Когда спиртовый столбик термометра опускается ниже 60 градусов по Цельсию, на Колыму опускается черный туман, становится трудно дышать. Знающие люди утверждают, что в воздухе вымерзает кислород...


В пути

На Колыму я прилетел из Харькова по приглашению «Магаданской правды» в ноябре 1971 года.

А уже в двадцатых числах декабря на пару с фотокором Cлавой на редакционном «газике», которым управлял легендарный колымский водила Боря Чавкин, отправился по Колымской трассе в Сусуманский район — написать о вскрышных работах на золотых полигонах. Расположен Сусуман на 626-м километре трассы.



На Колымской трассе (с сайта war-net.ws)


Предстояло также завезти мешок картошки Юрку — земляку Славы, жившему в поселке Кадыкчан, — это на 90 км севернее Сусумана, еще ближе к Полюсу холода, к якутским поселкам Оймякон и Усть Нера. В Магадан в те годы свежий картофель время от времени завозили морем с Камчатки и из Приморья. В отдаленные районы Колымы — почти никогда, население довольствовалось сухой картошкой, которая при готовке превращалась в отвратительную слизь.

Коротко о том, что такое вскрыша торфов.

Зимой на золотых приисках Колымы люди заняты подготовкой россыпей под операции предстоящего промывочного сезона. Геологи заранее определяют, на каких глубиных расположены золотоносные пласты. Задача в том, чтобы до наступленя тепла вскрыть эти россыпи, подготовить площади к промывке песков.

Как известно, Колыма — это вечная мерзлота. В зимнюю стужу она становится монолитом. Чтобы убрать торфа (пустую породу), в нее забуриваются заряды взрывчатки, производят массовый взрыв, а затем разрыхленные взрывом торфа выталкивают бульдозерами за контуры полигона. Количество и мощность зарядов зависит от толщины торфов, иногда на небольшом клочке мерзлоты их забуривают до сотни.

Зрелище не для слабонервних.



Массовый взрыв торфов на золотом полигоне (с сайта magtrk.ru)


Но вернемся к сути вопроса. За столь короткое время я, естественно, не успел как следует экипироваться в соответствии с местными климатическими условиями. Но в редакционном арсенале кое-что для меня нашлось, прежде всего унты и ватные штаны на широких бретельках, подобные тем, что носят ясельные малявки. Малахай из собачьего меха я приобрел на барахолке, теплые рукавицы в магазине. Вот только пальтишко у меня было не по сезону. Пришлось под него напялить на себя два имевшихся в наличие старых свитера.

Первая репортерская командировка в незнакомом краю, тем более на Колыме — событие эпохальное. То, первое, знакомство с Колымской трассой навсегда осталось в моей памяти. Мне казалось, что я попал на другую планету. Замороженные сопки, оцепеневшая в морозном ужасе лиственничная тайга по обеим сторонам дороги, столбы печного дыма на крышами одноэтажных поселков. Снега, снега, снега...

Слава, исколесивший Колыму сотни раз вдоль и поперек, коротко комментировал попутные «достопримечательности»:

— Хороша столова, добри тут пэльмэни. Ты дывысь — нова уборна!

Иногда он подстегивал Борю Чавкина:

— Ну шо ты тилипаешся, як негодований? Прыбав-но газу!

На что Боря всякий раз презрительно цедил сквозь зубы:

— Куда спешить? На Марчекан я всегда успею!

В Марчекане — припортовом районе Магадана — располагалось городское кладбище.

Путь на Колыму для каждого из моих спутников был не легок и не прост. Уроженец Ивано-Франковской области Ярослав в начале 50-х пятнадцати лет от роду был арестован и заключен в лагерь за то, что тайком носил в лес, где базировалась бандеровская «боёвка» УПА, хлеб и сало. В этой бандгруппе состоял его старший брат. К этому времени войска МГБ завершали разгром бандеровских формирований, их остатки, прятавшиеся в лесах, испытавили острую нужду в продовольствии.

Лишение свободы несовершеннолетних правонарушителей с 12-летнего возраста на срок до пяти лет позволял закон, принятый еще 7 апреля 1935 года. В соответствии с ним Ярослав и заработал свою колымскую «пятерку». Отбыв срок от звонка до звонка, стал вольным казаком, но без права выезжать на ПМЖ за пределы Магаданской области. Затем это право ему вернули, но он так и остался на Колыме — некуда было уезжать... Работал лаборантом в местном фотосалоне, в совершенстве освоил технику фотосъемок и к тому времени вот уже долгие годы работал фотокором в «Магаданской правде».

Борис Чавкин в конце 50-х приехал из Донбасса на похороны своего брата — водителя одного из приисков, погибшего в автокатастрофе на Колымской трассе. Опытный водила, Борис отремонтировал искалеченный ЗИС-150 брата и занял его место за баранкой. С возрастом пересел в редакцонный «газон».


Сага о тройном одеколоне

В путь мы тронулись затемно, часов в шесть утра. Впрочем, в декабре в Магадане светает часам к десяти, а темнеет уже в три пополудни. Ближайшей нашей задачей было добраться до Оротукана, где там, как я узнал от Ярослава, нас ждет ужин и ночлег в поселковой гостинице.

Оротукан — рабочий поселок на правом бререгу одноименной реки — притока Колымы, на четырехсотом километре трассы. В мои годы там располагался завод горного оборудования (ОЗГО), выпускавший самоходные буровые установки для геологоразведки, элеваторы для промывки золотносных песков, запчасти для землеройной техники и пр. По сравнению с другими населенными пунктами Колымы, построенными еще в 30-е годы, Оротукан с его аккуратными пятиэтажками, хорошо отлаженной инфрастуктурой выглядел вполне современно. Да и поселковая гостиница давала сто очков форы досторическим ночлежкам Ягодного, Усть-Омчуга, Сусумана. В ней была даже горячая вода и душевые.

В одном из ее номеров традиционным «Мобрдзандитт, генацвали!», то есть «Добро пожаловать!», нас приветствовал заместитель директора завода Серго Трифонович.

Серго был большим другом нашей редакции. Геолог по профессии, он с конца 40-х по конец 50-х исходил пешком в составе поисковых партий всю Колыму, искал золото и в верховьях Индигирки. Годы брали свое, и в конце концов он «окопался» в Оротукане. Создание современной по тем временам инфрастуктуры поселка было, в частности, и его заслугой — он занимал должность заместителя директора ОЗГО по хозчасти.



Поселок Оротукан в наши дни (с сайта kolyma.ru)


Зимой за световой день на редакционом «газике» по трассе можно было добраться именно до Оротукана. Точнее туда газетчики попадали уже глухой ночью. О предстоящей командировке сотрудники «Магаданки» сообщали Серго заранее, и всегда он встречал их лично, устраивал в гостиницу, где уже был накрыт по-кавказски щедрый стол. Так было и на этот раз.

Дружба Серго с газетчиками объяснялась, в частности, и тем, что в те баснословные времена они, в отличие от нынешних тружеников пера, отравленных Интернетом, умели и любили слушать собеседника. А нашему грузину, до краев переполненному самыми невероятными историями, в Оротукане слушателей не хватало. Одну из таких историй он поведал нам в тот приезд. О том, как ему и его товарищам по поисковому геологическому отряду довелось встречать Новый, 1958 год в поле, в верховьях Индигирки.

По словам Серго, его отряд застрял в тундре по вине начальства. Тогда на вооружении объединия «Северовостокгеология» был всего один вертолет МИ-4, который использовался для транспортировки грузов и доставки геологов из маршрутов на «большую землю». Естественно, он был нарасхват, и про поисковый отряд в предновогодней суматохе просто «забыли».

— Мороз давил, как сейчас, — под 60 градусов, — вспоминал Серго. — Из продовольствия остались лишь сухари, пшенные и гороховые концентраты. Из выпивки — одна коробка, т. е. 20 флаконов «тройного» одеколона. Что ж, на худой конец, можно было обойтись и одеколоном. Но хотелось украсить праздничный стол чем-нибудь более существенным, чем пшенка и горох, и я с коллектором Борисом, вооружившись винчестерами, пошел на охоту — подстелить хотя бы пару куропаток. Двинулись к реке, найти дичь в зарослях тальника на ее берегу было более вероятно, чем на просторах тундры голой-неогороженной. Разделились: он — на север, я — на юг. Иду на лыжах, смотрю по сторонам — пусто. И вдруг — о, чудо! — из кустов тальника торчат оленьи рога. Остановился, перевел дух, прицелился, выстрелил. Попал! Подхожу ближе, боже, убитый олень лежит на боку, а через спину его два мешка муки перекинуты. Видно, олешка отбился от аргиша кочевых эвенов. Скандал!..

Но скандала Серго и его товарищам удалось избежать. Выручил все тот же «тройничок». Эвены примчались на выстрел на оленьей упряжке, сначала потребовали денег или спирта. Но в итоге довольствовались десятью флаконами одеколона. Да еще муки отсыпали геологам.

— Так что новый, 1958 год мы встретили на высоте. А вскоре и геликоптер прилетел за нами. И праздник мы продолжили уже в Сусумане, как положено белым людям, — завершил свой рассказ бывалый северный бродяга...

Трудно об этом вспоминать, но кончил добрейший Серго плохо. Семья его давно распалась, но связь с сыновьями, жившими в Тбилиси, он поддерживал. Впрочем, была она односторонней. Он щедро снабжал своих отпрысков деньгами, позаботился о том, чтобы они получили высшее образование, построил каждому по кооперативной квартире. Но когда старость и болезни подкосили неутомимого отца, дети и не подумали прийти к нему на помощь. Умер Серго на Колыме, в доме престарелых, в полном одиночестве...


Колымская окрошка

Не буду подробно останавливаться на рабочей части той командировки. Скажу только, что в целом она прошла успешно, хотя мотаться по приискам в лютую стужу для новичка занятие не из приятных. Работали в режиме аврала. Часов в 6-7 утра выезжали на очередной объект, к обеду возвращались в райцентр.

Слава проявлял и печатал очередной съемочный материал и отправлял снимки с автобусом в Магадан, а я строчил очередные 200 строк в номер — в 6 часов вечера меня вызывала по телефону редакционная стенографистка и я диктовал ей написанное. И так каждый день.

В самом Сусумане стоял черный туман. В один из дней мороз достиг минус 67 градусов. Были объявлены т. н. «актированные» дни: отменены все открытые работы, занятия в школах и т. д.



Черный туман (с сайта eer.ru)


И первое, что мы увидели, въехав в черту города, — стайку ребятни, как ни в чем не бывало гулявших по улице и поедавших мороженое. Вспомнилась запись, сделанная Черчиллем в дневнике после просмотра боевой кинохроники, посвященной осажденной гитлеровцами Москве зимой 1941 года. Оператор, в частности, заснял мальчика, евшего на улице эскимо. «Народ, который в сорокоградусный мороз ест мороженое, победить невозможно». Интересно, что написал бы великий политик при виде школьников, лакомящихся мороженым на 60-градусном морозе?

Где-то дня за три до Нового, 1972 года редакционное задание было нами выполнено. Оставалось забросить в Кадыкчан мешок картошки — и домой, за праздничный стол в семейном кругу. Но, как на грех, сломался наш «газик», ремонт на местной автобазе занял пару дней, так что в Кадыкчан мы прибыли лишь поздним вечером 31 декабря.



Заброшенный поселок Кадыкчан (с сайта vk.com)


Юрко и его жена Ганна жили в одном из бараков, из которых в основном и состоял жилой фонд поселка. В этом бараке земляк Славы в свое время отсидел положенный ему «червонец». После ликвидации лагеря барак поделили перегородками на «квартиры», где и продолжали свое бытие бывшие зэка.

За новогодним столом в скромной обители Юрка нас ждал сюрприз. Впрочем, это был не просто сюрприз, а настоящее чудо. Имя ему — окрошка. На ядреном домашнем квасе, со свежими огурчиками, редиской, зеленым лучком и укропом. Оказалось, что Юрко закупил в местном совхозе машину настоящего чернозема, который на Колыму завозили в централизованном порядке «с материка», возможно, с родной ему Украины. И соорудил небольшую теплицу, отапливаемую местным, кадыкчанским, угольком. Отсюда и все эти овощи — диковина в местных условиях. Не хватало лишь картошки, которую Ганна немедленно отварила в чугунке, скоренько остудила на морозе и накрошила в кастрюлю. Водка, которую мы прихватили с собой, в ту ночь так и осталась нетронутой. Пили мы чистейший и крепчайший бимбер — самогон, изготовленный Юрком собственноручно. Местная водка, состоявшая из разведенного водой спирта, не шла с ним ни в какое сравнение.

В Сусумане, куда мы прибыли 3 января, нас ждала телеграма с требованием срочно созвониться с редактором. Яков Васильевич Билашенко уже знал о том, что из-за поломки машины нам пришлось задержаться в районе.

— Ну коль скоро вы уже отметили Новый год на Колыме, придется вам еще немного поработать на Теньке. Надеюсь, что старый Новый год вы все-таки встретите дома. Значит, задание следующее...

И попылили мы по серпатинным перевалам и прижимам Тенькинской трассы в Усть-Омчуг — еще один районный центр Колымы в 334 километрах от Сусумана.

Но это уже совсем другая история.



Сусуман зимой (с сайта yablor.ru)