потому именно его творчество стало предметом стилевого подражания многих выдающихся поэтов революционного времени.
Критики делают вид, что не замечают, но разве не чувствуется стиль будущего Маяковского вот в этих строчках из той же поэмы «Двенадцать»?
Революционный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь —
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую!
Или вот в этих строчках из стихотворения «Осень поздняя…» разве не проглядывается Есенин, искавший покровительства у маститого поэта по приезде в столицу?
Осень поздняя. Небо открытое,
И леса сквозят тишиной.
Прилегла на берег размытый
Голова русалки больной.Низко ходят туманные полосы,
Пронизали тень камыша.
На зеленые длинные волосы
Упадают листы, шурша.
Александра Блока относят к числу самых талантливых литераторов Серебряного века не случайно.
Поэт-символист и переводчик, драматург и критик, он в своем творчестве «умел соединять низкие жанры и высокий стиль».
Таким же загадочным и противоречивым, но исключительно интересным для окружающих он был и в жизни – во всём сказывалось порода и воспитание, о чём коротко расскажем ниже.
А. Блок в детстве
Александр Блок родился 28 ноября 1880 года в российской столице.
Его дедушка, Андрей Николаевич Бекетов, был ректором Императорского Санкт- Петербургского университета.
В летнее время детство будущего поэта проходило в подмосковном имении Бекетовых – Шахматово.
В своей автобиографии Блок писал: «Мы часами бродили с ним (дедом) по лугам, болотам и дебрям…, выкапывали с корнями травы и злаки для ботанической коллекции; при этом он называл растения и, определяя их, учил меня начаткам ботаники, так что я помню и теперь много ботанических названий».
Отец будущего поэта — Александр Львович Блок был профессором права Варшавского университета.
Родители мальчика развелись еще до его рождения, так как нервический муж стал поколачивать беременную супругу, и та сбежала от него в родительский дом.
Блок позднее встречался с отцом, но вынес от этой встречи тягостное впечатление: «Выдающийся музыкант, знаток изящной литературы и тонкий стилист, — отец мой считал себя учеником Флобера.
… Свои непрестанно развивавшиеся идеи он не сумел вместить в те сжатые формы, которых искал; в этом искании… было что-то судорожное и страшное, как во всем душевном и физическом облике его».
Недаром, в ответ на упрёки друзей порой несдержанный Блок отвечал: «Должно же мне хоть что-то остаться от отца!».
В семье Бекетовых царил культ литературы.
Бабушка мастерски читала вслух, а мать поэта вместе с сёстрами профессионально переводила с французского языка произведения Бальзака, Виктора Гюго, Флобера, Золя, Мюссе и многих других. Потому многие произведения французских авторов читались до того, как они появлялись на полках магазинов.
Маленький Сашура рос очень способным и развитым баловнем. Его первые стихи были написаны в пятилетнем возрасте под впечатлением поэзии Жуковского.
В одиннадцать лет Блок был определён во Введенскую гимназию и в первый же день поразил родню ответом на вопрос, что его там поразило — «Люди».
Блок-гимназист
Ещё в феврале 1897 года тетка Блока записала в своем дневнике: «Сашура росту очень большого, но дитя. Увлекается верховой ездой и театром. Возмужал, но женщинами не интересуется».
1898 году стараниями Сашуры учредили «Частный Шахматовский театр», где он декламировал Пушкина, Жуковского, Тютчева и был «чертовски хорош собой: со строгим, будто матовым лицом, с шапкой роскошных пепельных кудрей, безупречно статный и изысканно вежливый».
Пора увлечения женщинами началась не совсем обычным образом.
Будучи с матерью и тёткой на отдыхе в Южной Германии, Блок с первых дней завязал вроде бы ни к чему не обязывающее знакомство с красивой голубоглазой дамой 37 лет от роду, которую звали Ксенией Садовской.
Мать пробовала превратить их роман в шутку, тетка злилась, а Сашура стал волочиться за кокеткой и однажды остался у неё на ночь.
Через месяц они разъехались. Сашура кинулся писать пассии стихи, Садовская отвечала ему письмами.
Через пару лет Блок поостыл, а вот перезревшая красавица сохранила чувства к гимназисту на всю оставшуюся жизнь.
Потеряв в гражданскую войну детей и мужа, тронувшаяся умом Садовская попала в Одесскую больницу, и надо же, её лечащий врач — знаток творчества Блока, обратил внимание на сходство инициалов «К.М.С» с посвящением в цикле стихов «Через двенадцать лет».
«Синеокая, бог тебя создал такой.
Гений первой любви надо мной…
Разметает он прошлого след,
Ему легкого имени нет».
О посвященных ей стихах бедняжка Садовская узнала впервые.
После её смерти выяснилось, что потеряв решительно все, женщина сберегла единственное – в подоле юбки было зашито (заметьте!) двенадцать писем Блока, перевязанных крест-накрест алой лентой.
Этот поразительный случай – не единственное свидетельство того, что Блок от природы был наделён необыкновенной внутренней силой, которая пролилась в его творчестве и была засвидетельствована многими современниками.
Очередной необычный роман Блока случился в соседнем с Шахматово имении летом 1898 года.
Усадьба принадлежала великому химику Дмитрию Менделееву, с которым был дружен дед Блока.
Единственная шестнадцатилетняя дочь Менделеева вышла встречать гостя в розовой блузке — румяная, золотоволосая, она поначалу показалась Блоку очень строгой.
Люба тоже любила театр и даже мечтала о сцене, и парочка в срочном порядке решила приняться за постановку шекспировского «Гамлета».
Гамлета, конечно, играл Блок, Офелию — Люба.
Спектакль ставился в большом сарае на грубо сколоченной сцене, но сотня зрителей заметила, что между Гамлетом и Офелией завязались чувства, описанные потом в нескольких циклах блистательных стихов.
Однако лето кончилось, и молодые люди стали видеться редко — она доучивалась в гимназии, он ходил в университет и пребывал в ожидании.
На столетие Пушкина они опять на тех же подмостках играли сцены из «Бориса Годунова» и «Каменного гостя». Блок снова томился и выжидал, а Люба казалась безразличной.
В конце концов, он к спектаклям охладел и, вернувшись в Петербург, перестал бывать у Менделеевых.
Казалось бы, у романа продолжения не будет, но на Пасху мать подарила Сашуре книгу стихов «чистого символиста» Владимира Соловьева, философа и публициста, который писал о том, что земная жизнь — всего лишь искаженное подобие мира «высшей» реальности, и пробудить человечество к истинной жизни может только Вечная Женственность.
Впечатлительный Блок сразу определил Любу носительницей той самой Вечной Женственности, и с тех пор его сексуальный интерес к девице был раздавлен грузом Вселенской ответственности.
Он писал ей письма-объяснения, переживал мучительные встречи и расставания, а когда решил жениться, то перед венчанием вдруг осознал, что не жаждет плотской любви, и «запрещённость всегда должна оставаться в этом браке», оставляя им обоим степень свободы от супружеских обязательств.
А потом началось необыкновенное.
Блок пригласил на свадьбу своего нового друга, поэта Андрея Белого, который уже печатался в крупных журналах.
Последний на торжество приехать не смог, но вскоре объявился в Шахматово, потом помчался за молодожёнами в Петербург. Летом он вновь с Блоками едет в имение и пошло-поехало.
Для непосвящённых всё это со стороны выглядело проявлением большой и искренней дружбы между двумя талантливыми членами поэтического цеха, а на деле оказалось любовью к одной и той же Прекрасной Даме – Любаше Блок.
Андрей Белый сгорал от вожделений, а сердце Блока витало в облаках и было преисполнено нежнейших чувств, которые вылились в его первую книгу «Стихи о Прекрасной Даме», изданную в конце 1904 года в издательстве «Гриф».
Покраснели и гаснут ступени.
Ты сказала сама: Приду.
У входа в сумрак молений
Я открыл мое сердце. – Жду.Что скажу я тебе – не знаю.
Может быть, от счастья умру.
Но, огнем вечерним сгорая,
Привлеку и тебя к костру.Расцветает красное пламя.
Неожиданно сны сбылись.
Ты идешь. Над храмом, над нами –
Беззакатная глубь и высь.
Эта мучительная неразбериха в отношениях двух гениальных поэтов и одной заурядной женщины продолжалась три года, и в ней были виноваты все, так как на объяснения ни у кого не хватило мужества.
Частичная развязка случилась в июне 1905 года, когда поскандаливший с другом Андрей Белый уехал из Шахматово, оставив Любаше записку с признанием. А она не придумала ничего лучшего, как поделиться с мужем.
Может быть, этим она хотела заставить Блока поменяться и наконец-то заключить её в свои объятья, но этого не случилось.
Между друзьями началась почтовая дуэль, в которой Люба выступала арбитром.
Андрей Белый
Белый называл стихи Блока: «идиотски бессвязные, понахватанные черт их знает откуда». Блок в ответ писал Белому: «Я не мистик, а всегда был хулиганом».
Когда почтовые служащие забастовали, и бумажная дуэль прекратилась, Белый, преисполненный желания увести Любашу от мужа, объявился в Петербурге, пошёл в решительное наступление, и оно оказалось частично успешным.
Да и Люба имела козырь оправдания — она помнила предсвадебное письмо Блока, в котором он пылко объяснял невесте:
«… моя любовь к тебе совершенно необыкновенна. А значит, в ней не может быть ничего обыкновенного! Понимаешь? Ни-че-го!».
Но женщине как раз не хватало этого «обыкновенного», потому, когда в Петербург примчался влюбленный Андрей Белый, она сопротивлялась не долго.
С тех пор и началась эта «странная жизнь, где все трое были явно не на своем месте», но Блок чувствовал своё преимущество:
И двойственно нам приказанье судьбы:
Мы вольные души! Мы злые рабы!
Покорствуй! Дерзай! Не покинь! Отойди!
Огонь или тьма — впереди?
Кто кличет? Кто плачет? Куда мы идем?
Вдвоем — неразрывно — навеки вдвоем!
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Наталия Ефимова
Журналист "МК" в его лучшие годы.
О ЮРИИ ПОЛЯКОВЕ, КОТОРОМУ 70
Во что совершенно невозможно поверить
Олег Озернов
Инженер-писатель
ЭТО ДОБРЫЙ ПОСТУПОК ИЛИ ДУРНОЙ?
Все зависит только от нас
Анна Петрович
мыслитель-самоучка
КАРЕНИНА, РАСКОЛЬНИКОВ И ФАННИ КАПЛАН
Как все было на самом деле
Мария Иванова
Могу и на скаку остановить, и если надо в избу войти.
ЛУЧШЕ С ПОНЕДЕЛЬНИКА
В новом году
ВЫПУСК ПЕРВЫЙ
А нужно ли это такой маленькой нации Мал клоп, да вонюч.
США СЛЕДУЕТ ПОЧИТАТЬ
Но Плекшан-то, в отличие от Достоевского, по паспорту Иваном был.
ПРИБАЛТИКА ПРОВАЛИЛА ЗАДАНИЕ США
ЛАТВИЙСКИЙ СЕРИАЛ ПРО ДЕЛО 14 ЖУРНАЛИСТОВ
ГЕРМАНИЯ СТАНОВИТСЯ ЦЕНТРОМ ВОЕННЫХ УСИЛИЙ
СЕРЕБРЯНАЯ ЭКОНОМИКА
Смысл жизни в познании происходящих физических явлений.....Это научный подход.....))))
ПРОЧЬ ДЕШЕВЫЙ ТРУБОПРОВОД
НИ РУССКОГО, НИ ОЛИМПИАД!
Это не нацизм, Йохан?! Нацизм, нацизм, чистейший нацизм. Абсолютно ничем не замутненный.