Итогом длинной февральской встречи Владимира Путина и Александра Лукашенко в Сочи стало заявление о завершении инвентаризации положений Союзного договора от 1999 года. Больше всего внимания президенты уделили вопросам экономики, меньше — гуманитарной составляющей сотрудничества. А вот о вопросах обороны и безопасности, похоже, не разговаривали вовсе.

Пожалуй, меньше всего проблем во взаимном сотрудничестве именно в аспектах обороны и госбезопасности, что вызвано крайне низким уровнем коммерциализации данных аспектов взаимоотношений и общим мировоззрением как российских, так и белорусских силовиков — текущее поколение старших офицеров выросло и сформировалось в СССР, а набор угроз для госбезопасности и обороны для России и Белоруссии сейчас похож.

А вот экономика и гуманитарное сотрудничество являются куда более проблемными: в экономике каждая из сторон исходит из примата национальных интересов, а гуманитарная сфера зачастую является отражением политэкономических процессов. Именно экономика является тем базисом, над которым выстроена гуманитарная надстройка.

Когда Иммануил Валлерстайн разрабатывал свою теорию мир-системного анализа, то одной из проблем в её построении была Россия (в то время в форме СССР), которая находилась между двумя полюсами капиталистического мира: центром и периферией.

При этом Советский Союз не мог (да и не стремился, реализовывая свой социалистический проект) попасть в центр мирового капитализма, но и не был его периферией, чья задача — поставлять странам центра дешёвое сырье и людские ресурсы в обмен на товары с высокой добавленной стоимостью, изготовленные из некогда своего же сырья. И причина, по которой Россия не скатывалась на периферию, — догоняющие модернизации, которые проводило государство.

И хотя история с инвентаризацией и обновлением Союзного договора на первый взгляд выглядит как вполне обычный и логичный шаг в интеграции на постсоветском пространстве, не исключено, что по прошествии лет текущие политические события будут восприниматься совершенно иначе — упущенным или же успешно реализованным шансом на очередную догоняющую модернизацию (в зависимости от их исхода).

Поэтому в данном тексте речь пойдёт о том, какими, по нашему мнению, должны быть положения экономической части обновлённого Союзного договора. Но перед этим нужно честно ответить на ряд вопросов, в частности, что, зачем и как необходимо интегрировать в экономиках России и Беларуси.

Что интегрируем

Хотя Советского Союза уже 28 лет как нет, но стоит признать, что и Россия, и Беларусь — страны, которые занимают полупериферийное положение в мировой экономике и являются экспортёрами преимущественно минерального сырья.

РФ прочно закрепилась в роли поставщика минеральных ресурсов, продукции металлургии и химической промышленности (28,7 % экспорта в 2018 году — нефть, 17,4 % — нефтепродукты, 12,6 % — природный газ и 3,8 % — каменный уголь). И такая структура торговли у России как с Китаем, с которым до недавних пор торговля была дефицитной, так и с более развитым Евросоюзом.


*Источник

Понятно, что размеры экономик РФ и РБ существенно отличаются, однако структуры их экспорта сходны, а экспортная динамика за последние два года не вселяет оптимизма: доля сырья растёт, доля высокотехнологичной продукции, наоборот, падает.


*Источник

Впрочем, на этом, пожалуй, сходства между экономиками России и Белоруссии заканчиваются. А вот различий между ними куда больше.

Во-первых, экспорт и импорт РБ более сбалансирован, чем у РФ: в части сырья республика импортирует энергоносители (нефть и газ), а экспортирует калийные соли. С запуском БелАЭС и снижением доли газовой генерации в энергетике импорт сырья должен существенно снизиться.

Белорусский импорт машин и оборудования на 4,5–7,2 % (2017 и 2018 гг. соответственно) превышает экспорт, тогда как в России разрыв между долей экспорта и импорта машин и оборудования составляет уже десятки процентов. В 2018 г. из всего российского экспорта доля машин и оборудования составила 5,13 %, тогда как доля импорта данной товарной категории составила 44,58 %; разница в 39,45 %.

Проще говоря, если исходить из доли импорта и экспорта, то белорусская экономика развита лучше и у неё меньше перекосов, хотя экспорт нефтепродуктов и калийных солей в отдельные годы обеспечивал республике порядка четверти объёмов поступления валюты.
 
Во-вторых, хотя и в России, и в Белоруссии госкапитализм, но в каждой республике он свой. 

Из общего между ними исключительно доминирование государства в экономике. Однако в РБ государство напрямую управляет госпредприятиями, которые собраны в холдинги/концерны по отраслевому принципу, тогда как в России система управления куда сложнее: например, в состав госкорпорации «Ростех» входят свои холдинги (например, «Швабе», объединивший оптико-механические заводы, а часть предприятий в экономике управляется не отраслевыми объединениями, а госбанками, преимущественно «Сбербанком», Внешэкономбанком и ВТБ).

То есть у белорусской власти больше рычагов влияния на как экономику в целом, так и на отдельные её отрасли. Белорусский руководитель госпредприятия или холдинга является простым директором, над которым довлеет контроль государства, а его влияние в рамках предприятия не может быть превращено в политическую власть, тогда как Сергей Чемезов или Игорь Сечин в России уже давно обрели политический вес и в состоянии успешно лоббировать интересы своих корпораций и даже назначать своих людей главами регионов.

В-третьих, назвать Россию и Беларусь странами со свободной конкуренцией крайне сложно. Дело в том, что с конкуренцией плохо и там, и там. Однако суть оценочной категории «плохо» кардинально отличается.
 
На рынках телекоммуникаций, фармацевтики, авиаперевозок, реализации нефтепродуктов основные монополисты обладают регулирующими функциями. Например, концерн «Белнефтехим» наделён правом согласовывать размещение автозаправочных станций, РУП «Фармация» — аптек и т. п.

В России же Федеральная антимонопольная служба занята скорее борьбой с отечественным бизнесом, чем защитой его от иностранного капитала и ТНК, о чём обстоятельно рассказывает в исследовании «ФАС против нас. Как перезагрузить российскую антимонопольную политику в интересах промышленного роста» Алексей Ульянов.
 
В-четвёртых, коренным образом отличаются инвестиционные политики. 

Россия в 1990-2015 гг. слишком широко распахнула двери иностранным инвесторам, в результате чего зарубежный капитал оказался даже в тех сферах, где государство и бизнес могли без каких-либо проблем обойтись без него, в частности в пищевой промышленности.

Чиновники, к сожалению, не смогли сбалансировать интересы государства и иностранного капитала и забыли о том, что государству от инвесторов нужны в первую очередь технологии и знания, которые можно использовать для усиления страны. Лишь относительно недавно (примерно последние 2 года) государство стало активно добиваться от ТНК большей степени локализации производства и использования местных комплектующих в автопроме за счёт специнвестконтрактов и ограничений на закупки для государственной власти и муниципальной власти.

В РБ инвестиционная политика коренным образом отличается, что лучше всего видно на примере добывающей промышленности. Беларусь бедна полезными ископаемыми. Например, в белорусских недрах есть железные и урановые руды, а также золото и горючие сланцы, но их добыча или невозможна в силу отсутствия технологий (это касается урана), или просто экономически нецелесообразна при текущих ценах на сырьё (его дешевле и легче купить, а не добывать в стране).

Все «неликвидные» месторождения попадают в перечень объектов, предлагаемых к передаче в концессию, и там остаются на долгие годы, так как вполне очевидно, что экономически нерентабельные месторождения никакого инвестора не заинтересуют. А вот те месторождения, разработка которых является выгодной, государство разрабатывает самостоятельно и не делится прибылью с иностранными инвесторами.

В частности, благодаря этому Белоруснефть достигла существенных успехов в добыче нефти (притом что пик добычи нефти РБ прошла в далёком 1975 году и теперь её добыча сократилась с пиковых 8 млн до 1,65 млн тонн), а реализация программы импортозамещения сырья в строительной отрасли позволит РБ ежегодно экономить около 100 млн долларов.

До недавних пор (примерно до середины 2017 года) государство пыталось развивать и розничную торговлю через «Белкоопсоюз», однако в итоге, не сумев развить кооперативную торговлю, дала карт-бланш частному капиталу (в первую очередь компании «Евроопт»).

В-пятых, если в России рыночная экономика с доминированием олигополий (например, в ретейле) или монополий (как естественных в лице «Газпрома», «Роснефти» и РЖД, так и нет), то в РБ за рыночными декорациями скрывается плановая экономика с индикативными планами для госпредприятий, субсидированием предприятий (как прямым, так и межотраслевым) и фактическим (а после принятия нового закона «О несостоятельности и банкротстве» уже юридическим) запретом на банкротство госпредприятий, в том числе и сельскохозяйственных, многие из которых по форме являются частными (СПК, ОАО и так далее), а в действительности — государственными.

В России же обанкротить можно что угодно, в том числе и стратегическое предприятие или завод, на который возложены обязанности по исполнению мобилизационного заказа (например, «Сибсельмаш»).

С одной стороны, запрет на банкротство госпредприятий страхует их от возможных рейдерских захватов (при условии неконтролируемой либерализации и приватизации, вызванной существенным ослаблением государства), с другой — консервирует убыточные госкомпании, что с позиции рыночной экономики является смертным грехом.

В 2018 году белорусские предприятия понесли 5,2 млрд белорусских рублей чистых убытков, а по сравнению с 2017 годом их чистая прибыль упала на 38,9 %. С 1 декабря 2012 г. по 1 ноября 2018 г. доля убыточных предприятий с госкапиталом в промышленности возросла с 20 до 25,4 %. В 2012 г. в АПК было 488 убыточных предприятий (их удельный вес в общем числе сельхозпредприятий — 32,7 %), чистый убыток которых за год составил 115 млн долларов (по текущему курсу). В 2018 г. (на 1 ноября) число убыточных предприятий (без господдержки) увеличилось до 806 хозяйств, а их убытки составили 210 млн долларов.

Банкротство крупных госпредприятий и предприятий АПК практически не допускается — они берут новые кредиты под гарантии правительства. Сейчас эти гарантии составляют 3,5 млрд долларов, или 12 % ВВП.


*Источник — министерство финансов РБ.

Лимит государственного долга РБ — не более 45 % ВВП. К слову, 12 % ВВП — это долги госпредприятий и предприятий АПК под госгарантии.

Субсидии государства предприятиям, по данным МВФ, составляют в последние годы 1,5–2 % ВВП, т. е. 0,9–1,2 млрд долларов за год. Кроме того, часть убытков предприятий покрывается государственными банками. В результате там образуются «необслуживаемые» активы, т. е. кредиты, возврат которых не ожидается. На начало 2019 г. таких активов было 2,5 млрд долларов. За 2018 г. их прирост составил 0,9 млрд долларов. Эту величину можно считать субсидиями банков экономике.

То есть государство и коммерческие банки субсидируют экономику примерно на 2 млрд долларов в год.

Является ли такой экономический подход хорошим или плохим? Всё зависит от того, какие цели ставит перед собой оценивающий и сторонником каких экономических теорий он является. 

С позиции либерализма, который исповедуют как белорусские оппозиционеры на зарплате у Варшавы, так и российские либеральные публицисты, обслуживающие интересы крупного российского капитала, белорусская экономика не имеет права на существование.

При этом каждой из соседствующих с Беларусью стран нужно что-то своё: Берлину мешает БелАЗ, Варшава не прочь бы колонизировать белорусский внутренний рынок и вместе с республиками Прибалтики выиграть от гастарбайтеризации Беларуси — крах госпредприятий неизбежно приведёт к росту трудовой миграции, тогда как для российского промкапитала белорусские компании часто являются конкурентами на российском рынке.

Однако если в качестве целевого показателя для оценки брать вопросы сохранения научного и промышленного потенциала, а также исполнение государством своей социальной функции, то в таком случае стоит признать, что белорусская экономика вполне эффективно справляется с данными задачами.Как видно, экономики России и Беларуси разные. Во многом, белорусская экономика стала такой благодаря интеграции с Россией и доступу на её рынок.
 

Однако, чтобы дальше развиваться, уже самой России необходимо «белоруссизироваться», то есть перенимать белорусский опыт развития, при этом самой Беларуси важно не либерализироваться так, как это сделала Россия в 1990–2000-х.

Но на пути интеграции есть весьма существенная преграда — Всемирная торговая организация (ВТО).

Зачем интегрируем

Россия с 2012 года является членом ВТО, тогда как РБ рассчитывает вступить в данную организацию в 2020 году. Собственно, из всех членов Евразийского союза лишь одна Беларусь не присоединилась к ВТО, однако во многом уже около пяти лет республика живёт по правилам данной организации, так как именно нормы ВТО положены в основу договора об учреждении Евразийского союза.

Впрочем, жить по данным нормам не означает во всём следовать им. Если Россия вынуждена соблюдать все требования ВТО, так как взяла на себя юридические обязательства, по причине которых регулярно выступает ответчиком на панели арбитров ВТО (третейский суд при организации), то РБ юрисдикцию данного суда не признала. И именно это позволяет республике в том числе и оказывать своей промышленности господдержку в размере порядка двух млрд долларов ежегодно и сохранять в целом нерыночные методы управления экономикой.

Членство в ВТО — не помеха ограничительным мерам и санкциям.


Протекционистские меры, введённые против российских товаров, обошлись российскому рынку в 6,3 млрд долларов ущерба (1,4 % российского экспорта). В 2018 году были устранены 32 ограничительных меры ценой в 330 млн долларов. В частности, удалось отстоять поставку азотно-фосфорных удобрений во Вьетнам и отменить «разрешительную систему импорта» в Турцию пшеницы, кукурузы, риса и других продуктов.



Первые две строчки в рейтинге — это результат санкционной политики ЕС и торговой войны Украины с Россией. Всего против товаров, произведённых в России за год, на конец 2018 г. было введено 159 ограничений 62 странами. Россия же за 2018 г. ввела лишь семь новых протекционистских мер, следует из данных Global Trade Alert. Хотя за последние 10 лет страной было введено 536 подобных мер, больше всего — в 2016-м (107 ограничений).

При вступлении в данную организацию государство окажется существенно ограниченным в инструментарии поддержки предприятий и управлении экономическими процессами, не получив практически ничего взамен.
 
Какой мощью могут обладать экономические санкции и насколько изворотливыми и расчётливыми могут быть американские чиновники, показывает дело флагмана российской полупроводниковой промышленности «Ангстрем-Т». 


Текущая нормализация отношений РБ с ЕС не является стабильной и не свидетельствует о коренном переломе в восприятии Беларуси со стороны коллективного Запада.

Как показал пример Украины, политические требования Евросоюза, в принципе, бесконечны и безграничны и могут затрагивать вопросы от экспорта леса-кругляка до трансформации политических институтов. Минск всегда будет находиться под пристальным политическим надзором евробюрократии, экономическим диктатом Польши и Германии, а также периодически становиться жертвой менторства США.
 

А вот сама мировая торговая система выстроена таким образом, что защищает интересы стран капиталистического центра (США и ЕС), а не присоединившихся к нему государств. Их задача — принять европейские (в случае с Россией, Украиной и Беларусью) технические регламенты и открыть рынки, одобрив экономическую колонизацию, как уже сделали Украина и Молдова.

От экономических ограничений больше всего пострадали как раз металлурги.

Таким образом, членство в ВТО не помогло российскому машиностроению в завоевании новых рынков сбыта, в отличие от утилизационных сборов, госзакупок и требований по локализации иностранными машиностроителями производства в России.

Облегчит ли Беларуси членство в ВТО условия конкуренции — вопрос риторический.

Белорусские машиностроители, в частности МТЗ и БелАЗ, достигли успехов и без ВТО, членство в которой не поможет им удержать рынок, но сделает их уязвимее по причине того, что государство будет вынуждено проводить более либеральную политику. Она же, в свою очередь, никак не поможет решить существующие экономические проблемы.

Дело в том, что и Россия, и Белоруссия оказались в ловушках экономического развития. РБ угодила в ловушку среднего дохода, что приводит к нарастающей проблеме кадрового голода: в 2017 году в РБ пустовало 77 тыс. вакансий, в частности не хватало 25 тыс. водителей (часть из них покинула страну и отправилась на заработки).

Вырваться из этой ловушки рыночными способами РБ не сможет: не хватит ни денег, ни доступных рынков сбыта для белорусской продукции. В такой ловушке можно находиться сколь угодно долго и в лучшем случае топтаться на месте, а в худшем — терять производства и кадры. Пока что РБ сохраняет экономическую стабильность за счёт регулярных денежных заимствований и роста кредитной зависимости от России и Китая (главные кредиторы).
 
В России другая беда: её «голландская болезнь» вошла в хроническую фазу — наибольшие показатели производительности труда в РФ у нефтяников и газовщиков.


Низкая производительность труда — это не о лени рабочих, а о малых объёмах инвестиций в производство и недостаточной ёмкости рынка сбыта. Как видно, в России производительность труда в добыче нефти и газа находится на уровне развитых стран мира. Упавшие показатели Нидерландов вызваны истощением месторождений, а не ленью голландцев; Голландия, похоже, излечится от «голландской» болезни.

Эти же секторы экономики могут похвастаться наибольшей рентабельностью и инвестиционной привлекательностью: порой всё остальное, кроме них, почти не интересует инвесторов, так как просто неспособно приносить существенную прибыль.



Рентабельность оборотного капитала в % на июнь 2018 года в России, по данным Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования.

Как видно, инвестировать в машиностроение — не наилучшая затея, ведь инвестиции просто не окупятся.

Главными экономическими угрозами для союза являются накопление научно-технологического отставания, дальнейшая деиндустриализация, упрощение экспорта (сведение его к вывозу сырья и полуфабрикатов), рост протестных настроений и углубление неофеодализации (в случае с РБ — начало), что грозит вытолкнуть Россию и Белоруссию с полупериферии на периферию, где уже оказались Украина и Молдова, ставшие поставщиками рабочей силы как для России, так и для стран ЕС. 



Экономики России и Беларуси похожи на Чёрную королеву из «Алисы в Зазеркалье» Льюиса Кэролла: им нужно со всех ног бежать просто для того, чтобы ещё сильнее не отстать от стран из центра капиталистической экономики — США, ЕС и набирающего мощь Китая.

Вот только правила ВТО заставляют отечественную Чёрную королеву бежать не просто по бездорожью, а по песку, в то время когда в неё летят булыжники экономических санкций.

И раз решение России о членстве в ВТО является скорее политическим, чем экономическим, а выход из данной организации властью всерьёз не рассматривается, то, следовательно, необходимы меры, которые помогли бы в рамках ВТО поддерживать российского товаропроизводителя, а также по меньшей мере не ухудшить состояние белорусской экономики.
 
Как интегрировать

Особенностью исторического момента, когда был подписан договор об учреждении Союзного государства (декабрь 1999 года), было то, что тогда ни в Москве, ни в Минске никто не думал о возможности евразийской интеграции. Теперь она реальна и обличена в форму «Договора о Евразийском экономическом союзе» от 29 мая 2014 года.

Поэтому к середине декабря 2018 года, когда Россия предложила начать исполнять положения союзного договора, его текст безнадёжно устарел. В частности, ст. 20 о формировании единого экономического пространства и ст. 21 о согласованных мерах по сближению социально-экономических показателей так и не заработали, но их положения воплотили в реальность нормы договора о ЕАЭС. Однако важная для Минска норма об обеспечении равного доступа к госзакупкам в рамках ЕАЭС так и не заработала.