Витязь на распутье :: IMHOclub - Территория особых мнений

БЕЛАРУСЬ. ИСТОРИЯ

07.08.2022

Артём Бузинный

Магистр гуманитарных наук

Витязь на распутье

об уклонах и генеральной линии

Участники дискуссии:

9

46
Последняя реплика:

больше месяца назад

Владимир Бычковский, arvid miezis, Леонид Радченко, Сергей Леонидов, Юрий Васильевич Мартинович, Марина Зимина, Борис Мельников, Артём Бузинный, Roman Romanovs

Своими вожаками крестьяне выбирали далеко не самых тёмных, а напротив, наиболее продвинутых – отслуживших в армии, имевших опыт работы на заводе, получивших образование или хотя бы просто владеющих грамотой. Весь в целом городской рабочий класс России был в социальном смысле тысячами нитей связан с крестьянством – начиная с деревенского происхождения абсолютного большинства рабочих и заканчивая тем, что многие из них продолжали иметь хозяйство в деревне, а в городе ощущали себя скорее "на заработках".

Эта тесная связь с одной стороны революционизировала городских рабочих. Американский антрополог Эрик Вольф пришёл к выводу, что:

Революционная активность, очевидно, является результатом не столько роста промышленного пролетариата как такового, сколько расширения промышленной рабочей силы, все еще тесно связанной с деревенской жизнью… сама попытка среднего и "свободного" крестьянина остаться в рамках традиций делает его революционным

(Вольф Э. Крестьянские восстания // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире: Пер. с англ. / Сост. Т. Шанин. – М.: Прогресс-Академия, 1992. – С. 300-301).

С другой стороны постоянные контакты с получившими опыт городской жизни односельчанами приучали деревню видеть и осознавать ценность образования, науки, технических достижений, оценивать удобства и достоинства городского образа жизни. В результате этого идеалом крестьян к эпохе русских революций был вовсе не откат в архаику.

В письме И.И. Скворцову-Степанову Ленин жёстко критикует этот предрассудок, механически усвоенный нашими евроцентристами от европейцев:

Воюя с народничеством как с неверной доктриной социализма, меньшевики доктринерски просмотрели, прозевали исторически реальное и прогрессивное историческое содержание народничества… Отсюда их чудовищная, идиотская, ренегатская идея, что крестьянское движение реакционно, что кадет прогрессивнее трудовика, что "диктатура пролетариата и крестьянства" (классическая постановка) противоречит "всему ходу хозяйственного развития"

То есть для наиболее дальновидных из большевиков к этому времени стало очевидно, что носителем прогресса в России был отнюдь не либеральный профессор-кадет в песне и с тросточкой, а “сознательный”, грамотный, крестьянский парень, пусть и в лаптях, но тянущийся к цивилизованной жизни.

Деревня в массе своей была готова к модернизации и вполне сознательно желала всех выгод, которые она могла дать. Мужик с удовольствием переобулся бы из лаптей в фабричные сапоги, а то и щегольские штиблеты, он с готовностью сменил бы соху на трактор, а убогий хлеб с лебедой на телячью отбивную. И детишек своих с радостью отправил бы в школу и в университет. В качестве примера можно привести хотя бы одно обстоятельство, более чем красноречиво характеризующее “просвещенческую” ориентацию коллективного сознания тогдашней русской деревни. Все 100% проанализированных документов, фиксирующих позицию крестьянства по разным общественным вопросам – "приговоры" общинных и волостных сходов, наказы думским депутатам, петиции властям и Крестьянскому Союзу – содержат требование всеобщего и бесплатного образования
(Шанин Т. Указ. соч. С. 222).

Это было главным в списке "неэкономических" требований крестьян.

Проблема была только в том, что ни на приличное образование, ни на все другие вышеперечисленные блага цивилизации русский крестьянин не имел средств. И он скорее всего прекрасно понимал, что надвигающийся из Европы капитализм лишит его и того немногого, что он имеет. А кто не понимал, тот хотя бы, по крайней мере, инстинктивно чувствовал, что именно европейский капитализм и есть основное препятствие на пути модернизации русской деревни.

По оценке Ленина лучше всех это полуинстинктивное отрицание русской деревней капитализма, как несущего деградацию, а не прогресс, передал Лев Толстой:

Его непреклонное отрицание частной поземельной собственности передает психологию крестьянской массы… Его непрестанное обличение капитализма передает весь ужас патриархального крестьянства, на которое стал надвигаться новый, невидимый, непонятный враг, идущий откуда-то из города или откуда-то из-за границы, разрушающий все “устои” деревенского быта, несущий с собою невиданное разорение, нищету, голодную смерть, одичание, проституцию, сифилис

(Ленин В.И. Л.Н. Толстой // Л.Н. Толстой в русской критике: Сб. ст. / Вступ. ст. и примечания С. П. Бычкова. — 2-е изд., доп. — М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952. — С. 64).

Русский крестьянин чувствовал социальным инстинктом ту альтернативу, которую Роза Люксембург сформулировала, исходя из своих теоретических обобщений, легших в основу современного мир-системного анализа: «социализм или варварство». Позже Сталин на встрече с питерскими рабочими сформулировал ту же мысль так:

Либо Россия станет страной Советов, либо будет колонией западных стран

(газета “Правда”, 05.06.1917 г.).

В массе своей русское крестьянство, не имея развёрнутой и подробной программы строительства современного общества, было готово к модернизации, сознавало её если не необходимость, то желательность, и понимало, что основным препятствием на пути к ней были те ублюдочные формы периферийного капитализма, отягощенные многочисленными феодальными пережитками, угрожавшие утвердиться в России и похоронить её перспективы прогрессивного развития.

Такую программу модернизации русскому селу и всей стране дали народники, а потом её развили их последователи – большевики: "строительство социализма в одной стране". Вернее даже не все большевики, а те, кого можно назвать ленинско-сталинским мейнстримом большевизма. В самом сжатом виде этот народнический подход, усвоенный ленинизмом, был сформулирован самим Лениным: трудовик, то есть грамотный, "сознательный" крестьянин, прогрессивнее буржуазного либерала-кадета в пенсне и котелке. Для ортодоксальных же марксистов – меньшевиков и троцкистов – либералы-западники были однозначно прогрессивнее, да и в чисто социальном смысле гораздо ближе, понятнее и приятнее, чем лапотный мужик в вонючем армяке.

Крестьянство же не только дало советскому проекту его название и базовую, "низовую" политическую структуру – советы, как традиционная форма сельского самоуправления, – но и задало общий вектор процессу воплощения в жизнь всего проекта. Вектор этот исходил из такого базисного свойства традиционного русского жизнеустройства, как общинность, соборность, примат коллективного над индивидуальным.

Вопреки евроцентристским представлениям, обязательно жёстко связывающим это свойство с архаикой, на протяжении своей истории русская община оказалась в историческом и социальном смысле удивительно пластичной, включаясь в совершенно разные экономические и технологические уклады. В качестве производственной структуры она могла принимать совершенно различные формы: не только привычный земледельческий "мир", но и промысловая, ремесленная или торговая артель. Как утверждал князь Александр Васильчиков, экономист славянофильской ориентации:

Русская артель, как и русская община, представляются мне учреждениями, глубоко исходящими из недр русской земли. Я считаю, что артель, точно так же, как и ссудно-сберегательные товарищества, круговая порука, взаимное страхование, прямо исходит из того начала, которое образовало общину в России

(Стенографический отчёт политико-экономического комитета Императорского Вольного экономического общества. 5 января 1872 года // Труды Вольного экономического общества. 1872. Т. 2. Вып. 2. С. 210).

И то, что иногда терминологически неверно называют "старообрядческим капитализмом", существовало также в форме артелей – религиозных общин, коллективно владевших целыми промышленными предприятиями
(Пыжиков А.В. Грани русского раскола. Заметки о нашей истории от XVII века до 1917 года / Александр Владимирович Пыжиков. – М.: Древлехранилище, 2013. – С. 167-180).

Так же вопреки западным теориям гражданского общества нет обязательного знака равенства между общинностью и догосударственным локализмом, противостоящим более широким и более современным формам человеческого общежития – национальным и имперским государствам. Во многих документах, отражающих мировоззрение русской деревни начала прошлого века – наказах, петициях, "приговорах" – присутствует не только забота о своих чисто локальных делах, а вполне ясно изложено, как крестьяне видели правильное, по их мнению, устройство большой, многонациональной Русской государственности. Она представлялась им в виде "Вселенского мира" – государства, как большой "общины общин", объединяющей всю, доступную крестьянскому пониманию "Вселенную"
(Шанин Т. Указ. соч. С. 222).

То есть община отнюдь не обязательно тянет общество в архаику, в виде общей социально-экономической и организационной рамки она вполне может сочетаться с самыми современными технологическими укладами и политическими формами. Во 2-й половине ХХ века сложилась научная школа Игоря Фроянова, развивавшая теорию "общинности без первобытности", как магистрального исторического пути России. Но уже и в ХІХ веке русская мысль приходила к пониманию того, что община не тормоз, а напротив – трамплин для модернизации. Именно на этом представлении основывались все многочисленные модернизационные проекты, предлагавшиеся такими течениями русской мысли, как славянофильство и народничество.

В частности народники и делали главный акцент на том, что крестьянская община – это готовый зародыш социализма, в котором скрыты потенции движения к самым высокоразвитым общественным формам.

Именно этот принцип народничества и был положен большевиками-ленинистами в основу советского проекта, исходившего из осознания не просто необходимости, а кровной заинтересованности всей России в строительстве социализма, опирающегося на собственные традиции. А поскольку высшие классы с петровских времён подвергались европеизации, то практически единственным носителем русских традиций осталось общинное крестьянство и та часть рабочего класса и мещанства, которая не успела порвать связи с деревней.

Однако это строительство было невозможно без достижения максимальной степени независимости от Запада, поскольку не только его правая, но и левая часть в лице тех же Маркса с Энгельсом открыто объявляла, что “русским варварам” нельзя дозволять жить иначе, как под "контролем и надзором Европы". Отсюда происходят "милитаристские" и "тоталитарно-мобилизационные" черты того "реального социализма", в котором советский проект воплотился в исторической практике ХХ века.

Крестьянин-середняк, как "класс-гегемон" революции, определил другую характерную черту всего проекта: место СССР в человечестве, как мирового "среднего класса" – между западным "золотым миллиардом" и нищим "Третьим миром".

И опять-таки сугубо крестьянские мечты об идеальном государстве, как "вселенском мире", "общине общин", определили те формы советского патриотизма, которые западному человеку казались воплощением "несвободы" и "подавления личности": ощущение страны, как "Родины-Матери", а её населения, как “Семьи народов”, в отличие от западной "нации" – продукта контракта свободных индивидов, глава государства, как "отец народов", в отличие от западных лидеров – "наёмных менеджеров", понимание социальных обязанностей, как долга, служения, а не работы по найму.

***

Суммируя вышесказанное, повторим, что как в начале прошлого века, так и сегодня русская цивилизация строит перед необходимостью выбора из нескольких альтернативных образов будущего.

Один из них – это западнический проект сдачи России под "контроль и надзор Европы". Другой – это вариации националистического изоляционизма, отрицания прогресса и культивирования разных форм социальной архаики – "будущее, как прошлое". Все попытки реализации этих вроде бы отрицающих друг друга сценариев в итоге вели и ведут к одному – к порабощению все тем же Западом. Разделяющие эти образы будущего в начале прошлого века были сосредоточены практически исключительно в высших классах общества.

Вокруг третьего пути – советского – объединились не только часть образованных и высших классов России, но и самые широкие народные массы – крестьянство и тесно связанный с ним рабочий класс. Сущностные, смыслообразующие узлы этого сценария: социализм России необходим, как воздух, строительство социализма невозможно без опоры на собственные традиции – прежде всего традиции общинного крестьянства, необходимым условием такого строительства должно быть достижение полной экономический, культурной, технологической и прежде всего военной независимости от Запада. Причём у того же Запада могут заимствоваться любые инновации, но критерий их отбора должен быть опять-таки свой, отечественный – традиции русского, белорусского и других коренных народов России.