Присоединяйтесь к IMHOclub в Telegram!

Шаг в сторону

03.03.2016

Автор .
Беларусь

Автор .

Публицист

Танк в непролазной грязи

Выдержки из дневников народного поэта

Танк в непролазной грязи
  • Участники дискуссии:

    4
    7
  • Последняя реплика:

    больше месяца назад

 


Меня всегда смущало, что в созданном нашими национал-либералами пантеоне героев Беларуси никогда не находилось места для самого, пожалуй, выдающегося белорусского поэта Максима Танка.

В кругу либеральной интеллигенции его, конечно, уважали, хвалили, но всё как-то издалека.

Если, например, различную мишуру с изображением Богушевича, Купалы, Коласа, Богдановича или Быкова можно встретить на каждом углу, то с Танком всё гораздо сложнее.

Причина подобной избирательности кроется в личности поэта, который, в отличие от многих своих белорусских коллег по перу, не отказался от идеалов своей юности в переломное для нашей страны время в конце 1980-х — начале 1990-х годов.

В своё время Танк, будучи членом КПЗБ, был активным участником коммунистического подполья в Западной Беларуси и дважды арестовывался польскими властями, поэтому нет ничего удивительного в том, что развал СССР и наступление эры дикого капитализма он расценивал как личную трагедию.

Впрочем, лучше предоставить слово самому Максиму Танку.
 

 

 
Изначально Танк воспринял начавшуюся в стране перестройку с некоторым воодушевлением. Он видел в ней шанс для обновления партии и всего общества, однако, к 1988 году в его дневниках стало появляться всё больше тревожных записей.

Если ещё в январе он довольно сдержанно написал, что не видит выразнай праграмы перабудовы нашага жыцця, то уже в марте настроение поэта совершенно подавленное: З кожным днём жыццё становіцца горкім і апастылым.

Июльские записи и вовсе полны безысходности: “А ў краіне — поўны разброд, які чамусьці называем перабудовай. Часам цяжка зарыентавацца. Бюракраты хаюць бюракратаў, хабарнікі — хабарнікаў, мяшчане — мяшчан, п’яніцы — п’яніц, халтуршчыкі — халтуршчыкаў. Пачаўся падзел на групы, партыі, касты, розныя нацыянальныя і рэлігійныя згуртаванні… усё гэта пагражае спадам і развалам эканомікі, якую і так падсеклі пад корань забастоўкі, няспынныя аварыі, хаос у сельскай гаспадарцы і прамысловасці. Відаць, увайшлі мы ў такую зацяжную крызісную паласу, што невядома калі і як удасца выбрацца”.

Многое из того, что происходило тогда в стране, казалось Танку попросту диким и неуместным: “Становічша ў краіне ўсё больш становіцца трывожным, а па тэлебачанні — танцы, песні, музыка. У Маскве адкрываецца клуб гульні ў гольф. Каб жыць і тварыць далей, трэба зноў нарадзіцца, трэба ўсё пачынаць з азоў. У мяне ўжо на гэта няма ні часу, ні рашучасці, ні сіл”.

Последняя фраза особенно показательна. Советская творческая интеллигенция находилась в полной прострации: более пронырливые её представители старались двигаться в общем “демократическом” русле, иные же (такие как покончившая с собой в ноябре 1991 года Юлия Друнина) так и не смогли приспособиться к новым условиям.
 

Танк, конечно же, ни о каком самоубийстве не помышлял, но и в демократы записываться не спешил. Он просто наблюдал со стороны.

О появлении в прессе первых материалов о Куропатах и о знаменитом разгоне организованного Белорусским народным фронтом митинга на “Дзяды” Танк отзывался в своих дневниках одной-двумя фразами.

Впрочем, в этом нет ничего удивительного. На тот момент поэта больше волновали языковые проблемы, нежели политические: А ў нас катастрафічнае становішча з беларускай мовай. Усе нашы галашэнні на гэту тэму нікога не цікавяць. Неабходна, как наша мова стала дзяржаўнай, і гэта было ўзаконена ва ўсіх установах, у штодзённым жыцці”.

При этом, конечно, не стоит записывать Танка в вульгарные белорусификаторы. В марте 1989 года он с негодованием отметил, что зараз ідзе засцянковая ідэалізацыя ўсяго беларускага.
 
В 1989 году местные “идеалисты” из БНФ всё чаще начинают говорить о возможном европейском будущем Беларуси, однако Танк инстинктивно чует, откуда дует этот ветер демократических перемен: Яшчэ ніколі ў нас не было такого балагана. Наша дэмакратыя стала падобнай да былой шляхецкай. Шмат каму яна імпануе, бо Захад ёй апладыруе”.

Поэт был абсолютно уверен в том, что сложившаяся в стране ситуация была бы невозможной без вмешательства извне:

“Агулам, я ўсё больш і больш пераконваюся, што развал ідзе па загадзя распрацаваным замежнымі палітыкамі ў саюзе з нашай апазіцыяй сцэнарыі. Я гэта адчуў яшчэ тады, калі мы, пісьменнікі, былі на сустрэчы з Гарбачовым у Маскве, калі яшчэ рознымі аб’яднаннямі пасылаліся заахвочвальныя і віншавальныя тэлеграмы, калі розныя нат замежныя пасланцы і эмісары пачалі гастраліраваць па рэспубліках і кансультаваць, як арганізаваць забастоўкі, якія ставіць патрабаванні, ультыматумы…”


Тут стоит отметить, что отношения Танка с белорусскими националистами (одими из тех, кого консультировали иностранные эмиссары) не заладились с самого начала.

Для разного рода “змагаров” он являлся олицетворением всего советского: коммунист, народный поэт БССР, депутат Верховного Совета СССР.

Националистическая пресса поливала его грязью, сторонники Народного фронта слали ему анонимки с угрозами и оскорблениями, а однажды кто-то позвонил на домашний телефон поэта и обложил его матом за выступление на вечере, посвящённом 50-летию воссоединения Западной Беларуси с БССР.

Никаких иллюзий относительно будущего, которое собираются строить все эти персонажи с маниакальными наклонностями, Танк не питает: І так, у Літве пачынаюць паліць кнігі Юозаса Балтушыса. Мяркуючы па ананімках і тэлефонных званках, хутка ўспыхнуць падобныя кастры і ў нас”.

Неудивительно, что поэт не испытывал симпатий к националистам, которых он называл не иначе как спекулянтамі і экстрэмістамі”.
 
В своих дневниках Танк с завидной скрупулёзностью фиксировал тот националистический психоз, что охватил республику.

От пресловутого “вяртяння імёнаў”: З. Пазняк піша ўспаміны пра свайго дзеда — былога рэдактара “Беларускай крыніцы”, якога ён у вочы не бачыў. Агулам, зараз многія даследчыкі ўзяліся за Заходнюю Беларусь, пагалоўна ўсіх — нават яе друкароў — уводзячы ў ранг змагароў-адраджэнцаў” до моды на шляхетство: “У нас паўстала новае аб’яднанне ці арганізацыя былой шляхты, якая ўжо налічвае некалькі дзесяткаў чалавек. Не ведаю, ці ёсць тут чым ганарыцца, бо іменна шляхта першая здраджвала свайму народу і была на паслугах “сильных мира сего”, за што пераважна і атрымлівала свае званні і прывелеі.”

Обратил Танк внимание и на другие веяния нового времени: “Моднымі становяцца рэлігійныя святы, царкоўныя абрады, нат зборнікі некаторых паэтаў нагадваюць малітоўнікі ці кантычкі вернікаў. Усё гэта, здавалася б, павінна было паўплываць на рост нашай т. зв. духоўнасці. Ды — не! Колькасць жахлівых забойстваў і злачынстваў з кожным днём расце і расце”.

Порой эта “духовность” принимает и вовсе нелепые формы: “Чуваць, збіраюцца кананізаваць ксяндза Адама Станкевіча. Постаць гэта цікавая і заслугоўвае на ўвагу нашчадкаў, толькі рабіць з яго святога няма ніякай патрэбы. Але ж мы не можам не давесці ўсё да абсурду”.
 

Ситуация с канонизацией боготворимого многими “свядомымі” историками А. Станкевича весьма характерна для той эпохи.

Началась постепенная замена одних исторических мифов другими. Бывшие комсомольские работники, сотрудники идеологических отделов и т.д. спрятали подальше свои партбилеты и, обвесив себя с ног до головы национальной символикой, в мгновение ока превратились в “адраджэнцаў”.

Вскоре появились и новые “герои” — из недр архивов стали всплывать имена давно забытых графоманов, пилсудчиков и полицаев.

Вначале Танк отнёсся к этому процессу осторожно: Зараз многіх у нас захапіла гісторыя, ці, больш дакладна, гістарычная міфалогія. Відаць, гэта натуральная рэакцыя пасля шматгадовага нігілізму да нашай мінуўшчыны. Галоўнае, каб не ўпасці тут у самазахапленне, не згубіць пачуццё меры, як гэта было ўжо ў нашых суседзяў”.

Однако позже, когда вся эта шумная пропагандистская кампания националистов стала выходить за рамки разумного, поэт отметил: “Чытаючы зараз нашых некаторых паэтаў і гісторыкаў, атрымліваю ўражанне, што мы — самыя высакародныя і сумленныя, а ўсе суседзі нашы — разбойнікі. Літоўцы захапілі Вільню, латышы — Латгалію, палякі — Беласточчыну і частку Белавежы, рускія вырадкі і бандыты — Смаленшчыну, украінцы — частку Палесся… Усе войны нашы былі справядлівыя. А ўсе каралі, магнаты — святыя і патрыёты”.
 

Между прочим, в отличие от многих тогдашних радетелей за счастье белорусов, Танк обращал самое пристальное внимание на проблемы, с которыми столкнулось в начале 90-х белорусское население Белосточчины: А на Беласточчыне, чуваць, ідзе татальнае наступленне на беларушчыну. Адным словам, лінія Пілсудскага ў замежнай палітыцы якой была пры яго жыцці, такой і застаецца: «Наша поле дзеяння ёсць на Усходзе, там можам быць дужымі… на Захадзе нічога нас не можа чакаць, як толькі ўлажэнне Захаду ў дупу»”.

Чуть позже к этой дневниковой записи присоединилась и другая, более трагическая: Трагічныя справы адбываюцца на Беласточчыне. Сяляне пакідаюць свае вёскі, зямля адыходзіць у дзяржаўны фонд. Аб гэтай дэмаграфічнай катастрофе нельга маўчаць. Нідзе не пакідае нас пракляты прывід асіміляцыі. Зноў, як да вайны ў былой Заходняй Беларусі, гараць праваслаўныя цэрквы, капліцы, дэвастуюцца магільнікі, разбураюцца помнікі савецкіх воінаў, партызан…”

Ситуация в Польше беспокоила Танка и наталкивала на невесёлые мысли: “Зараз многія ў Польшчы дамагаюцца суда над віноўнікамі катынскай трагедыі, толькі як ты іх знойдзеш, як і тых акаўцаў, што палілі падчас вайны і пасля беларускія сёлы разам з людзьмі, аб чым калісьці пісала ў сваей перадавіцы “Трыбуна люду”. Баюся, как сённяшняя наша бязглуздая перабудова не закончылася нечым падобным. Пакуль што не бачу сіл, якія б актыўна супроцьстаялі шавіністычнаму дурману ў нашай гісторыі і літаратуры, не давалі розным байкм і легендам падмяніць праўды. Баюся, каб і сённяшняя перабудова не закончылася падобнай трагедыяй. А да ўсяго ідзе небывалы маральны распад. Усюды растуць шавіністычныя настроі, асабліва супроць чужаземцаў і нат бліжэйшых суседзяў.”
 

Подобные настроения терзали Танка весь первый год белорусской независимости. Дальше, как казалось, будет только хуже: Заканчвае сваё жыццё старое пакаленне, кульгаючы па мыліцах. Усё стала прыкрым. Далей так нельга жыць. На вачах нацыяналізм перараждаецца ў шавінізм. Страшна становіцца за будучыню Беларусі, нашых дзяцей і ўнукаў”.

Поэт беспощаден к националистам: “Па тым, як повдзяць сябе некаторыя нашы змагары за дэмакратыю, я ўсё больш пераконваюся, што яны, перамогшы, стануць не меншымі душыцелямі, як іх сталінскія папярэднікі”.

Где репрессии, там и культ личности: “Відаць, ніяк мы не можам абысціся без культу. Ну, раней было зразумела: ”Устань, каб не сядзець!” Зараз ужо і пры імені З. Пазняка, якога, як казаў В. Быкаў, сам Бог нам паслаў, усе ўстаюць. Хутка і летачысленне весці пачнуць ад даты яго нараджэння, а не ад сатварэння свету ці нараджэння Хрыста”.

Позднее, уже задним числом некоторые из “адраджэнцаў” начнут распространять байки о том, что Танк был чуть ли не тайным поклонником Позняка на том лишь основании, что в своё время тот помог будущему лидеру БНФ решить проблему с институтом.
 

Несколько иная ситуация сложилась во взаимоотношениях Танка и Василя Быкова.

Уважая последнего как писателя и человека, поэт всегда скептически смотрел на его политическую деятельность: У Народнай газеце” — выступленне В. Быкава на кангрэсеПЭНа, які гэтымі днямі праходзіў у Доме творчасці “Іслач”. Бяда, што ва ўсіх яго апантаных выступленнях, як і ў Пазьняка, я не бачу праграмы выхаду. Адны суцэльныя абвінавачванні. Тое, што яны прапануюць, пагражае нам поўным развалам эканомікі, сельскай гапспадаркі, навукі і культуры, бо і тыя, на каго яны абапіраюцца, не абнадзейваюць, што могуць вывесці з пасткі, у якой мы апынуліся”.

Взгляды Быкова кажутся Танку нелепыми: “У “Правде артыкул Кара-Мурзы, у якім крытыкуе В. Быкава за яго тэорыю, што перамены да лепшага наступяць толькі тады, калі знікнуць з жыцця пакаленні, атручаныя ядам бальшавіцкай ідэалогіі… Памыляецца В.Быкаў. Дзіўна, што такі мастак, які ўмее глыбока заглянуць у тайнікі чалавечай душы, у аналізе грамадскіх, гістарычных падзей аказваецца такім недальназоркім”.

Порой проскакивает и обида. Тут стоит вспомнить случай, когда Танка обвинили в том, что в своё время он выступал против Сахарова. В своём дневнике поэт с негодованием отрицает это и пишет, чтосупраць яго [Сахарова] ніхто з беларускіх пісьменнікаў, акрамя аднаго вядомага класіка, якога я і называць не буду, бо пра гэта ўсе ведаюць, не выступаў.

Это — камень в огород Быкова. Речь идёт о знаменитом открытом письме ряда советских писателей, содержавшем критику “антисоветской деятельности” Сахарова и Солженицына и опубликованном в 1973 году в “Правде”.

Среди подписавшихся был и Быков, который, несмотря на все клятвенные заверения в том, что он не давал своего согласия подписать данное письмо, до конца жизни не мог отмазаться от этого порочащего его “демократическую” биографию факта.

В общем, какие “адраджэнцы”, такое и “адраджэнне”: Большая частка энергіі нашай апазіцыі ідзе на гуканне вясны, перайменаванне вуліц, разбурэнне помнікаў… Хутка ўзвядзем помнік З.Пазняку”.
 

Тем временем в Беларуси ситуация была катастрофической. Цены росли, заводы стояли, впервые за долгое время смертность стала превышать рождаемость.

Даже с учётом того, что смерть стала стоить очень дорого:Ніколі ў мірныя часы смерць не збірала такого багатага ўраджаю. Больш за мільён зараз каштуе пахаванне. Большасць, чуваць, ужо хаваюць у пластыкавых мяшках, а то і проста скідваюць у яму, бо адна труна каля двухсот тысяч. Перажываем не адраджэнне, а нейкае масавае ачмурэнне, якое ў нашым жыцці пачынае займаць усё больш дамінуючае значэнне”.

В самом начале 1994 года Танк оставляет в своём дневнике запись, в которой нет ни намёка хоть на какую-то надежду на лучшее:

Не мінуць нам ні голаду, ні цемрашальства, якія могуць давесці да братазабойчай вайны. Сцэнарый распрацаваны так, што ахоплівае ўсе галіны эканамічнага, культурнага і біялагічнага існавання народу. Дэмантаж Савецкага Саюза адбыўся, зараз працягваецца — рэспублік, краёў, абласцей… Нат і ў нас ідзе гутарка аб самастойнасці «Палісся»”.
 

Довольно интересно отношение Максима Танка к состоявшимся летом 1994 году первым в истории Беларуси президентским выборам.

Поэт с точностью угадал, что в первом туре ни один из кандидатов не одержит победу: Сёння дзень выбараў прэзідэнта Беларусі. Думаю, што на першым туры нічога не вырашыцца”.

Как известно, по результатам голосования во второй тур прошли Лукашенко и Кебич. К слову, победу Лукашенко во втором туре Танк предсказал всё с той же ювелирной точностью.

Что касается его отношения к новоявленному президенту, то стоит отметить, что вначале оно было довольно настороженным. Это неудивительно, если учесть, с каким пренебрежением поэт относился ко всем политикам перестроечной и постперестроечной волны.

Однако довольно скоро Танк стал склоняться к тому, что предложенная Лукашенко программа антикризисных мер является единственным выходом из сложившейся ситуации:

Паслухаў выступленне нашага прэзідэнта А. Лукашэнкі. Карціна сённяшняга становішча вельмі непрыглядная і больш змрочная, як многім з нас уяўлялася. Абнадзейвае тое, што будзе спынена дзікая, зладзейская прыватызацыя важнейшых дзяржаўных прадпрыемстваў, далейшы развал калектыўных гаспадарак, спекуляцыя… Толькі як гэтага дабіцца пры татальным развале эканомікі?

Ценой неимоверных усилий стране удалось тогда выбраться из того затяжного кризиса, в котором она оказалась на первом этапе своей независимости, однако сам Танк, скончавшийся в августе 1995 года, этого уже не увидел.
 

 


За год до своей смерти поэт оставил в своём дневнике запись, которую в какой-то степени можно считать его завещанием потомкам:

А газеты спаборнічаюць у несусветнай брахні, тэлебачанне забіта парнаграфіяй, рэкламай, сцэнамі “салодкага жыцця” нашых бізнесменаў. І ўсё гэта робіцца свядома, планава, якімі б лозунгамі ўсё гэта ні прыкрывалася. І пры ўсім гэтым аж захлынаемся сваёй засцянковасцю, бязглуздым клерыкалізмам. Бяда, што мы ніколі нічога не выпраўлялі і не выпраўляем, пакуль не даводзім да яўнага абсурду. Нават Папа Рымскі, выступаючы ў Эстоніі, сказаў, што ў марксізме ёсць “ядро праўды”. Чамусьці нашы апалагеты капіталізму не ўспамінаюць аб гэтым. Зарана яны паставілі крыж над сацыялізмам, бо ён няўмольна некалі прыйдзе, ачысціўшыся ад усіх першародных грахоў і скажэнняў, культаў. Бо нават усе нам вядомыя рэлігіі мелі не толькі слаўныя перыяды ў сваёй гісторыі. Яшчэ і сёння розныя вызнаўцы Хрыста, Магамеда стагоддзямі вядуць братазабойчыя войны. Адна з найвялікшых небяспек, як здрадніцкай і партацкай перабудовай не адкінулі нас на дзесяткі год назад. Баюся, ці гэта адставанне ўдасца калі надрабіць. Нездарма лідары капіталізму стараліся з намі расправіцца”.
 

               
Наверх
В начало дискуссии

Еще по теме

Артём Бузинный
Беларусь

Артём Бузинный

Магистр гуманитарных наук

СИНДРОМ АХЕДЖАКОВОЙ

Почему наши мастера культуры не с нами?

Артём Бузинный
Беларусь

Артём Бузинный

Магистр гуманитарных наук

К истокам нашей идентичности

Читая Мачинского...

Эльвира Мирсалимова
Беларусь

Эльвира Мирсалимова

Публицист

Писатели без Родины

Апостол белорусской нации

Якуб Колас. Жизнь, отданная народу

ОБЫКНОВЕННЫЙ НАЦИЗМ

Борис, к вашему соседу на соседнем хуторе, регулярно наведываются рэкетиры, забирающие деньги, угоняющие у него скот - ну СКОТЫ же, правда же?!И вы молчите - в тряпочку, мол не мен

КАК СОЗДАТЕЛИ RAIL BALTICA ПЫТАЛИСЬ ОБМАНУТЬ ГЕОГРАФИЮ

К 2000 годому - население Москвы должно было составить 50 млн человек - за счет районов Средней Азии...Аналогично Вашему, Виктория

ПОЛИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА

Это Вы как нерусский рассуждаете? Или Вы как русский знаете лучше, как жилось нерусским?

​ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО СЕРГЕЯ СИДОРОВА

Из разговора врачей(англоязычных):Ну, коллега, будем лечить или она сама загнется?!

БАРКЛАЯ ОСТАВИЛИ В РИГЕ

Что за нападки? В очередной раз? Солгала? В кавычках - это цитата из текста Е. Гомберга на Фб. Вроде как думающим людям понятно, что написано было с иронией...

Мы используем cookies-файлы, чтобы улучшить работу сайта и Ваше взаимодействие с ним. Если Вы продолжаете использовать этот сайт, вы даете IMHOCLUB разрешение на сбор и хранение cookies-файлов на вашем устройстве.