Сегодня СМИ передового мира в экстазе. Обобщенный заголовок — «Жители Гонконга превратили местные выборы в фактический референдум и выбрали демократию».

Цифры повторяются из статьи в статью: беспрецедентная мобилизация избирателей, рекордная явка, свыше 80 процентов мест выигрывают продемократические кандидаты. Старые пропекинские чиновники уступают власть в местных советах молодым (The Wall Street Journal приводит пример: в округе Норт-Пойнт, считавшемся «оплотом лоялистов», 69-летний прокитайский функционер проиграл 22-летнему оппозиционеру, выпускнику колледжа, и это типичная картина).

Эксперты со всего мира надеются, что «Пекин примет четкий и ясный сигнал, посланный народом Гонконга» (читай — пойдет на уступки протестующим). Пока, правда, нет ощущения, что Пекин собирается идти на уступки. По словам главы МИД КНР Ван И, Гонконг был частью Китая и ею останется, что бы ни произошло. А все попытки подорвать стабильность провалятся.
 

…Но для нас в этой истории интереснее другое. А именно: по итогам полугодовых протестов, сопровождавшихся ураганной агиткампанией, во власть одного из крупных мегаполисов двинули люди, менее всего ассоциируемые у нас с типичными азиатскими чиновниками.

Британская «Гардиан» берет интервью у Клариссы Ен, художницы, ставшей политиком и со слезами сообщившей о своей победе в округе Ван Чай. Американская Epoch Times радуется победе профессионального борца за права секс-меньшинств Джимми Шама. Вместо отфильтрованного лидера протестов, профессионального активиста Джошуа Вонга выдвинулся его дублер — и тоже победил.

Среди других новых лидеров политики Гонконга — певица и ЛГБТ-активистка Дениз Хо, профессиональный левак-активист Лен Квок-Хун, экс-студент факультета искусств и профессиональный активист Алекс Чоу и так далее.
 
И это, повторим еще раз, китайцы — которых мы привыкли воспринимать в качестве людей глубоко прагматичных и расчетливых.

На практике же мы видим, что результаты полугодовых протестов — от периодического паралича транспортных магистралей и разгрома учреждений до начавшейся экономической рецессии — ни в ком никакого прагматизма не пробудили. Картинки, ролики о «китайском спецназе, который уже прибыл подавлять нашу свободу», песни протеста и все такое — оказались сильнее.

Как дружная команда художниц, социологинь и ЛГБТ-активистов с музыкальным образованием будет рулить специальным административным районом с миллионами жителей и 350-миллиардным ВВП, мы пока не знаем.

Но мы можем вспомнить кое-какие исторические аналогии.

В нашей относительно недавней истории тоже был период, когда гуманитарная интеллигенция, множественные профессиональные диссиденты и прочая внезапно подвинули постылых бюрократов и стали определять, кто тут власть.

Это был конец 1980-х и начало 1990-х. Те, кто тогда жил, наверняка помнят, какую ненормально огромную роль в расплодившихся «народных фронтах» играли композиторы, художники, писатели и прочие далекие от госуправления, зато близкие к управлению душами граждане.

Особенно повезло с повелителями эмоций некоторым республикам СССР. Например, в ноябре 1991 года, 28 лет назад, кинорежиссер Давлат Худоназаров в Таджикистане проиграл выборы представителю старой партийной элиты, но оппозиция обвинила власть в фальсификациях, и через несколько месяцев началась гражданская война.

В Азербайджане недолго, но ярко руководил диссидент и поэт Абульфаз Алиев (Эльчибей), в конце концов доруководившийся до мятежа и лишенный полномочий — тоже, по сути, почти на грани гражданской войны.

Особенно же запомнился соотечественникам филолог, писатель и диссидент Звиад Константинович Гамсахурдия, чье руководство Грузией завершилось не только настоящей гражданской войной, но и полураспадом страны.

Что стоит отметить: все перечисленные говорили на своих митингах прекрасные, сильные слова. О народе, настрадавшемся под гнетом тирании. О неисчерпаемой одаренности этого народа, который, сбросив с себя иго, станет жить невероятно кучеряво. И массы их поддерживали сердцем — безоглядно и некритично. А в итоге получали жизнь, резко ставшую непредсказуемой — вплоть до трупов на проспектах.
 

Это позволяет сделать вывод. Там, где лидерами политики и силой, принимающей решения, становится боевой гуманитариат, — жди беды.

Дело не в том, что эти менеджеры эмоций как-то особенно непорядочны — нет, зачастую они бывают принципиальней циничных и хитроватых бюрократов. Но в реальном мире эмоциональная принципиальность, не скованная расчетливым прагматизмом, почему-то всегда оказывается противопоказана таким вещам, как гражданский мир, рост благосостояния и право на жизнь.

А пример Гонконга доказывает, что от эмо-политики не застраховано ни одно общество ни в одной точке нашей планеты.

Почему это поучительно и важно для нас с вами?

Потому что мы можем твердо быть уверенными: если у нас внезапно виртуозы кисти, певцы о разлуке и одиночестве, исследователи молодежной моды и смелые акционисты массово ударятся оземь и станут политическими трибунами — значит, они почуяли шанс пофестивалить. Если стендаперы начнут появляться заплаканными в кадре и с хорошо поставленной дрожью в голосе говорить об унижениях, переживаемых массами при Этой Власти — значит, они осторожно пробуют лапкой лед, по которому можно пойти во власть.

Результаты почти всегда превосходят самые смелые ожидания.
 

---

---