---

Продолжение. Смотри ☞ Часть 1 

---

Болтунам было невдомёк, что инициатор 1-го раздела Речи Посполитой – Пруссия, мечтала продолжить свою экспансию в Польше. Легковерные поляки, подстрекаемые магнатами, поверили в сказку, что Пруссия вернёт им потерянные в 1772 году земли, и они избавятся от ограничений верховных прав Сейма.

Русский посол тут же сообщил в Петербург о случившемся и о подкупе польских магнатов в северных районах Речи Посполитой, но дальновидная Екатерина рапорядилась «удержаться от всяких на письме деклараций», то есть дать полякам перебродить.

А что Понятовский? Он — был крайне доволен поведением прусского посла и даже наградил его орденом Белого Орла.
 

Но если посмотреть глубже, то вся эта неразбериха и шарахания Сейма была поддержана королём с одной лишь целью – решить вопрос о престолонаследии в Польше, которое бы поставило точку на устремлениях Потёмкина.

Таким образом Станислав Август втянул Польшу в политический кризис, окончившийся катастрофой.

Поощряемый королём Сейм в своих крайностях докатился до того, что обратился к Константинопольскому Патриарху с просьбой взять польское православие под свою опеку и попечение. К чести Патриарха, тот отклонил эту просьбу.

Но и это было ещё не всё. Сейм предложил Турции союз против воюющей с ней Россией.

Заметьте, господа, что история ничего нового не предложила тем, кто возжелал из корыстных побуждений променять российский протекторат на западный. Свидетелями точно таких же телодвижений мы являемся и сегодня на самостийной Украине, где лозунгами о славе нации и её мнимых героях прикрыт передел собственности олигархическими кланами.

Надо же, но польские потрясения наложились на главное событие того времени – французскую революцию 1789 года, явившуюся катализатором ещё большего напряжения в Польше. Уже через пять месяцев после её начала польские буржуа организовали Чёрную процессию с требованием немедленных буржуазных реформ.

Понятовский, конечно же, не мог не понимать всю опасность ситуации. С помощью родни и сторонников он начал зондировать реакцию на польские реформы, но натолкнулся на негативное их восприятие.
 

А если откровенно – всем в Европе было не до Польши.

Провалом закончились и меркантильные попытки короля воспользоваться нестабильной ситуацией и пополнить свою большую картинную галерею полотнами великих художников – королевских уполномоченных просто надули, и король ещё остался должен разным посредникам.

Если в Европе все дворы пришли к пониманию, что французская революция – опасное мероприятие, то в Польше всё виделось через розовые очки. Только и было разговоров о свободе и новой Конституции. 

В этом бедламе Понятовский старался убедить общественность, что введение наследуемой королевской власти есть благо для Польши, а не препятствие проведению реформ.

Он понимал, что в этом деле не последнюю роль играет традиция. Желая отыскать заветы великих польских монархов, он по совету своего секретаря С.Трембецкого распорядился вскрыть гробницы королей в Вевельском замке Кракова, несмотря на протесты местного архиепископа Турского.
 
Таким неуклюжим образом воля прежних польских королей оказалась поруганной, а драгоценности вывезены.

Как всегда бывает в угаре русофобской истерии, польский Цицерон Гуго Колонтай припомнил, что Болеслав І Храбрый был женат на сестре русского князя Ярослава Мудрого, потому останкам первого коронованного польского государя было отказано в святости, их вывезли из Вевеля и сделали обычным музейным экспонатом.


Гуго Колонтай

Дело зашло настолько далеко, что Понятовскому деваться было некуда. В страхе перед Потёмкиным он хотел успеть до окончания русско-турецкой войны протолкнуть Конституцию и форсировал события.

В ходе обсуждения Конституции король маневрировал — одних убеждал, других подкупал. Магнатам — сторонникам конституции, должности раздавались без всякого учёта их тяготений и способностей.

Так, создатель первого в Европе министерства образования граф Игнатий Потоцкий был назначен министром полиции с широкими полномочиями. В этом статусе он наделал столько долгов, что стал объектом польских поговорок о неплатёжеспособности на долгие времена.

Его брата, Станислава, назначили главным генералом коронной артиллерии, хотя пушки он видел только на парадах. И таких примеров было множество.

Но тут случился подвох – реально оценивающий обстановку племянник и тёзка короля Станислав Понятовский, которого дядя рассматривал себе в преемники, неожиданно категорически выступил против принятия Конституции, указав на её несвоевременность.

Пришлось спешно переориентироваться и произвести в генералы другого возможного престолонаследника — племянника Йозефа, который всегда жил в Вене и только изредка наведывался в Польшу. Кстати, вместе с Йозефом генеральское звание получил и Тадеуш Костюшко.

Для лучшего понимания ситуации с польской Конституцией посмотрим на Польшу глазами известного исследователя Н.И.Кореева:
Понятовский понимал, что ничего существенного после принятия Конституции не произойдёт, то есть мечтания о народовластии и либерализме были лишь лозунгами в спичах, а не реальностью воплощения.

3 мая 1791 года в Сейме наконец-то состоялось принятие долгожданной польской Конституции, которая одновременно стала и сенсацией, и аванюрой.

Никто тогда не придал значения тому, что в тот день в Сейме не было кворума – отсутствовало 327 депутатов и в голосовании приняло участие лишь 157 человек. 
 

Поскольку голосовали в основном сторонники Понятовского, случившееся более походило на государственый переворот.

Тем не менее, Станислав Август присягнул на Евангелии в верности Конституции и вместе со сторониками направлся в костёл. Бросившийся перед процессией на пол познаньский депутат Мелжинский был затоптан.

Около 50 депутатов написали протест, но в Городском суде его не приняли.


Первая страница рукописи Конституции

Надо ли удивляться реакции европейских дворов на польскую Конституцию, принятую даже раньше французов?

Никому не было дела до того, что в главном документе нашли своё отражение теория общественного договора Руссо, идеи Монтескье о разделении властей, а так же то, что наконец-то было покончено с «золотой вольностью» шляхты.

Пруссию и Австрию больше беспокоило то, что Польша в одностороннем порядке разорвала подписанные ей ранее гарантии сохранения государства польского после Первого раздела.

Пожалуй самой мягкой на польские события была реакция Екатерины ІІ, котороя в письме Потёмкину писала:
Параллельно с самоутверждением на престоле Понятовский, мечтавший об избавлении от Потёмкина, принял меры. Как следствие, имевший отменное здоровье князь по дороге из Ясс в Николаев вдруг почувствовал себя плохо и в октябре 1791 года скоропостижно скончался.

Скорее всего, постаралась певица Адель из «приюта любви» Понятовского, приехавшая в расположение Светлейшего якобы с целью убедить нескольких польских магнатов из «русской партии» вернуться в Варшаву. Во всяком случае по прошествии нескольких лет медики обратили внимание на схожесть симтомов скоротечной болезни Потёмкина с кончиной отравленного в 1794 году Михала Ежи Понятовского – брата короля.

В скором времени непрерывные торжества по поводу принятия Конституции с возгласами «Да здравствует король» и бляхами на портупеях «Король с народом, народ с королём» сменились тревожными новостями.
 

Объявление конституционных реформ, как и следовало ожидать, оберулось разборками между шляхтой и магнатами.

Пруссия после решения Сейма о денонсации договора от 1790 года поняла, что рассчитывать на передачу ей Гданьска и Кракова нечего, потому начала строить планы решения вопроса силовым путём.

Возмущение монархов было безмерным из-за отсутствия Понятовского на совещании в Пильнице, где была оформлена Первая коолиция против революционнай Франции. Потому польский вопрос был едва ли не главным на этой встрече.

В добавку ко всему в июле 1791 года общественность потрясла очередная сенсация - Густав ІІІ Шведский объявил, что хочет претендовать на польский престол.

В декабре 1791 года Россия уже без Потёмкина заключила мир с Турцией и у неё появилось время заняться польскими проблемами.

Во исполение соглашений в Пильнице в феврале 1792 года Австрия и Пруссия заключили военный союз против революционной Франции, к которому присоединились германские государства, Испания и несколько мелких королевств. Не трудно догадаться, что этот союз имел направленность и против Польши.

Паузу выдерживала лишь Россия, руководствуясь словами Екатерины Великой «мы как прежде, так и теперь остаёмся спокойными зрителями до тех пор, пока сами поляки не потребуют от нас помощи для восстановления прежних законов…«.

Так и случилось. Никто в Европе не удивился, когда в начале 1792 года группа польских аристократов во главе с Феликсом Потоцким и польным коронным гетманом Ржевусским прибыла в Петербург с просьбой принять меры по восстановлению в Польше порядка.
 

Как следствие, в мае 1792 года русский генерал шляхетского происхождения Каховский ввёл на территорию Польши 65-тысячную русскую армию.

В Местечке Торговица собралась Конфедерация для восстановления старых порядков, маршалком которой стал тот же Феликс Потоцкий. К конфедератам присоединилась большая группа влиятельных польских деятелей, опасавшихся повторения французского сценария в своей стране.

Литва вообще не оказала русским войскам никакого сопротивления и создала свою литовскую Конфедерацию.

Как и следовало ожидать, польские обращения за помощью к Пруссии и Австрии остались без ответа.

7 июня 1792 года коронные войска были разбиты и вынуждены были отступить, однако король-хитрец по формальным признакам не преминул объявить сражение под Зеленцами польской победой и учредил самый почётный военный орден Virtuti militari, которым награждают вояк по сей день.

Но дела были плохи, и в августе 1792 года Кутузов взял под контроль Варшаву.

Станислав Август попробовал разыграть интригу, выйдя с предложением к Екатерине сделать наследником короля второго её внука Константина, но та не отреагировала. Магнаты стали раскручивать свои брачные варианты вокруг Йозефа Понятовского, о чём он узнавал одним из последних и потому стал объектом насмешек.

В конце концов Станислав Август понял, что его карта бита, и поспешил просить у Екатерины прощения.
 
Россия получила белорусские и украинские земли, но к ней не отошло ни одного города или деревни, где превалировало бы польское население. А вот Пруссии отошли земли, заселенные этническими поляками – Данциг, Торунь, Великая Польша, Куявия и частично – Мазовия.


Разделы Речи Посполитой

Австрия, занятая войной с революционной Францией, во Втором разделе не участвовала.

После отмены Конституции 3 мая 1791 года в польском обществе началось брожение. Король вновь стал избираемой Сеймом фигурой, а претендент на престол князь Йозеф Понятовский курсировал между Веной и Прагой и посылал вызовы на дуэль пророссийски настроенным аристократам.
 

Магнат Игнатий Потоцкий сошёлся с Костюшко и агитировал французов организовать поход революционной армии на Польшу, но поддержки они не нашли.

На первое время Тадеуш Костюшко с небольшим отрядом осел в имении Чарторыйских в Галиции, и ревностная поклонница его идей княгиня Изобелла хотела женить его, 48-летнего, на своей 15-летней дочери Софии, но у того хватило ума отказаться.

Отказ она проглотила и на именины подарила своему кумиру одну из королевских реликвий – венок с дубовыми листьями, которым по преданию увенчали короля Яна ІІІ Собесского после победы под Веной.

В последующем Чарторыйские были главными спонсорами Костюшко в готовившемся восстании, которое началось 12 марта 1794 года в Кракове. В Вильно же восставших поддержал только Михал Клеофас Агинский, сформировавший батальон егерей.

Понятовский пристально наблюдал за событиями с помощью своих шпионов в окружении Костюшко.

Об этом мало пишут, но, как оказалось, у повстанцев было два плана восстания. Один готовился на виду у польской эмиграции в Саксонии и Вене, а второй был у короля, и он втихаря решал свои вопросы. Была ещё и группа якобинца Гуго Коллонтая, жаждавшая реванша за унижение Польши.
 

Те, кто в Польше до сих пор считает Станислава Понятовского легкомысленным и слабовольным, глубоко ошибаются. В нужное время, он как хамелеон менял менял свою тактику с учётом сложившихся обстоятельтв и настойчиво добивался своего.

Даже к русским послам он относился по-разному – сильным льстил, а слабоков презирал. 

Точно так же он манипулировал и востанием, не высовываясь, но решая нужные ему вопросы.

Он хорошо понимал, что в той ситуации восстание обречено на провал, но пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить ненужные польские жертвы и маневрировал, стараясь везде вставить свои пять копеек, но при этом не засветиться. Начатое в Кракове восстание уже месяц как перекинулось в провинцию, а Понятовский проживал в столице и вёл прежний образ жизни.

В Варшаве в то время уже 20 лет находился русский гарнизон, к которому варшавяне давно привыкли, но король выжидал момент. Как только отряды повстанцев провели удачное сражение с войсками генерала Тормасова, Понятовский бросил против остатков гарнизона королевскую кавалерию и, открыв арсенал, вооружил граждан. Началось массовое избиение русских и их стронников.

Костюшко узнал о Варшавском восстании постфактум, был очень огорчён и только через две недели назначил своего представителя генерала Мокроновского.


Тадеуш Костюшко

А теперь в самый раз просчитать, каковыми были истинные цели молниеносных действий короля.

Для виду он рапорядился арестовать и заключить в тюрьму всех русских вместе с семьями. В заключении оказалась и беременная княгиня Гагарина с пятью детьми, муж которой принял командование русским полком и был убит на Саксонской площади. Все считали, что горемычная женщина – ценная заложница, которую польские патриоты, воодушевлённые первыми удачами повстанцев на юге страны, арестовали в Варшаве.

Понятовский, конечно, мог роженицу отпустить, но он медлил до тех пор, пока через семь месяцев её не освободил после взятия Варшавы Суворов.

Почему Понятовский так поступал? Ответ кроется там, где его поляки не искали.

На самом деле Гагарина с детьми и другие женщины были не заложницами, а выполняли отвлекающую роль, так как Понятовский попутно направлял гнев варшавян на своих кредиторов, в частности самого известного бакира Петра Таппера де Фюргенсона, который после побоев умер, не приходя в сознание. Убиенному король должен был 12 миллионов золотом – астрономическая сумма для того времени.

Следующим объектом нападения была контора финансиста Питера Бланка, который дал королю большой беспроцентный кредит на 6 лет. К счастью Бланк спрятался у соседей и остался жив. Ещё один польский банкир, Анджей Рафалович, у которого король занял очень значительную сумму на подкуп сторонников во время принятия Конституции 3 мая 1791 года, был мэром Варшавы и находился в ратуше, где убить его было нелегко.

Если посмотреть глубже, то вопрос был не только в избавлении от кредиторов – Понятовский время от времени платил проценты и награждал банкиров орденами. Более существенным был вопрос о возможной огласке того, на какие цели деньги потрачены, а банкиры были в курсе и представляли большую опасность на случай расследования. И оно уже велось.

Ведь после Второго раздела Польши случился банковский кризис и польские банки, кроме фергюссоновского, обонкротились. Правительством была создана ликвидационная комиссия во главе с епископом Скаршевским и великим маршалком Мошинским для изучения документов. Её предварительный вердикт был очень неутешительным для короля.
 

Оказалось, что король был должен не только польским банкам, но и Англии, Священной Римской империи, Пруссии и Голландии.

До восстания он обращался за помощью и к Екатерине, которая ему помогала, но теперь ситуация складывалась так, что короля-банкрота могли отрешить от престола и даже посадить в долговую тюрьму.

С подачи Понятовского начались казни, которые выглядели следствием распоряжений повстанцев, хотя на самом деле они от Костюшко не исходили. 

Кого же приговорили к повешению? В списке вместе с другими оказался тот же епископ Скаршевский, который руководил ликвидационной комиссией. Его не повесили только потому, что к месту казни подоспел новый нунций Святого Пресола Лоренцо Литта и громко потребовал освобождения священников. Ранее упоминавшийся другой осведомлённый в финансовых делах Польши маршалэк Машинский так же был арестован и посажен в тюрьму, ожидая виселицы.

А где лидер восставших Костюшко и чем он в это время занимался?

Он находился в Сандомирской провинции и создавал Высший национальный совет, отклонив просьбу короля в нём поучаствовать. 

Станислав Август и не настаивал – кто будет воспринимать всерьёз созданный в лесу некий орган из 8 человек, назвавший себя центральным гражданским правительством?

Одним словом, Костюшка на периферии как умел боролся за независимость страны, а король от его имени рассправлялся со своими противниками в столице.

На казни в Варшаве в мае 1794 года последовала реакция – 16 мая прусский король Фридрих Вильгельм ІІ объявил о начале военных действий против повстанцев, и в средине июня его войска заняли Краков. 27 июня австрийский император Франц ІІ тоже издал рескрипт о вторжении в Польшу.

Словно не замечая происходящего, Понятовский принял закон о хождении в Польше бумажных денег, что с финансовой точки зрения вообще казалось безумием.

Но кого выставили крайним? Конечно же, содержавшихся в тюрьме финансистов. Попали под раздачу и посаженные в тюрьму литовские деятели — король сводил с ними счёты.

28 июня разъярённая толпа варшавян взяла штурмом тюрьму и на Староместский площади их повесила. А в это время отряд королевских гвардейцев грабил церковь Святого Казимира в Новом месте, которой покровительствовали Радзивиллы. В те дни варшавянам показалось, что началось то же, что и в Париже, благо такому мнению способствовал ярый сторонник французских методов Гуго Коллонтай, на совести которого было несколько казней.

События дошли до Костюшко, и он прислал письмо с требованием положить конец самосуду, но короля в этом не винил, обращаясь «к тем, кто не подчиняется законам».

А тем временем в Париже казнили на гильотине польскую княгиню Розалию Любомирскую и это факт стал большим отрезвляющим поводом, чем любая пропаганда. В польских салонах только и говорили о горькой участи княжны, предложившей убежище Марии Антуанетте.
 

Именно с этого момента семьи польских аристократов и шляхты стали порывать с повстанцами, а заодно и с королём. В повстанческих рядах началось массовое дезертирство.

Польская Жанна д"Арк — княгиня Изобелла Чарторыйская, умоляла короля возглавить восстание, но тот не повёлся. Ударом для неё, к тому же, стало известие, что Костюшко предложил польскую корону Речи Посполитой младшему брату австрийского императора эрцгерцогу Александру Леопольду Австрийскому.

Княгиня Чарторыйская тут же сообщила эту новость королю в надежде, что тот сцепится с Костюшко, но поезд ушёл — с 13 июля 1794 года началась первая осада Варшавы.

В сложившейся ситуации Михал Ежи Понятовский потребовал от брата-короля определиться с позицией, но после очередной тяжёлой перебранки 12 августа внезапно заболел и умер с теми же симптомами, что и Потёмкин.

Как и следовало ожидать, король переметнулся, но «не конкретно в русский лагерь, а в лагерь победителя».

6 сентября 1794 года русские и прусские войска сняли на некоторое время осаду Варшавы, дав небольшую передышку Понятовскому, но тот опять потащил в суд архиепископа Скоршевского, возглавлявшего, как мы помним, ликвидационную комиссию. Но и на этот раз расправа над ним не состоялась, так как оборонять Варшаву приехал сам Костюшко.
 

Как известно, 10 октября раненый вождь повстанцев попал в плен и был увезен в Петербург. Руководить восстанием Совет поручил бывшему прапорщику Томашу Вавжецкому, что выглядело пародией.

Король попытался распустить слухи, что и его хотели увезти из Варшавы, но никто этому не поверил.

Тем временем Суворов и Ферзен, разгромив по дороге повстанческие отряды, 3-4 ноября взяли предместье Варшавы — Прагу на треть меньшей численностью войск.

Понятовский рассчитывал, что русские утихомирят толпы в Варшаве и уйдут, сожалея лишь о том, что Костюшко остался жив, и на него нельзя повесить все грехи за бессмысленные казни.

Руководители восстания и придворные короля, на руках которых была кровь сограждан, сбежали из страны. Некоторые в Австрии и Пруссии угодили за решётку. Гуго Коллонтай бежал в Венецию, но был арестован австрийскими властями в Перемышле и отсидел 3 года.

Братья Вильегорские и Казимир Сапега сбежали в Вену и преследованиям не подвергались. Генерал Филипп Хауман бежал в Австрию и устроился управляющим имениями.

Михал Клеофас Агинский, сознавая, что его донос привёл на виселицу Корвин-Коссаровских, бежал в Канстантинополь, где в 1794 году написал свой знаменитый полонез «Прощание с Родиной».

Его дядя Михал Казимир Агинский в 1795 году вернулся в Варшаву, присягнул на верность Екатерине Великой и никогда не ходатайствовал за своего племянника.

Впрочем, все, кто попал в российский плен, вскоре были амнистированы и отпущены, как и те 10 тысяч ополченцев и солдат королевской армии, которых после взятия Варшавы 9 ноября 1794 года отпустил по домам Суворов, чем вызвал недовольство в Перербурге.

Большое количество польских офицеров перебралось в Италию, где они вступили в Польский легион и участвовали в наполеоновских войнах.

Примечательна судьба родственников короля, магнатов Чарторыйских, финансировавших Костюшко.


Князь Адам Чарторыйский

Пережив некоторые неудобства, они в конце концов повинились и по ходатайству Репнина им вернули всю собственность и приняли на государеву службу, где они сделали блестящую карьеру.

Екатерина распорядилась по каждой вельможной персоне провести тщательное расследование. Ей на стол положили десятки объяснений, в том числе и тех, кто в России не находился, вроде Гуго Коллонтая, Кохановского и др.

Многие удивлялись, почему императрица вынесла столь мягкие приговоры, так как лишь граф Игнатий Потоцкий, причастный к инспирированным королём казням в Варшаве, отсидел год в Шлиссельбургской крепости, а небольшая группа особо провинившихся была осуждена на отправку в Сибирь, но и туда доехали не все.

А что сам главный виновник — Станислав Август Понятовский?

14 ноября 1794 года он оговорил условия отречения от престола, сделал вид, что собирается уехать в Швейцарию или Италию, но не торопился, рассчитывая на неизбежные трения между Россией и Пруссией.

Всё понимающая Екатерина написала ему, что «опасается за жизнь Его Королевского Высочества под угрозой варшавской толпы» и потребовала его отъезда в Гродно, где он почти год жил под охраной драгун князя Репнина в двух гродненских замках – Старом и Новом.
 

Императрица оплатила некоторую часть долгов короля и назначила ему годовое содержание в 200 тысяч червонцев. Когда в Гродно прибыло около 150 его родственников, содержание было увеличено.

Через год, 24 октября 1795 года произошёл Третий раздел Польши.

После подписания соответствующего акта ожидалось отречение Понятовского от престола, но он выкинул очередной фокус – написал, что он не может этого сделать, так как он монарх, избранный Сеймом. Более того, он обратился за поддержкой к графу Прованскому, объявившему себя королём Франции Людовиком XVIII, и Екатерина едва ли не единственная его признала. Излагая свои доводы, хитрец намекал, что его прадед, Август III, некогда был польским королём, но Прованский по понятным причинам не отреагировал.

Екатерине в конце концов надоели эти хитрики, и она через Репнина передала Понятовскому, что размер его содержания будет зависеть от поведения.

25 ноября 1795 года в день именин императрицы и 31 годовщину его коронации Понятовский отрёкся от престола в Гродно, дописав в конце акта:
Попутно следует заметить, что инициатором Третьего раздела Польши была не Россия, а не участвовавшая во Втором разделе Австрия, посчитавшая себя незаслуженно обиженной.

После Раздела к России отошли земли к востоку от Буга и линии Немиров – Гродно общей площадью 120 тысяч кв. км с населением 1,2 миллиона человек. Многие польские солдаты и офицеры перешли на службу в российскую армию.

Присмотр за Понятовским в Гродно осуществлял приближённый Репнина генерал Безбородко. Репнин знал, что тот смирно жить не будет, и всячески стремился избавиться от опасной обузы. В ноябре 1795 года он писал фавориту Платону Зубову:
Понятовский поначалу просился разрешить ему путешествие по Европе и переезд на жительство в Рим к родне, но, получив рекомендацию переехать в Москву, успокоился и прижился в Гродно. 

В конце 1795 — начале 1796 года в Гродно наведался некогда член комиссии по банкротству и давний неприятель Понятовского граф Фредерик Мошинский, которому Репнин поручил свести воедино все долги экс-короля. 
 

Можно себе представить, насколько приятной была их встреча, когда Понятовский узнал, что выплаты по долгам составляют ни много, ни мало 940 миллионов золотом — баснословная сумма.

Но подкосило Понятовского не это, а то, что 6 января 1796 года прусские войска вошли в Варшаву, и в начале июля знать и военные присягнули на верность Фридриху Вильгельму II прямо у его трона в Сенаторском зале Королевского замка. Всё прошло чётко, по-немецки.

Безбородко тут же доложил в Петербург о «посетившей Понятовского глубокой меланхолии«.

Два года жизни экс-короля в Гродно, как и полагал Репнин, не проходили без интриг, которые он затеял, узнав об освобождении дочери казнённой Марии Антуанетты. Но 28 ноября 1796 года курьер принёс ему главную весть – Екатерина Великая скончалась, и следующим курьером новый император Павел I вызвал его в Петербург.


Павел I

Послав трогательное письмо Павлу, Станислав Август с отъездом в Петербург не торопился – он хотел прозондировать, в каком статусе он будет находиться при дворе.

Только 17 февраля 1797 года экс-король в сопровождении тридцати обозов и сорока экипажей прибыл в столицу империи, где его поселили в Мраморном дворце.

Там он давал балы, много читал, писал мемуары и «искал утешение в религии и мистицизме«.

Император Павел часто приезжал со своей семьёй к Понятовскому на обед, так как стол короля был великолепен и прекрасно сервирован, благодаря искусству знаменитого французского метрдотеля Фремо.

1-го января 1798 года Павел сообщил экс-королю, что решил отпустить всех оставшихся польских пленников, включая Костюшко.

У Понятовского тоже появилась надежда, так как после встречи он сообщил приближённым: «Скоро увидим Варшаву!»

Через некоторое время после разговора с Павлом у Станислава Августа вдруг начались страшные головные боли. В своих мемуарах польский врач Станислав Моравский связывал это с потрясением в театре из-за того, что его заставили встать вместе с публикой при появлении императора. 

Почувствовав себя плохо, экс-король уехал домой и слёг, «часть членов у него отнялась».
 

Павел приехал к нему с семьёй, скорбно склонились к постели умирающего, что-то ему шепнув, но вскоре к инсульту добавилась горячка и через несколько дней Понятовский скончался.

Хоронили Станислава Августа торжественно.

В помещении, где стоял гроб с телом покойного, звучал «Реквием» Осипа Козловского — композитора из Пропойска, что под Могилёвом, служившего при дворе Екатерины II, а потом Павла I.

Он же известен своим гимном «Гром победы, раздавайся! Веселися, храбрый Росс!».

Сам царь надел на голову покойника корону, а потом, опустив шпагу, верхом проехал за гробом весь путь до католической базилики святой Екатерины Александрийской на Невском проспекте.

После похорон по императорскому приказу были изъяты все бумаги, которых было немало. Они до сего дня хранятся в архиве Российской академии наук.

Как часто бывает, смерть последнего короля Польши обросла легендами и небылицами. На многие вопросы мог бы быть получен ответ с помощью эксгумации, но тела Понятовского нигде нет.
 

Как известно, в 1938 году Польша обратилась к Сталину с просьбой вернуть останки короля. Отец всех народов не возражал, и прах Станислава Августа был вывезен на родину Понятовского, в городишко Волчин, тогда находивший под Польшей.

Во время войны, как и многие другие панские склепы на оккупированной территории, могила Понятовского была разграблена.