Как это было
28.11.2015
Александр Черевченко
Главный редактор газеты «7 секретов»
Осиротевшая Чукотка
Памяти друга
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Скорбная весть пришла из моего родного Магадана: 29 октября на 78 году жизни умерла первая чукотская поэтесса Антонина Кымытваль. Тоня, Тонечка, мой незабвенный друг.
В старости время летит сломя голову. Казалось бы, еще вчера я получил приглашение на празднование ее 75-летия. Ответственный секретарь Магаданской писательской организации Фатеев позвонил и сказал, что все расходы на перелет туда-обратно Союз писателей берет на себя.
Заманчиво было вновь, через 28 лет отсутствия (последний раз я летал в Магадан осенью 1987 года), вдохнуть полной грудью воздух Колымы, увидеть тех из друзей, кто еще жив на этом свете.
Собственно, Тоня была до сих пор одной из тех немногих. Но я не полетел, ограничился поздравлением. Работа, возраст, всякие болячки, будь они неладны.
А может быть, это было и к лучшему. Я запомнил Тоню полной сил, неукротимой энергии. А к своему юбилею она, по словам моих магаданских коллег, крепко сдала — перенесла инсульт, смерть спутника всей ее жизни Виталия Задорина.
И, возможно, самое обидное — полное отсутствие переводчиков, которые в 60-80-е годы сделали очень много, чтобы донести ее уникальное творчество до русского читателя.
В числе которых был и я.
Антонина Кымытваль и Александр Черевченко в Магаданском отделении Союза писателей.
1980 год.
Тоня родилась 22 апреля 1938 года в селе Мухоморное Анадырского района в семье оленеводов. Его давно уже нет на карте полуострова, осталась лишь метеостанция. Вскоре после рождения умер ее брат-близнец. По чукотским обычаям, если во младенчестве умирает один из близнецов, должен умереть и другой. Мать перестала кормить новорожденную.
Спасла Тоню бабушка, выкормив ее оленьим молоком. Вскоре не стало ее родителей и бабушки, девочка воспитывалась в интернате.
В тундру Тоня, будучи еще в школьном возрасте, всегда брала с собой чаат (аркан) и малокалиберную винтовку. Владела они этим снаряжением мастерски, как и все оленные чукчи.
Не раз лицом к лицу встречалась с медведямии, росомахами. Звери ее не трогали. «Видимо, знали, что я стану поэтессой и буду еще нужна людям», — полушутливо-полусерьезно вспоминала Тоня.
Возможно, в этом была доля правды.
Антонина Кымытваль, избежав смерти в раннем детстве, хорошо знала цену жизни. Кроме двух родных дочерей — Любы и Насти, она и ее муж — специалист оленеводства Виталий Задорин вырастили и воспитали достойными людьми четырех племянниц Антонины, оставших сиротами.
Закончив педучилище в Анадыре, Тоня работала учительницей в «Красной Яранге» селения Усть-Белая, а после Высших литературных курсов — в окружной газете «Советская Чукотка». В 1957 году в составе чукотско-эскимосского ансамбля участвовала в VI Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве.
Село Усть-Белая.
Первая книга стихов «Линлин"ин грэп» («Песни сердца») вышла на чукотском языке в 1960 году. И лишь в 1969-м была издана ее вторая книга — на русском в переводе Владимира Сергеева «Тебе» («Гынкы»).
С тех пор поэтические сборники Антонины Кымытваль стали издаваться регулярно — в Магадане, Москве, во Франции, Японии, Германии...
При жизни было выпущено около двадцати книг первой чукотской поэтессы. Ее переводчиками были уже упомянутый В.Сергеев, Валентин Португалов, рижанин Роальд Добровенский, работавший в свое время в Хабаровске и на Сахалине, Людмила Миланич, Анатолий Пчелкин, Михаил Эдидович, тоже рижанин, долгие годы проработавший на Чукотке и Колыме...
Из Анадыря в Магадан Тоня перебралась то ли в 1973-м, то ли в 1975 году — уже не припомнить.
Познакомил нас прекрасный писатель-этнограф Владлен Леонтьев, давний друг поэтессы. Человек-легенда, «русский чукча», неутомимый бродяга, прекрасный знаток чукотских обычаев, языка, культуры, он заслуживает отдельного рассказа.
Жизнь его, без преувеличения, достойна пера Фенимора Купера. В середине 30-х годов Леонтьев с родителями прибыл на Чукотку, в самый дальний ее поселок Уэлен, там же закончил школу. Учился, кстати, в одном классе с известным чукотским писателем Юрием Рытхэу.
С наступлением тепла Леонтьев исчезал из Магадана. Один на казанке преодолевал пороги тундровых рек и речек, открывая все новые страницы истории древних племен, населявших Чукотку кереков, мышеедов. В его рассказах оживали черты их повседневного быта, междуусобных войн, сражений с пришельцами...
Впоследствии Владилен очень помог мне как переводчику поэтов Крайнего Севера.
Магаданские писатели Антонина Кымытваль, Владилен Леонтьев, Михаил Эдидович, Альберт Мифтахутдинов, Александр Черевченко. 1978 г.
Какой была Антонина Кымытваль? Скажу одно — это был светлый человек. Тоня, как никто, умела ценить дружбу, искренность и прямоту в отношениях, прощать людям многое, почти все — кроме лжи и предательства.
Помню такой случай. В середине 70-х к нам в Магадан нагрянул с многочисленной свитой Евгений Евтушенко. Подробно это событие описано мною в очерке «Попса 60-70-х. Магаданское шоу знаменитого поэта».
Городские власти предоставили ему для выступления самый большой зал — в Доме политпросвета. Выступление прошло на ура.
После чего магаданские поэты, художники, журналисты, Тоня и я — в том числе, скинувшись, устроили в гостинице обкома партии, где остановился почетный гость, товарищеский ужин.
Еще не остывший от аплодисментов и оваций, Евтушенко вдохновенно исполнял перед нами роль мэтра — взахлеб говорил о своих победах на поэтическом и любовном фронтах, отпускал скабрезные шуточки в адрес всем известных собратьев по перу, требовал от местных поэтов прочитать что-нибудь и, выслушав, снисходительно похлопывал их по плечу: дескать, ничего, бывает и хуже.
Мы с Тоней от чтения своих стихов отказались.
В разгар веселья ко мне подошел официант с выправкой прапорщика КГБ и шепнул на ухо, что высокого гостя требует к телефону «хозяин». Так называли первого секретаря Магаданского обкома партии Шайдурова.
Так же на ухо я передал эту новость Евтушенко. Он тут же прервал свою речь и вышел в коридор к телефону. Больше мы его не видели. Даже не сказав последнего «прости», знаменитый поэт отбыл на закрепленной за ни обкомовской «Волге» в загородные апартаменты «вождя», расположенные в 25 километрах от города, в Снежной долине.
Наше собрание сначала ничего об этом не знало, все мы просто ждали его возвращения в дружеское застолье, покуда тот же официант-прапорщик не сообщил нам о случившемся и дал понять, что наше время вышло.
Собрав недопитое и недоеденное, мы, как оплеванные, отправились пешочком по ночному городу на квартиру Тони, где и просидели до самого утра...
До этого случая Тоня, насколько мне известно, относилась к Евтушенко с почтением, отдавая должное его популярности. Хотя о стихах его предпочитала не говорить — ее кумиром были поэты русской классики, прежде всего Федор Тютчев. С того памятного вечера все изменилось.
Вскоре в честь московской знаменитости местные власти организовали грандиозный пикник в окрестностях поселка Ола, на берегу Охотского моря, в устье речушки, куда на нерест в это время стремились косяки кеты. Готовились тщательно, с размахом. Для гостей были разбиты армейские палатки, сколочены из досок столы и лавки, ящиками завезли спиртное. Уха из лосося, икра-пятиминутка были обещаны в неограниченном количестве.
На мероприятие были приглашены все «знатные» персоны города и даже члены Магаданской писательской организации.
Несмотря на то, что высокий уровень мероприятия обеспечивала подруга Тони — первый секретарь Ольского райкома партии чукчанка Анна Дмитриевна Нутэтэгрынэ, та наотрез отказалась в нем участвовать. «Есть и пить с ним за одним столом — много чести», — объяснила свой отказ чукотская поэтесса...
Семья: Антонина Кымытваль, ее муж Виталий Задорин, дочери Люба и Настя.
Я уже говорил о том, что в 70-е годы на недостаток переводчиков Антонина Кымытвал пожаловаться не могла. Писала она много и вдохновенно, причем не только стихи, но и пьесы для кукольного театра.
В то время я тоже вплотную занимался переводами — с эскимосского (Зоя Ненлюмкина, Юрий Анко), нанайского (Анна Ходжер, Константин Бельды), эвенкийского (Николай Оегир), юкагирского (Семен Курилов), саамского (Октябрина Воронова) и др. А вот стихи Тони переводить мне до поры, до времени не доводилось. Нам хватало дружбы, да и не хотелось отнимать хлеб у моих коллег.
Однако пришлось. Случилось это в 1981 году.
Вот что вспомианет об этом в газете «Магаданская правда» бывший редактор местного книжного издательства Владимир Данилушкин:
«...Я вынужден был «зарезать» книгу в переводе Михаила Эдидовича — сборник Антонины Кымытваль «Мой любимый цветок». Руководство издательства со мной согласилось. А что делать? Книга стоит в плане. Кто ее переведет заново? Ведь эта работа трудоемкая, требует времени немало, даже при наличии вдохновения. И квалификации!
Нужен товарищ Ч (одна из моих «подпольных» кличек того времени, — автор), только он справится. К этому времени Черевченко перевел книжку первой эскимосской поэтессы Зои Ненлюмкиной настолько хорошо, что это привело в восхищение весь коренной народ и его приняли в почетные эскимосы. Получил за работу премию Магаданского комсомола.
Но поэта нет в городе, время отпускное. Советский Союз — страна большая, и все же найти в ней Черевченко оказалось делом не самым сложным. А у того два условия: договор и аванс, иначе зажигания не срабатывает.
За полтора месяца он всю книжку переложил на русский. Осенью, на холодной даче под Ригой, у печурки, сидел и ткал нежную ткань женской души».
В общих чертах, так оно и было. С некоторыми уточнениями. В те достославные времена жители Крайнего Севера пользовались множеством льгот. Помимо северных надбавок к зарплате, каждый из нас за три годы работы получал право на полугодовой отпуск с оплатой дороги в любой конец страны и обратно.
Вот в таком отпуске тогда я и пребывал вместе с семьей. В отпуске за полгода любые накопления в итоге сводятся к нулю, особенно спрятанные от жен «заначки». Я не был исключением, поэтому предложение Магаданского книжного издательства пришлось весьма кстати. Да и по творческой работе я изрядно истосковался, а стихи Тони Кымытваль мне были по душе.
Последние два меяца отпуска мы с женой и дочерью проводили у ее родителей в Риге. Точнее в Лиелупе, где в огромном деревянном «курятнике» у моего тестя была дача от военкомата — комната площадью 18 кв. м.
Прикиньте: тесть, теща, сестра жены, жена, дочь и я — по 2,5 кв. м на человека. Для поэзии, пусть даже для чукотской, места не оставалось.
И я действительно снял комнату в двухэтажном домишке далеко за железной дорогой, в сени вековых сосен Рижского взморья.
Мне повезло: хозяйка дома — пожилая латышка Мирдза, ее 25-летний сын Зигурд — актер Валмиерского театра, приехавший погостить к маме в межсезонье, оказались людьми радушными и гостеприимными.
По вечерам мы частенько засиживались до поздна за бутылкой вина, Зигурд с печалью рассказывал мне о проблемах своего театра, строил планы на будущее. Мама ему поддакивала — она вырастила сына одна и болела за него всей душой...
Работалось мне над переводами Тониной книги легко — во многом мы с нею мыслили и чувствовали одинаково.
Книга «Мой любимый цветок» вышла в свет в 1982 году. Кстати, из всех двух десятков сборников Антоны Кымытваль в русском исполенении этот был и остался единственным авторизованным переводом. Книга получила обширную прессу.
Не хвастаю, но горжусь тем, о чем в своей рецензии на этот сборник написал в мартовском номере журнала «Знамя» за 1983 год критик Николай Огрызко:
«Нельзя не отметить и качество перевода. Сама поэтесса признается, что ей наконец повезло с переводчиком. Поэт Александр Черевченко знает Север не понаслышке, ему хорошо известны традиции культуры народов Чукотки».
Антонина Кымытваль в день своего 75-летия.
Судя по всему, последние годы Антонина Кымытваль прожила в некоем вакууме. Условия «свободного» рынка, точнее дикого капитализма преобразили и местную писательскую организацию — проблемы «стариков» ее уже не интересовали.
Вымерли или отбыли в дальние края переводчики стихов чукотской поэтессы, а ведь неразрывная связь с русскими читателями, их высокая оценка ее стихов были движущей силой творчества поэтессы.
Так что к «верхним людям» первая чукотская поэтесса, судя по всему, ушла в скорбном одиночестве.
По религиозным представлениям чукчей, помимо жизни людей на поверхности земли, существует жизнь и над небесной твердью. Там живут их предки — «верхние люди». Они ведут тот же образ жизни — пасут оленей, охотятся, не испытывая тягот, которые выпали им на земле, — голода, постоянного холода, мора оленьих стад, оводовой напасти.
Эта вселенная все время пополняется земными людьми после их смерти. Однако попадают туда лишь те, кто прожил жизнь достойно. Уверен, что Антонина Кымытваль — в их числе.
Винни ытрыч. Вот все.
Дискуссия
Еще по теме
Реплик:
11
Еще по теме
Вадим Нестеров
Историк и публицист
НЕЗНАЙКА ПРЕДУПРЕЖДАЛ
А мы не услышали!
Юмор как оружие души.
Александр Гапоненко
Доктор экономических наук
МОСКОВСКАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ ВЕСНЫ 1952 ГОДА
Впечатления зарубежных гостей
Юрий Алексеев
Отец-основатель
ОСЕННЕ-ЗИМНИЙ КУПАЛЬНЫЙ СЕЗОН-3
Армейское, суровое, докладываю, подвиг
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЖИВЫХ МЕРТВЕЦОВ
ВЫПУСК ПЕРВЫЙ
А нужно ли это такой маленькой нации Мал клоп, да вонюч.
США СЛЕДУЕТ ПОЧИТАТЬ
Но Плекшан-то, в отличие от Достоевского, по паспорту Иваном был.
ПРИБАЛТИКА ПРОВАЛИЛА ЗАДАНИЕ США
ЛАТВИЙСКИЙ СЕРИАЛ ПРО ДЕЛО 14 ЖУРНАЛИСТОВ
ГЕРМАНИЯ СТАНОВИТСЯ ЦЕНТРОМ ВОЕННЫХ УСИЛИЙ
СЕРЕБРЯНАЯ ЭКОНОМИКА
Смысл жизни в познании происходящих физических явлений.....Это научный подход.....))))
ПРОЧЬ ДЕШЕВЫЙ ТРУБОПРОВОД
НИ РУССКОГО, НИ ОЛИМПИАД!
Это не нацизм, Йохан?! Нацизм, нацизм, чистейший нацизм. Абсолютно ничем не замутненный.