---

Современная белорусская идентичность существует в координатах цивилизационного выбора между Россией и Западом, где оба эти начала представляются во многом не совместимыми, и выбор в пользу одного означает фактический разрыв с другим.
 

---

Подобная структура идентичности закономерно порождает раскол общества на группы с разнонаправленными геополитическими и идеологическими установками. В отличие от Украины, идентичность которой сформирована в тех же координатах, в Белоруссии этот раскол носит пока латентный и скрытый характер и успешно блокируется властями, которые, со своей стороны, предпринимают попытки выработки некой примиряющей, компромиссной идеологии, способной консолидировать белорусское большинство.

Отсюда — концепция «многовекторной политики» и идеологема «Беларусь — центр Европы», т.е. место пересечения и «синтеза» цивилизационных традиций Запада и Востока, а также потенциальный узел «интеграции интеграций», т.е. некоего сопряжения интеграционных проектов в Европе и на постсоветском пространстве.
 
Эти усилия государственной идеологической машины, однако, пока не смогли устранить мировоззренческий раскол внутри белорусского общества, лишь придав ему скрытый и неявный характер. Поэтому отложенная угроза политической дестабилизации в Белоруссии существует, и один из ее ключевых факторов — позиционирование страны в координатах «между Западом и Востоком», основанное на представлениях о Европе и России как неких противоположных цивилизационных сущностях.

В белорусском идейно-символическом пространстве конкурируют два антагонистичных варианта «белорусской идеи». Первый, условно «русский», рассматривает Белоруссию как часть «русской цивилизации», «русского мира». Сами белорусы при этом могут рассматриваться либо как часть «триединого русского народа», либо как один из трех «братских восточнославянских народов». Второй, условно «западнический», рассматривает белорусов как часть «европейской цивилизации», противопоставляя их России и русским как носителям более «варварского», «азиатского» начала. Естественно, это предельно упрощенная схема, и каждый из этих вариантов имеет массу разновидностей, но в общем и целом идеологическое противостояние в Белоруссии может быть сведено к этим двум альтернативам.

Нетрудно заметить, что это внутрибелорусское противостояние во многом аналогично противостоянию условных «патриотов/сторонников особого пути» и «западников» в России. Россия как особая цивилизация или Россия как периферийная часть западного мира? Что такое Россия, Европа и как они соотносятся? Очевидно, отношения России и Белоруссии должны рассматриваться в контексте этого спора, в центре которого лежит понятие цивилизации.


Материальная и духовная составляющие цивилизации

Понятие «цивилизация» отражает природу человека как биосоциального существа. Человек, как существо разумное, имеет своеобразный механизм выживания, выделяющий его из остальной биосферы. В отличие от большинства живых организмов, живущих посредством биологической адаптации к окружающей среде, человек сам формирует, строит свою среду обитания. Благодаря разуму, основная функция которого — познавательная деятельность и использование полученных знаний для практической пользы (то, что мы называем технологиями, и есть конвертирование абстрактного теоретического знания в практическую пользу), — человек получает возможность снижать свою зависимость от мира естественной природы и, более того, менять, «форматировать» этот естественный мир для своих нужд.

Цивилизация — и есть та искусственная среда обитания, которую создает человек в процессе своей познавательной разумной деятельности. Эта среда включает в себя материальные и духовные объекты, формирующие инфраструктуру жизнеобеспечения человеческого общества. К материальным объектам относятся здания, дороги, мосты, другие инженерные сооружения, орудия труда и др. К духовным — информация и знания, а также средства их накопления, обработки и передачи. Именно развитие информационно-познавательной деятельности людей, в конечном счете, обусловливает развитие и прогресс человеческой цивилизации. Это развитие касается как сугубо материально-технической составляющей, так и социальной — этики отношений между людьми и основанных на ней социальных институтах, т.е. формах организации отношений между людьми в обществе.

Вся логика развития человечества— процесс перехода от первобытного, «естественного» («варварского») состояния в цивилизованное. От первобытного состояния интегрированности в естественную среду обитания и тотальной зависимости от нее — к сложно организованным социальным системам, с развитой искусственной (антропогенной) средой обитания и высоким уровнем технологического развития.

 
Всемирная цивилизация
или многообразие локальных цивилизаций?

Цивилизационное развитие человечества происходило неравномерно, и эта неравномерность сохраняется по сей день. Даже в современном мире сохраняются анклавы, где жизнь людей мало чем отличается от жизни на заре человечества. Но и между более развитыми странами сохраняется существенная разница в укладах жизни, уровне технологического развития и т.п.

Долгое время человеческие цивилизации существовали как относительно обособленные очаги, окруженные территориями либо малолюдными/незаселенными, либо населенными «варварскими» племенами и народностями.

Множественность и относительная изолированность цивилизаций порождала несходство культур, социальных институтов, религий и т.п. В то же время, абсолютизировать эту обособленность и самодостаточность локальных цивилизаций не стоит. Именно такую ошибку допускали авторы, работавшие в русле классического цивилизационного подхода, возникшего в конце 19 — первой половине 20 вв. (Н. Данилевский [1], О. Шпенглер [2], А. Тойнби [3]). Они рассматривали раскол на локальные цивилизации как имманентную черту развития человечества. Собственно, сама категория человечества при таком подходе ставилась под сомнение. Непреодолимость межцивилизационных барьеров, постулированная в рамках данного подхода, дробила человечество на замкнутые локальные сообщества, взаимодействие между которыми может носить преимущественно конфликтный характер.

На рубеже 20-21 вв. традицию старого цивилизационного подхода подхватили С. Хантингтон [4, 5], П. Бьюкенен [6] и другие интеллектуалы-консерваторы западного мира, заявившие, что после окончания холодной войны основным стержнем человеческой истории становится противостояние Запада и незападных цивилизаций. Аналогичные тенденции после падения коммунизма наблюдались и в России. Здесь набирают популярность идеи особого цивилизационного пути, возрождается интерес к евразийству [7], оригинальную концепцию России как цивилизации-острова, окруженного межцивилизационными пространствами-лимитрофами, предложил В. Цымбурский [8].

Классический цивилизационный подход сформировался в эпоху подъема национализма, и это оставило на нем свой неизгладимый отпечаток. Представления о локальных цивилизациях в нем, по сути, копируют представления о нации. Нация мыслится закрытым сообществом с четко очерченными границами. Точно таким же сообществом, только более высокого уровня, мыслится и локальная цивилизация. Локальная цивилизация в таком понимании — это «супернация», или сообщество культурно и исторически связанных народов. И как каждая нация стремится мыслить себя как нечто обособленное и уникальное, точно так же мыслится и цивилизация — уникальное сообщество народов со своей неповторимой историей и логикой развития, обособленной от историй других цивилизационных сообществ.

Отсюда — столь характерные для цивилизационного подхода попытки определить критерии классификации цивилизаций, отчертить их границы и назвать их точное число. Это очень напоминает аналогичные попытки определять нации через язык, культуру, религию, этническое происхождение и другие признаки, ни один из которых на поверку не является универсальным.

На самом деле, локальные цивилизации не являются замкнутыми и самодостаточными образованиями. Логика развития локальных цивилизаций вписана в логику общечеловеческой истории, локальные цивилизации можно уподобить разным дорогам, ведущим к одной цели. Несмотря на внешнее многообразие и непохожесть форм, в основе всех цивилизаций лежит общий императив: накопление знаний и развитие технологий. Именно это, в конечном счете, определяет успешность цивилизации на том или ином историческом этапе.

Сама по себе изолированность локальных цивилизаций, наблюдавшаяся на протяжении человеческой истории, не является неким самодовлеющим и непреодолимым законом, а связана с технологическими ограничениями, существовавшими на протяжении длительного исторического периода: рассеянность людей и неразвитость коммуникаций закономерно порождали изоляцию.

Однако, несмотря на это, доминирующей тенденцией в истории человечества была глобализация. Развитие коммуникаций взламывало барьеры между человеческими сообществами, способствуя интенсификации контактов между ними, обмену знаниями и технологиями. Безусловно, процесс этот был зачастую болезненным и конфликтным, но, в то же время, необратимым. Его итогом на сегодняшний день становится все возрастающая интеграция и взаимозависимость мира. В связи с этим, часто говорят о начавшемся переходе к глобальной, общечеловеческой цивилизации, в рамках которой будут постепенно размываться не только политико-экономические, но и культурные, языковые, конфессиональные барьеры, которые и сегодня зачастую кажутся непреодолимыми. ХХ век стал эпохой конкуренции двух таких проектов построения глобальной цивилизации — либерально-капиталистического и коммунистического. Каждый из них предполагал, в конечном счете, построение стандартизированной глобальной цивилизации с единым ценностным ядром.

Однако крах коммунизма не привел и к либеральному «концу истории» [10]. Глобализация не отменила множественности и конкурентности региональных цивилизационных центров, взаимодействие между которыми продолжает определять развитие человечества. Связано это с тем, что Запад так и не смог предложить гармоничной модели развития для всего мира. А значит, локальные цивилизации по-прежнему вынуждены искать свой путь выживания в этом мире, нередко в острой борьбе с другими цивилизациями.


Общие закономерности и противоречия
человеческого развития

Главной проблемой, с которой сталкивалось человечество в процессе своего развития, была перманентная нехватка необходимых ресурсов — материальных, трудовых и т.п. Как следствие, нехватку недостающих ресурсов локальные человеческие сообщества решали за счет их изъятия у других сообществ. Именно это формировало механизмы разделения на «своих» и «чужих», когда «чужие» воспринимались как объект агрессии, эксплуатации и источник ресурсов для «своих». Естественно, это приводило к расцвету разнообразных форм ксенофобии: «чужой» по определению должен быть ниже и хуже, чем «свой».

Формы подобного деления были различными и менялись во времени. Большую часть человеческой истории в основе производственных отношений лежал ручной труд, носивший преимущественно подневольный, принудительный характер. Как следствие, возникала жесткая социальная стратификация, любое общество делилось на «высших» и «низших», где «низшие», собственно, и выступали в качестве объекта эксплуатации со стороны «высших». Оформляться эта стратификация могла по-разному. Как правило, разделение людей на неравноправные социальные группы обосновывалось волей богов/высших сил.

Закономерной была и ксенофобская составляющая такой сегрегации, когда «высшие» и «низшие» слои могли принадлежать к разным этническим или конфессиональным группам. Отсюда распространенная практика использования в качестве рабов захваченных в плен чужаков. Более того, рабовладение порождало целые социумы, специализировавшиеся на работорговле, начальным этапом которой была «охота» за будущими рабами на «чужих» территориях. Здесь уместно вспомнить Крымское ханство, где татары-мусульмане «специализировались» на угоне в рабство славянского христианского населения, или евро-американскую торговлю африканскими невольниками. Более того, если реальной этнокультурной дистанции между эксплуататорами и эксплуатируемыми не было, ее могли, что называется, придумать. Показательна в этом плане популярность т.н. сарматского мифа среди польской аристократии, обосновывавшего ее происхождение, отличное от польского крестьянства.

Промышленная революция резко снизила потребность в принудительном ручном труде и ослабила внутреннюю социальную эксплуатацию. В это время происходит всплеск идей социально-правового равенства, направленных на слом сословных барьеров, которые разделяли людей на неравноправные группы. Несправедливость и аморальность эксплуатации человека человеком осознавалась и ранее, и такого рода идеи периодически возникали с древних времен. В частности, христианство своим распространением во многом обязано тому социальному пафосу, который был заложен в христианской доктрине, а именно — равенство людей, которое выражалось в религиозной форме как равенство перед Богом, сотворившим человека по своему образу и подобию. Как это выразил апостол Павел, «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всём Христос». Конечно, из-за существовавших технологических ограничений, воплотить эту доктрину в жизнь было невозможно, и очень скоро то же христианство приходит к апологии социального неравенства, оправдывая его волей Божией.

В Новое время, с индустриализацией и механизацией труда, наконец, созревают предпосылки для реализации многих фундаментальных принципов социальной справедливости. Либеральная концепция правового равенства на протяжении 19-20 вв. приводит к практически повсеместному слому сословных перегородок и формальному уравниванию людей в правах. И если либерализм, в конечном счете, остановился на сугубо юридическом равноправии, социализм и коммунизм предложили намного более радикальные проекты социально-экономического выравнивания условий жизни людей.

Однако, несмотря на безусловный прогресс в вопросах социальной справедливости, человечество по-прежнему остается расколотым, а социальные отношения пронизывают вражда и конкурентность. Промышленная революция, ослабив трудовую эксплуатацию, вместе с тем, резко повысила ресурсоемкость человеческой жизни. И если раньше основным ресурсом, бывшим объектом борьбы, являлось продовольствие и обеспечивавшие его плодородные земли и угодья, то теперь — полезные ископаемые, составляющие основу индустриальной экономики.

Важным механизмом борьбы за ресурсы в условиях индустриального общества являлся национализм. Нация — порождение Нового времени с его пафосом социального эгалитаризма и внесословности. Нация, как ее определял Б. Андерсон — это «горизонтальное братство» [9, c. 17], сообщество равных. В то же время, нация — это очередной механизм сегрегации людей на «своих» и «чужих», механизм консолидации и мобилизации «своих» против «чужих». Мир национальных государств — классический мир двойных стандартов, где нормы, правила и этика, распространяемые на «своих», могут не действовать в отношении «чужих». Вот почему становление наций в 19-20 вв. породило невиданный всплеск шовинизма и ксенофобии, а также череду кровавых межэтнических конфликтов и переделов территорий.

Одним из измерений национального шовинизма и ксенофобии стал расизм, в наиболее радикальных и завершенных своих формах обернувшийся нацизмом. Современный расизм возникает под впечатлением от учения Ч. Дарвина о естественном отборе как основном механизме эволюции. Теория Дарвина, ставшая одним из безусловных прорывов человечества в познании окружающего мира, вместе с тем, имела ряд неприятных социально-политических побочных эффектов, породив т.н. социал-дарвинизм, одним из проявлений которого стал расизм. Расизм истолковывал расовые различия между людьми как механизм естественного отбора, таким образом, обосновывая право «высших» рас эксплуатировать, угнетать и даже физически истреблять «низших». В условиях материально-технического и политического доминирования западного мира в Новое время это порождало в первую очередь «белый» расизм, дававший право «белым людям» на всемирное господство. Только после разгрома нацизма эта форма социальной сегрегации людей была подвергнута всеобщему осуждению, хотя ее рецидивы имеют место и сейчас.

Неравномерность распределения и потребления ресурсов порождает и главное противоречие нынешнего этапа глобализации, когда наиболее развитые страны стремятся обеспечить себе привилегированное потребление ресурсов, неизбежно за счет других, менее удачливых стран и регионов. Следствием этого становится растущий разрыв в уровне и образе жизни между регионами планеты. В условиях глобализации это неизбежно приводит к росту миграционного давления на развитые страны, куда в поисках лучшей доли устремляются выходцы из бедных регионов. Это, в свою очередь, порождает всплески национального шовинизма и ксенофобии и создаёт благодатную почву для разного рода экстремистских идеологий. С одной стороны — это растущая ксенофобия в развитых странах, стремление закрыться от потока мигрантов и создаваемых ими проблем. С другой — это всплеск того же исламского радикализма, который в корне своём является формой социального бунта бедных и угнетенных против несправедливого мироустройства.

 
Локальные цивилизации
в системе общечеловеческого развития

Таким образом, всю человеческую историю мы наблюдаем взаимодействие двух противоречивых тенденций. С одной стороны, — это тенденция к глобализации, растущей интегрированности всего человечества, выравниванию уровней и образов жизни регионов планеты. С другой — непрекращающаяся конкуренция за ресурсы, порождающая различные формы сегрегации на «своих» и «чужих», ксенофобию и вражду. История локальных цивилизаций в полной мере отражает взаимодействие этих тенденций.

Цивилизация — это всегда тенденция к глобализации, той или иной степени стандартизации и унификации. Общие социальные структуры, формируемые технологическим укладом, «глобализированная» культура с общими стилевыми тенденциями, стандартизированное письмо — все эти элементы цивилизации охватывают обширные пространства с самым разнородным в этноязыковом плане населением. В то же время, в рамках любой цивилизации идет внутренняя борьба, а также сохраняются глубокие различия, как этнокультурного, так и социально-экономического плана. Неравномерна и скорость цивилизационного развития: одни регионы развивались быстрее, другие — медленнее, одни очаги цивилизаций переживали упадок и запустение, другие приходили им на смену, нередко делая головокружительный скачок из варварской периферии в цивилизационные лидеры. Но, так или иначе, общая тенденция к глобализации оставалась доминирующей: цивилизации осуществляли экспансию на варварские периферии; ранее обособленные локальные цивилизации «смыкались» и начинали интенсивно взаимодействовать.

Говоря о локальных цивилизациях, следует отказаться от представления о них как об увеличенных подобиях наций, т.е. обособленных сообществах родственных народов, объединенных некой общей «сверхидеей», или, используя выражение В. Цымбурского, «сакральной вертикалью». Скорее речь должна идти о территориально локализованных очагах развития, обладающих длительной исторической устойчивостью, но в то же время весьма подвижных и изменчивых в этнокультурном, политическом и идеологическом отношении.

Большинство локальных цивилизаций, дошедших до наших дней, имеют очень древнюю историю и связаны с евразийским материком и Cеверной Африкой. Не вдаваясь в подробности, перечислим эти основные цивилизационные регионы и опишем логику их исторического развития.

Древнейшие цивилизации человечества — Египет и Месопотамия — располагались на так называемом «благодатном полумесяце», который и стал первоначальным ядром самого динамичного в цивилизационном отношении региона, охватившего Ближний Восток и Средиземноморье. При всем внутреннем этнокультурном и политическом многообразии, этот регион, безусловно, представлял собой цивилизационную общность, сложившуюся во времена древнего мира и античности. В этом регионе шли интенсивные культурные и технологические обмены, формировались «глобальные» языки и культуры как универсальные средства коммуникации (греческая культура эпохи эллинизма, латинская культура Римской империи), появлялись имперские проекты, ориентированные на консолидацию всей цивилизованной ойкумены региона (империя Александра Македонского, Римская империя).

С появлением двух великих монотеистических религий — христианства и ислама, — регион постигнет цивилизационная дезинтеграция. Христианство, которое в конечном счете закрепится на северо-западной оконечности региона, заложит основы будущей европейской цивилизации, ядром которой станет латинизированное западное Средиземноморье, а также бывшие варварские периферии Римской империи, с преимущественно германским населением. Ближний Восток окажется под преимущественным влиянием ислама. Несмотря на то, что связи между европейским и ближневосточным мирами сохранялись, и сегодня, с падением влияния религии, только усиливаются, многовековой культурный барьер, возникший между ними, по-прежнему дает о себе знать, выражаясь в многочисленных взаимных фобиях и предубеждениях.

Два других великих евразийских цивилизационных региона в контексте данной работы нас интересуют намного меньше, поэтому дадим здесь их сугубо схематичное описание. Первый регион — это индийский (включающий, помимо собственно Индии в ее нынешних границах, также ряд сопредельных стран). Второй регион — Дальний Восток, включающий Китай, Японию и Корею.

Безусловно, между тремя названными цивилизационными регионами Евразии никогда не существовало жестких границ, и культурные, технологические, идейные обмены происходили с древних времен (для примера, можно упомянуть исламизацию Индии в эпоху Великих Моголов или проникновение буддизма на Дальний Восток, пересечение индийских и китайских влияний во многих странах юго-восточной Азии).

За пределами Евразии и северной Африки существовали индейские цивилизации Америки, которые погибли в результате европейской экспансии, послужив субстратом для сложившихся здесь в Новое время европеизированных традиций. Что касается южной и центральной Африки, а также островов Индийского и Тихого океана, то здешние социумы в массе своей так и не смогли самостоятельно подняться выше первобытного уровня, став объектами европейской цивилизационной экспансии.

Вплоть до Нового времени между локальными цивилизациями существовал относительный паритет в уровнях развития. В Новое время происходит скачкообразное усиление западного мира на фоне стагнации и упадка других локальных цивилизаций. В итоге весь мир оказался ареной глобальной цивилизационной экспансии Запада, многовековые культурные барьеры оказались взломаны, культурные границы — размыты. Новый, невиданный ранее по масштабам виток глобализации мира означал и неизбежную вестернизацию.

 

---

Окончание — здесь

— «Русский мир» в контексте глобальной вестернизированной цивилизации
— Белорусская идентичность: между русофильством и западничеством
 

---