---

Я всегда с почтением относился к краеведам, которые с невероятным упорством и дотошностью копаются в прошлом родных мест, и старался следовать их примеру.

Их от историков отличает минимум интерпретаций и личных амбиций, так как они, как никто другой, понимают хрустальную хрупкость того материала, с которым имеют дело.

Конечно, как у всех исследователей, и у них случаются промахи, но они легко их признают, поскольку их главная цель — дойти до истины.

Будем считать, что и эта статья — не строгое исследование, а набросок для размышлений над прошлым нашей Родины, и конкретно — тех мест, откуда произошло название «литвины».
 

---

 

Следует признать, что советская историография действительно пестрела белыми пятнами, а то, что выдают наши «шчыроўцы бацькаўшчыны» в публикациях и интернете, — больше походит на желание рассказывать сказки взрослым людям на сон грядущий.

Наигравшись с кривичами в начале 90-х, покатилась новая волна — в литвинов сегодня стали рядится все любители вышиванок и, как ни странно, даже выходцы из семей, родственники которых в конце 50-х — начале 60-х перекочевали в Израиль и Америку.

В период подготовки своего очерка о родных местах, где некогда проживали литвины, мне удалось раздобыть обстоятельное исследование известного слависта, профессора Вроцлавского университета Франтишка Селицкого под названием «Даўгінаўска-Будслаўска-Крывіцкі рэгіён на былой Віленшчыне».

Недавно оно опубликовано во втором номере ежегодника «Вілейскі павет».





Таким образом вилейские краеведы отметили 15-летие кончины поляка и в то же время — «шчырага беларуса» Франтишка Селицкого, который ушёл в лучший мир 2 сентября 2001 года.

Я на седьмом небе от того, что вместе с этой фундаментальной работой опубликован и мой очерк о сложной судьбе родных мне людей, чьи фотографии попали на обложку издания.

К тому же, как оказалось, Франтишек Селицкий — наша дальняя родня, поскольку женился на Изабелле Белозерской, родной племяннице моего прадеда, долгиновского волостного старшины Игнатия Савицкого.



Франтишек Селицкий (в шляпе) с семьей.


Пастух и тракторист, депортант из Западной Белоруссии в Алтайский край, солдат, а потом офицер польской пехотной дивизии им. Тадеуша Костюшко, Франтишек Селицкий мечтал учиться.

После войны он поступил во Вроцлавский унивеситет, связав с ним всю свою жизнь.

Ассистент, доцент, профессор, декан кафедры русской филилогии университета, Селицкий, как писали его коллеги, не только «узбагаціў палетак польскай русістыкі распрацоўкамі па старажытнарускай літаратуры, а таксама па творчасці Гогаля, Дастаеўскага, Талстога, Тургенева, Чэхава».

Весом его вклад и «на беларусазнаўчай дзялянцы».

Названия его монографий говорят сами за себя: «Беларускі фальклор» (1983 г.), «Беларускія і рускія песні, спяваныя на Вілейшчыне ў міжваенны перыяд» (1984 г.), «Беларуская літаратура канца XVIII стагоддзя» (1985 г.), «Выбраныя тэксты беларускага фальклору і старабеларускай літаратуры» (1993 г.), «Францыск Скарына ў польской навуцы» (1990 г.)».

К этому далеко не полному перечню работ учёного следует добавить ранее названное краеведческое издание и серию книг про этнографические и фольклорные традиции на его родине — д. Микулино, что в нескольких километрах от моего родного Долгинова.

В этой связи его коллегами совершенно правильно подмечено, что «удзячным нашчадкам ёсць што чытаць і доўжыць».

Будучи в прошлом репатриантом, Франтишек Селицкий, тем не менее, не ощетинился душой, прекрасно понимал роль и взаимосвязь русской, белорусской и литовской культур в мировом пространстве.

Верил в прозрение соседей, которых не выбирают.

Этим проблемам посвящена его статья «Русь — Літва — Беларусь», опубликованная в научном сборнике, приуроченном к 90-летию известно учёного Николая Улащика.

Однако сегодня разговор пойдёт лишь о том, кто такие в представлении профессора Селицкого белорусы и литвины, есть ли между ними разница.

К этому берусь добавить и свои размышления по данному вопросу.


Территория, обозначавшаяся Литовской землёй, в древние времена располагалась в междуречье Нёмана и его притока — Вилии.



Культуры в Вилейском регионе.


Названия значительного количества населённых пунктов в этих краях имеют балтское происхождение, в том числе и в названии моего родного Долгинова, лежит литовское название Dauba (ров, яр).



Долгиново.

Ров или яр некогда разделял Долгиново на две половины. На юго-западной его стороне стояла церковь, а на северо-восточной — костёл и синагога.

Территория около костёла и синагоги считалась центром крупнейшего в Западной Беларуси торгового местечка и до войны была уставлена большими кирпичными еврейскими домами с торговыми лавками.



Долгиновский костёл.


На удивление, культовые учреждения от частых бомбардировок и партизанских налётов в 1944 году не пострадали. Все остальные здания — «мураванкі», были разрушены и местные жители растаскали качественный кирпич на устройство печей.

Как считает Ф.Селицкий, в период первой фазы обелорушивания литовцев этот яр назывался Daubynawa, а позже получил мягкую белорусскую форму Dauhynawa или Dauhinawa.

И всё же названия большинства деревень региона имеют славянское происхождение, что является свидетельством более поздней колонизации этих земель славянами.

Профессор считает, что полностью этот процесс завершился в XVI столетии, однако в белорусском наречии сохранилось много, как он назвал, литвинизмов: адліга, асцюк, бадзюка, бурбалкі, цюпаць, цыркаць, дзірван, груган, гаргара, ёрзаць, лындаць, марматаць, падла, парсюк, пастка, прылабуніцца, пуня, сукаць, шаршатка, ток, тошчы, вадзіцца и т.д.

Эти и другие литвинизмы указывают на давний, балтский языковый субстрат, на который в течение столетий сосуществования напластовалось белорусское наречие.


Как пишут в источниках, русское проникновение на заселенные балтами восточные рубежи началось в VII—VIII веке с прибытием сюда многочисленных племён кривичей, которые вскоре образовали Полоцкое княжество.

В IX—X столетиях полоцкие князья навязали свою власть всей Литве.

В Новгородской летописи сделана, пожалуй, одна из первых ссылок на Литву — отмечен поход киевского князя Ярослава Мудрого (1044 г.), который обложил эти земли данью.

Затем следовал поход на Литву князя Мстислава Владимировича (1130-1131 гг.).

В Ипатьевской летописи сообщается, что представитель Минской княжеской ветви Володарь «ходяше под Литвою в лесех» (не очень понятно, охранял он границу или прятался от полоцкого князя Рогволода).

С 1180-х годов количество русских упоминаний о Литве существенно увеличивается. Литовские войска по приглашению полоцких князей участвуют в походах (в 1180 — на Друцк, в 1196 — на Великие Луки), где занимаются грабежами. В 1183 году они самостоятельно нападают на Псков.

В 1185 году в битве с литовцами погибает Изяслав — представитель полоцкого рода Всеславичей.

В «Хронике Ливонии» утверждается, что литовцы (Lethones) 40 лет терроризировали Ливонию после прибытия туда бискупа Мейнарда.

Про нанесенные христианам обиды со стороны «очень мощной Литвы» шёл разговор во время визита в Рим крещёной знати проживавших в Прибалтике ливов (1188 г.).

В 1190-1193 годах сам Рюрик собирался в поход на Литву, но так и не смог осуществить свои замыслы.

Как известно, населённые пункты севернее течения Вилии в XII веке входили в состав Полоцкого княжества. Именно в то время в 14 км от Долгинова было образовано пограничное местечко Кривичи.


Территории вдоль реки Вилии были местом мирного проживания кривичей с аукшайтами — одним из литовских племён.





Почему кривичи и литовцы сосуществовали мирно, откуда и почему они пришли в эти места, а затем устремились на восток?

Не знаю, с какой стати пишут, что кривичи пришли с юго-запада. Это вносит путаницу и никак не объясняет того, что происходило при их столкновении с балтами, жившими здесь как минимум 4 тысячи лет.

Ответ на эти вопросы поищем, памятуя слова Ключевского, что в истории переселения народов важно знать всё: от природных катаклизмов до розы ветров.

Во II-III веках в районе Балтийского моря было отмечено длительное похолодание. Оно вызвало перемены в устоявшейся жизни славянских, германских и балтских племен проживавших на севере современной Германии и Польши.

Многие племена и народы двинулись на поиски новых мест обитания: сербы и руги ушли на Балканы, готы в северное Причерноморье, вандалы на юг Франции и в Испанию.

Племена, получившие на новых местах поселения название «кривичи», позже всех ушли по Нёману и его притоку Вилии на юго-восток.

Часть из них осталась в междуреченской глухомани, а остальные продолжили движение в восточном направлении, заняв согласно Брокгаузу и Ефрону «верховья Волги, Днепра, Западной Двины, южную часть Озерной области».


Вполне естественно, что вожди племён, оказавшись в очень тяжёлых условиях проживания в лесистой и заболоченной местности междуречья, создали новую система управления, основанную на власти князя-жреца стоящего на вершине жреческой пирамиды.

Звенья этой пирамиды должны были быть чем-то связаны, например, страхом смерти, закрепленным клятвой.

Главной клятвой с глубокой древности была клятва кровью — люди, смешавшие свою кровь и отведавшие ее, становились кровными братьями.

Видимо, потому главный жрец стал называться Криве. Ведь праславянское слово в родительном падеже krъve означало кровь, как и литовское — kraujas и древнепрусское — krawian.

В результате частичного вытеснения и относительно бескровной славянизации местного, менее многочисленного и знакомого кривичам балтского населения образовался целый кривичский регион со смешанной этнической культурой.

Как показали раскопки «длинных курганов», распространенных на территории расселения кривичей в VIII—IX веках, местная материальная культура уже носит смешанные славяно-балтские черты.

Профессор Ф.Селицкий в этих выводах солидарен с белорусскими исследователями и к тому же добавляет:
 

«Відавочна аднак, што крывічы не навязвалі сілай сваю веру літоўцам. Зрэшты, перашкодай была мова».
 

И действительно, те немногие литовцы, которых я ещё застал в детстве, знали белорусский язык, а мы литовский — нет.

Этнический фактор отличал и поселения в деревнях. Только в крупных населённых пунктах, где велась основная торговля, литовцы и славяне проживали вместе, но селились компактоно, на разных улицах.

Как известно, кривичи приняли православие в XI веке (в Полоцке было образовано русское бискупство).

 

Во времена Бориса Давыдовича, княжившего в Полоцке в 1180—1186 годах, во многих местах ориентиром пограничья стали валуны.

В том числе на языческом молельном камне около д. Камено (4 км от м. Долгиново) был выбит православный «Воротишин крест». Однако христианство ещё долгие годы в этом регионе не приживалось.



Валун «Воротишин крест».
     

Лишь в 1455 году (почти через три столетия!) в регионе появилась первая православная церковь в Куренце (35 км от Долгинова).

С середины XIII столетия началось повторное доминирование литовского элемента на наших землях, что объясняется падением Киевской Руси, а также тем, что Полоцкое княжество попало под управление ВКЛ.

Именно рубеж XIII—XIV веков отмечен началом формирования белорусского народа. В этот же период стала формироваться и «старабеларуская мова».

Ответ профессора на вопрос, почему это произошло без большого литовского влияния, таков:
 

«Літва сапраўды атрымала палітычнае дамінаванне, але сама пераняла вышэйшую, чым іх уласная, беларускую культуру. Значыць, гэта сведчыць аб тым, што ў тыя часы не было вострых антаганізмаў паміж тымі двума народамі».
 

Каким образом случилось так, что белорусская культура (а под этим следует понимать уровень всей жизнедеятельности) оказалась более продвинутой по сравнению с литовской?

Ведь междуречье Нёмана и Вилии было в те времена сплошной пущей с заболоченными землями и единичными более или менее многолюдными поселениями вдоль рек и их притоков.

Даже в изданной гораздо позднее (1650 г.) в Вильно книге приора Будславского монастыря Элевтория Зелеевича отмечается:
 

«Дзе перад тым у глыбокіх рэчышчах і глухіх гушчарах драпежныя мядзведзі, ваўкі і іншыя драпежнікі знаходзіліся, там падняўся Касцёл Панскі; дзе быў чутны страшны звярыны рык і жахлівае кліканне пугачоў, там, пры тым жа касцёле ўбогім, вылечваліся нямоглыя, кульгавыя, эпілептыкі, нямыя, зачараваныя, скалечаныя перунамі і ад іншых непрыемнасцей».
 

Да что говорить, в конце 50-х, до начала мелиорации и массовых заготовок леса и торфа, я ещё застал огромные по площади «зыбуны» на болотах вдоль притоков Вилии, в которые проваливались заплутавшие коровы, а бывало, и неосторожные люди.

Как рассказывала бабушка, в царские времена лес подступал под крупнейшее местечко Долгиново, и люди рыли так называемые «ваўкаўні», чтобы избавиться от нашествий волков. Два её пса-волкодава однажды утром притащили к порогу волка, удерживая его с двух сторон за самое уязвимое место — уши.


Ответ на вопрос о большем влиянии белорусской культуры можно искать в нескольких плоскостях, однако не следует сбрасывать со счетов также версию появления в междуреченской глухомани новых переселенцев из Прибалтики — высокоразвитых полабских племён лютичей (вильцев), постепенно переселявшихся в IX—XII веках в междуречье Нёмана и его притоков.



Западные славяне в 800-950 годах.


Некоторые исследователи считают, что именно с их появлением связано невиданное возрастание мощи Новогрудского княжества.

Не вдаваясь в подробности вытеснения славян из Полабья, отметим лишь некоторые важные моменты.

Процесс германизации славянских территорий на севере современной Германии был встречен в штыки ободритскими и лютичскими объединениями славянских племён, которые категорически не воспринимали христианство.

Захваты около трех веков чередовались с успешными восстаниями. Однако в первой половине XII века славяне терпят одно поражение за другим от объединённых сил герцога саксонского Генриха Льва и датчан, умело сыгравших на вековом соперничестве ободритов и лютичей.

В итоге под ударами объединённых войск рыцарей в 1168 году пал стольный святой град — Аркона.



Аркона — священный город славян.


Именно в отношении лютичей и ободритов немцы впервые стали применять тактику выжженной земли, а лютичи отвечали им тем же: поселения немецких колонистов сжигали вместе с их жителями.

Ожесточение сторон — участниц растянувшегося на столетия конфликта следует квалифицировать как результат противостояния двух совершенно противоположных друг другу цивилизаций.

Лютичам оставался один выход — покинуть родину.

Вот что писали об этом немецкие хронисты того времени:
 

«И ушли славяне, жившие в окрестных селениях, и пришли саксы и поселились здесь. Славяне же постепенно убывали в этой земле».
 

 

«Герцог присудил их (славян) к изгнанию и велел всем своим быть готовыми к походу во время жатвы. ...И пришло войско герцога, и никого здесь не нашлось, кто оказал бы ему сопротивление».
 

Таким образом, разразившееся неравное противоборство привело к постепенному исходу славян со своих исконных территорий и переселению их по двум возможным направлениям: через земли лужицких сербов — на юг, в современную Чехию, а через земли поморян — на восток.

Других путей отхода у язычников-славян не было, так как пройти через враждебные им территории католического польского королевства не представлялось возможным.

Вот как описывает немецкий хронист образ жизни лютичей:
 

«И когда бы ни раздался клич военной тревоги, они прячут в ямы все свое, уже раньше очищенное от плевел зерно, золото и всякие драгоценности. Женщин же и детей укрывают в крепостях или, по крайней мере, в лесах, так что неприятелю ничего не остается на разграбление, — одни только шалаши, потерю которых они самым легким для себя полагают».
 

Не находите ли аналогий с тактикой борьбы с захватчиками на наших территориях, господа?

 

---

Окончание здесь

---