В мире прекрасного
08.10.2017
Александр Филей
Латвийский русский филолог
Вдохновлённая свыше
О главном отличии русской литературы
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Дарья Юрьевна,
Phil .,
доктор хаус,
Владимир Бычковский,
Леонид Соколов,
Ян Заболотный,
Андрей Алексеев,
Борис Бахов,
Маша Сковородкина,
Марк Козыренко,
Johans Ko,
Ольга  Шапаровская,
Инна  Дукальская,
Jelena Lendova,
arvid miezis,
Товарищ Петерс,
Леонид Радченко,
Гарри Гайлит,
Владимир Иванов,
Vlad Bujnij,
Aisek Brombergs,
Сергей Радченко,
Юрий Васильевич Мартинович,
Владимир Алексеев,
Сергей Муливанов
Чем русская литература принципиально отличается от западной?
В нашей есть душа, и она занимает ключевое место в системе ценностей героев. Материальный достаток и цивилизационный комфорт — это то, к чему яростно стремится герой западной литературной традиции. Он успешно справляется с жизненными неурядицами, решает свои финансовые проблемы, покупает дом, она приходит к нему, и оба живут максимально долго и счастливо, утешая друг друга в чистоте и уюте.
В русской литературе такая ситуация — это, скорее, стартовые условия.
Чего не хватает Евгению Онегину — жизнь удалась, деньги льются рекой, девушки любят со всех сторон, встаёшь, когда хочешь (пожалуй, самое главное) и ложишься, когда хочешь: вроде бы всё есть — и, естественно, наследник всех своих родных.
У Пьера Кирилловича Безухова тоже замечательная начальная платформа: счастливейший наследник богатейшего вельможи Российской империи ещё екатерининских времён, общественное признание, ветреная, разгульная, но вполне себе хитроумная жена, да и цепкий, домовитый тесть-накопитель, с которым точно не пропадёшь. Казалось бы, утешайся своим статусом самого влиятельного царедворца и не желай ничего большего.
Однако нет — тернистый путь для русского литературного героя только начинается.
Один, пресытившись всеми прелестями и соблазнами потребительского образа жизни, испытав все телесные удовольствия, вдруг неизлечимо заболевает не англицким сплином (!), а русской хандрой, едет в глухую деревню, впутывается в странную любовную историю, становится безвольной марионеткой в руках рокового случая, мучается после убийства друга, скитается, влюбляется, а потом, выслушав невероятно глубокий и вдохновлённый монолог, оказывается «как будто громом поражённым», точнее, озарённым. И, кажется, начинает что-то по-настоящему понимать и осмыслять сердцем.
Второй же не удовлетворяется обретенными золотыми горами и думает о высшем смысле своего существования, жаждет выхода своей вере, своим тайным импульсам, интуитивно ищет идеал.
Западный человек — насквозь рационалист, он уже мало верит в душу, а наш человек, пусть даже такой практически безнадёжный, как Евгений Онегин, «как-нибудь» воспитанный на основе материалистических ценностей постпетровской эпохи, на определённом этапе слышит зов души, которая нуждается в спасении — и идёт к нему.
Наши литературные традиции — это неизбежное отражение наших миров и мировоззрений.
«Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов…» — так просто, но так многообещающе начинается один из самых глубокомысленных и проникновенных рассказов Ивана Алексеевича Бунина «Чистый понедельник».
У главной героини есть всё, о чём она может мечтать, но она — поначалу невольно, неосознанно — стремится к чему-то другому, к чему-то высшему. Главному герою, в свою очередь, нравятся рестораны «Прага», «Эрмитаж», «Метрополь», а она всегда тянется к храму Христа Спасителя и собору Василия Блаженного; он водит её на «капустники» и лекции популярных лидеров символистского движения, он в восторге от «чего-то парижского», а её душа устремляется к сакральной — допетровской — Руси и красотам заречной снежно-сизой Москвы.
В конце концов она одаряет его телесной близостью, которая оказывается и духовным даром главному герою (от лица которого ведётся повествование), и посвящает себя Богу. В этом небольшом, но грандиозном рассказе заключается кодовый смысл всей сотериологической основы русской классической литературы.
И неясно — начинает ли в конце рассказа главный герой «я», по-онегински громом поражённый, понимать, что с ним произошло и как ему дальше быть? На этот явно не заданный, но внутренне проговорённый вопрос каждый читатель, так или иначе сравнивающий себя с героем, ответит самостоятельно.
Западная литература, моделируя «счастливый конец», не предлагает нам выбора — мы должны без возражений принять «благополучный» сценарий, а русская литература, вдохновлённая свыше, любит нас и призывает нас выбирать.
А напоследок — слова самого Бунина: «Я благодарю Бога за то, что Он дал мне написать «Чистый понедельник».
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Александр Гапоненко
Доктор экономических наук
Книгоиздание и библиотеки
как институты формирования россиянства
Александр Гапоненко
Доктор экономических наук
Инструменты строительства русской нации
Язык и литература. 2 часть
Александр Гапоненко
Доктор экономических наук
Инструменты строительства русской нации
Язык и литература. 1 часть
Павел Шипилин
Политический аналитик
КОМПЛИМЕНТАРНО О РУССКОМ ЯЗЫКЕ
правописание
ОБЫКНОВЕННЫЙ НАЦИЗМ
КАК СОЗДАТЕЛИ RAIL BALTICA ПЫТАЛИСЬ ОБМАНУТЬ ГЕОГРАФИЮ
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА
Это Вы как нерусский рассуждаете? Или Вы как русский знаете лучше, как жилось нерусским?
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО СЕРГЕЯ СИДОРОВА
Из разговора врачей(англоязычных):Ну, коллега, будем лечить или она сама загнется?!