Вот мы и подходим к очередной дате. У многих до сих пор кошки скребут на душе, кто-то радуется, кому-то вообще уже всё равно, что случилось двадцать восемь лет назад в прелестной Беловежской пуще. Между тем, с карты мира исчезла сверхдержава, на верность которой присягал каждый пионер и каждый генерал.

Но вот случился казус. А спасателей не случилось особо. Она утонула, как говаривал по другому поводу известный деятель более поздних времён.

Вспоминается дедушка покойный, как сидел в девяносто первом у телевизора и слушал новость о создании, взамен разрушенному СССР, СНГ. Тогда, поначалу, новообразование называли ССГ — Союз Суверенных Государств.
Возможно, старик, Царствие ему Небесное, был чрезмерно радикален в своих суждениях, но, скажем прямо, равноценной замены не произошло. То, что принято называть постсоветским пространством, медленно расползается по швам, укрепившиеся уже хозяева деловито огораживают свои делянки.

Самое неприятное, конечно, что это огораживание сказывается на отношениях людей. В первую очередь между ними, а не между инстанциями, чертят границы и воздвигают преграды. Инстанции же запросто летают друг к другу на переговоры за счёт подданных. Для инстанций препятствий нет.
 

Можно ли было сохранить Союз? Ну конечно, можно. И, конечно, он был бы другим.

Неутомимые ораторы, без конца толкующие о том, что детище Ленина было «нереформируемо», забывают о том, что первый год при том же Ленине СССР был одним, при Сталине другим, при Хрущёве третьим, при Брежневе снова другим, и так далее. Между Троцким и каким-нибудь Андроповым пропасть, как и между их временами, между соответствующими нравами, отношениями и институциями.

Историю Советского Союза назвать застывшей никак нельзя, он быстро менялся, как и полагалось молодому государству, испытывал болезни роста и не выдержал одной из них. Скончался от скарлатины.

Ну а те клоуны, что скулят по поводу отсутствия колбасы в позднем Совдепе, очевидно, посоветовали бы и Дэну во времена бедности для решения проблемы развалить Китай. Слава Будде, что у китайцев таких идиотов не было.

Тем не менее, история не знает сослагательного наклонения. Скончался — значит скончался. Поздно хрустеть.
 
На самом деле, любая ностальгия довольно комична и непродуктивна, и если уж приспичило ностальгировать, то по будущему, которое хотя бы теоретически может быть лучшим.

Иное дело, что в советском прошлом действительно имелся шанс великого будущего, устройства общества по совсем иным лекалам, нежели оно кроилось до этого.

Да, почва, на которой зрели ростки этого будущего, сырая глина советской реальности, была груба и неоднородна. Зачастую это была совершенно чудовищная хтонь. Но те самые ростки были бесценны, потому что тянулись к новому небу.

Именно их и вытоптали, уничтожив Советский Союз. Об этом трудно не вспоминать.

Но и это только воспоминания. Самое главное, важнейший экзистенциальный бонус, полученный от распада нами, рождёнными в СССР: существование без Родины бесприютно и трагично, однако даёт массу невозможных для того, у кого Родина есть, степеней свободы.
 

Советский сегодня значит свободный. Вот почему советских людей не то что не становится меньше, а ещё и ширится-растёт психоделическая армия.

Им, то есть нам, не нужна ностальгия. Чтобы жить стало лучше, жить стало веселей, чтобы революционная работа спорилась, необходимо провести ребрендинг советского человека, каковых всё ещё большинство на улицах и в жилищах.

Рождённый в СССР — не вылезший из порванной теплицы рохля, неприспособленный вымирающий вид, осоловевший от ужасов холодного внешнего мира. Ещё как приспособились, причём далеко не самые лучшие экземпляры.

Это и не пафосный патриотик-идиотик из попсовых песенок. «Нет у вас Родины, нет вам изгнания» — сказано провидцем Лермонтовым как раз про грядущих советских людей после девятьсот девяносто первого.

Родина обретается один раз; раз и навсегда теряется. И произошедшая потеря, безусловно, — великая, определяющая личность травма.

Сколько бы вы ни пытались увлечь бывшего советского новыми кондовыми патриотизмами, косоворотками, вышиванками, тюбетейками, ермолками или папахами, сколько бы ни рассказывали ему про доброго государя-императора или невмиручего героя Бандеру, — сущность его, ментальная матрица заложена давным-давно в несуществующей стране под красным знаменем.

Тем самым знаменем, которому он с октябрятского возраста приносил клятву. Попытка привить на эту почву зёрна местечкового чванства порождает, как известно, ужасные плоды.
 

Присяга даётся только один раз. В противном случае это не присяга, а художественный текст.

Повторю: советский человек, каких большинство, есть человек без Родины. С гораздо большим основанием может он так себя назвать, чем автор одноимённой книжки Воннегут, светлой памяти Курт.

В истории ничто, по большому счёту, не ново, бывало и такое.

В популярном искусстве существует целое направление, посвящённое людям, у которых не осталось ничего, кроме седла под седалищем, собственной индивидуальности и смутных снов о чём-то большем, чем стакан в кабаке.

Я имею в виду вестерны, где главный персонаж — одинокий волк, всех станов не боец, но только гость случайный, появляющийся и исчезающий на горизонте то с кровоточащей раной, то со случайной добычей, только на себя полагающийся и ствол ложивший на мейнстрим городка, в который судьбинным ветром занесло. И ветер пробирает до костей, но герой сражается и утверждает свой суровый принцип, бесприютный и полупонятный.
 

Если мы будем так позиционировать советского человека, то правильно поймём себя, окружающих, и время, в котором живём. И поможем это сделать другим.

И только после того, как это понимание будет достигнуто, сможем перейти к строительству новых форм существования и взаимодействия.
 

---

---