Родной язык
31.03.2016
Валентин Антипенко
Управленец и краевед
Мова и язык
Загляните себе в душу
-
Участники дискуссии:
-
Последняя реплика:
Достаточно пожив на белом свете, я всё больше проникаюсь истиной, что кроме человека есть две одухотворённые и не существующие без него вещи — родной дом и родной язык.
Приехав на родину и увидев радостные лица встречающих, ты, перекинувшись несколькими словами, как сноп валишься на кровать и засыпаешь безмятежным сном младенца.
Ты здесь родился, тебя здесь убаюкивали незамысловатыми песнями и сказками, ты здесь сказал свои первые слова и навсегда оторвался от материнской груди. Это твоё.
Все наверно наблюдали: если дом надолго оставить без присмотра, он будет дряхлеть и придёт в упадок за несколько лет.
Медленнее этот процесс идёт, когда ты изредка появляешься и наводишь марафет.
Ты можешь не протапливать печку. Убери только пыль, передвинь стулья и скажи несколько слов, а лучше затяни мелодию в родных четырёх стенах.
Дом — это чья-то жизнь.
Бывая в Полесском радиационно-экологическом заповеднике, приходилось видеть много заброшенных строений, умирающих от тоски по человеку. Дряхлые старики это чувствовали и категорически отказались покинуть родное жильё, понимая, что их постигнет та же участь.
И не важно, что в покинутых домах нашли себе пристанище дикие животные. Процесс дряхления зданий не замедлился, так как дому нужен не зверь, а человек.
То же самое и с родной речью. Её нельзя забыть, но она может зачахнуть, если к ней не возвращаться хотя бы изредка.
Иногда её протест приобретает форму требования: ты чувствуешь, что время пришло, и начинаешь вспоминать слова и выражения, просматривать старые газеты и книги.
Бывают случаи, когда люди, находясь в иноязычном пространстве, чувствуют непреодолимую потребность хотя бы услышать родную речь, не то что поговорить.
Такой пример имел место в моей семье.
Моя жена в силу сложившихся домашних обстоятельств с годичного возраста воспитывалась в семье крупного чекиста в Москве.
Вернувшись к родителям, она, конечно же, разговаривала на правильном русском языке московского разлива.
Все в классе подсмеивались над ней и с ехидцей называли Свъеточкой — с ударением на твёрдый знак.
К концу учёбы она, отличница, подтянулась. Однако русский акцент всё же сквозил, и принципиальный учитель белорусского языка и литературы поставил ей единственную четвёрку, «срезав» на серебряную медаль.
Прошли годы. В конце 80-х Светлана вдруг ни с того, ни с сего начала проявлять повышенный интерес к недоученной в школе белорусской мове.
Я посмеивался, взрослые дети недоумевали, брат пилил: «Ты же не мымра, а вон какая красавица. Далась тебе эта белорусская мова на людях. Всю жизнь себе испортишь».
На работе, по началу, было ещё сложнее. Завод военный, потому сослуживцы поначалу встретили языковую переориентацию жены в штыки. Некоторые крутили пальцем у виска, некоторые сплетничали и посмеивались.
Начальство забеспокоилось: а вдруг она, прекрасный инженер-конструктор, связалась с националистами.
Через некоторое время все успокоились, так как никакой агитацией и разговорами на политические темы Света не занималась: ей хватило моих увлечений политикой.
К несчастью, через несколько лет Светлана тяжело заболела и в расцвете сил умерла. Она так и не вернулась к речи её московского детства.
Я понял: белорусская душа, подогретая обстоятельствами, заговорила в ней на языке её происхождения.
Удивительно, но через пятнадцать лет похожая история с мовой повторилась: в писанину на белорусском языке ударился и я.
Так уж случилось, что волею судеб мне пришлось повидать многое, потому захотелось оставить своим близким и друзьям хоть какую-то память о нашем детстве и подзабытом советском времени.
Поначалу думал, что столкнусь с трудностями. Ан нет. Возвращение к мове далась легко, и через пару месяцев я уже не заглядывал в «Гугл» или словарь.
Однако, в отличие от жены, судьба вывела меня на две параллельные дороги пользования языками.
После того как достаточно большое количество моих публикаций было сделано на белорусском языке, на дискуссионном сайте IMHOclub я вновь вернулся к подготовке материалов на понятном всем русском языке.
В связи с этим выскажу несколько соображений.
Основной массе белорусов, живших совсем недавно в аграрной, а ныне — индустриальной стране, посчастливилось легко освоить русский язык и при этом не разболтать свой родной язык выдуманной терминологией, сохранив его в первозданной красоте.
Владея с послевоенного времени родственным и понятным русским языком, мы заполучили интелектуальный стержень, который если не открыл, то уж точно расширил нам горизонты приобщения не только к великой русской науке и культуре, но через переводы — ко всемирной.
В то же время, при наличии внутренней потребности, мы всякий раз имеем возможность обратиться к древнему родному языку, общаясь с народным творчеством, родной природой и земляками.
Почему белорусский язык первозданен? — да потому, что он по своему строю, жизненному мажору ещё не «окультурен» технократией и религией. Он остался языческим, как и наше нутро, которое воспринимает всё привносимое извне с оглядкой и именуется «памяркоўнасцю».
Глядя на робкие попытки некоторых православных служителей выравняться с католическими в знании белорусского языка, я воспринимаю это с иронией — напрасная трата времени. Ведь переводы молитв не в состоянии передать глубину, заложенную в них веками.
Острой аллергии у меня, конечно же, не вызывает то, что ксендзы, начиная с 90-х, как по команде заговорили на белорусском. Ведь после серьёзной муштры они и впрямь хорошо владеют белорусской речью, и мне нравится общаться с ними.
Но заходя на родине в крупный Долгиновский костёл и слушая недавно составленные на белорусском языке молитвы, мне становится не по себе: всё это звучит искусственно и фальшиво.
Ведь намоленность касается не только места проведения служб, но и языка.
В Долгиново церковь и костёл действуют много столетий. Сначала они были деревянными, а после восстания Кастуся Калиновского стали каменными.
Разные власти по-разному пытались натянуть одеяло на себя: польские — завлекая деревенский люд проповедями и приобщая его к иезуитскому воспитаню, царские искали путь к народному сердцу с помощью разных поблажек и стимулов.
И те, и другие активно использовали административный ресурс.
Однако и в польские, и в советские времена никому в голову не приходило менять сложившуюся практику служения Господу на том языке, который к нему ближе.
А вот перевёртышам конца прошлого века сподобилось всё поменять. Цели понятны. Но на пользу ли они?
Заходя в костёл, с улыбкой воспринимаешь, что старухи всё равно про себя читают молитвы на польском.
И только молодёжь, полностью адаптированная к очевидному несоответствию молитвы и речи, громко вторит за ксендзом: «Мая віна. Мая найвялікшая віна». В чём же эта вина, они, судя по выражению лиц, даже не догадываются.
Ну, да ладно.
Старики скоро отправятся в мир иной и образовательная функция костёла в отношении знания паствой родной мовы сыграет определённую позитивную роль. В этом — плюс.
А вот станет ли ближе человек к ценностям христианской истины и морали — сомневаюсь.
Более того, польский костёл, искусственно переключенный на национальную почву, может стать инструментом общественного позиционирования.
В неспокойные времена вполне вероятна попытка реализации украинского сценария разделения паствы.
Только у нас иная специфика.
Учинить водораздел в православии вряд ли возможно. А вот навязать распри путём агитации за преобразование костёла и перетаскивание православных в униатство, вполне вероятно. Это уже было в нашей истории и это конечно же чревато размежеванием.
Сознаю, что многие посчитают эти соображения фантазиями. Порой и мне самому в это не верится.
Но в голове назойливо вертится вопрос: неужели польские ксендзы из благих побуждений дистанцировались от белорусского костёла и добровольно лишились приработка, так как раньше постоянно приезжали на подмену служителей-отпускников?
Приходят на память также истоки новаций начала 90-х годов, когда полонизированная католическая церковь вдруг начала как по команде переходить на белорусский язык, а униатские священники зарубежной диаспоры очень активно включились в процессы трансформации общественного строя в Беларуси.
Уверен, что это было не стечение обстоятельств, а выверенная политика, преследующая чьи-то интересы.
Вопрос приобретает социальную значимость ещё и потому, что национал-радикалы, как дятлы в лесу, продолжают долбить: «імперцы адабралі ў занядбанага народа ягоную мову; беларуская інтэлігенцыя знішчана сталіністамі; камуністы пасляваенных часоў зрабілі ўсё магчымае, каб народ адрокся ад мовы продкаў».
Их монотонный стон о «занядбанасці» надоедает 25 лет, и это откровенное вредительство — убеждать сложившуюся и продвинутую нацию вернуться во вчерашний день — продолжается.
В современном обществе вопрос о языке в принципе не может рассматривалься с позиций «или-или». Ещё раз повторюсь, что нам крупно повезло получить в спаринг великий и могучий русский язык.
Да. Он в период послевоенной индустриализации и массовых миграционных процессов потеснил в городах наш национальный, однако белорусская культура и мова сохранили себя в писательстве, театре, изобразительном искусстве, реставрированных памятниках старины, наконец — в самодеятельном творчестве и душе народной.
Надо отдать должное: национал-радикалы выполнили роль катализатора тогда, в 80-90-е. Однако процесс использования родной речи и сохранения белорусской культуры естественным образом вышел из-под националистической опеки.
Сотни и тысячи людей сегодня интересуются и овладевают мовой вовсе не потому, что так захотелось кучке национал-радикалов. Люди хорошо понимают, что родной язык не должен вести к национальной самоограничености. Это дико, не современно и отстало.
Для того, чтобы найти баланс, нужно заглянуть себе в душу, а не брать на веру сказки и домыслы.
В современных обстоятельствах и с учётом людских тяготений наши власти проявляют медлительность. Они давно должны были изучить ситуацию и разработать здравую концепцию поддержки национального языка и национальной культуры на долгосрочный период. И это не должно превратиться ни в позиционирование, ни в очередную краткосрочную кампанию: поговорили и забыли.
Однако мы всегда должны чётко представлять: наш второй государственный русский язык — бесценное достояние потому, что он уже наш, он живёт в нашем сознании и принят душой.
Его сила кроется не в том, кто им пользуется, а в том, что он с древних времён до наших дней ни минуты не находился в застое пространственной ограниченности. Он прошёл суровую школу слияний и размежеваний разных народов, совершенствования и наполнения рациональными зёрнами из других наречий. Он, в конце концов, наполненен научной терминологией и придумывать аналоги абсолютно нет нужды.
Да. Русский язык сложен. Но он многогранен и перспективен с любой точки зрения. Он — важный ресурс познания окружающего мира и самого себя.
Как доходчиво пояснил ректор МГУ им М.В.Ломоносова, д.ф.н. Игорь Милославский — «чем больше феноменов и аспектов действительности может обозначать тот или иной язык, тем лучше для людей, пользующихся этим языком. В этом случае язык можно сравнить с зеркалом, отражающим некоторое пространство».
Абсолютно прав и Михайло Ломоносов, напоминавший современникам и грядущим поколениям:
«Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с Богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятелями, италианским — с женским полом говорить прилично.
Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашёл бы в нём ВЕЛИКОЛЕПИЕ ишпанского, ЖИВОСТЬ французского, КРЕПОСТЬ немецкого, НЕЖНОСТЬ италианского, сверх того богатство и сильную в изображениях КРАТКОСТЬ греческого и латинского языков».
Для думающих людей это — азбучная истина. Жаль, что до площадных трибунов она доходит с трудом.
Дискуссия
Еще по теме
Еще по теме
Екатерина Шеховцова
Общественный деятель в социокультурной сфере
Патриотизм первоклашки, или Зачем ребёнку «российский» язык
Григорий Трофимчук
Политический аналитик
Язык через кровь
Почему новый закон «Об образовании» — приговор для самих украинцев
unknown
Как покушаются на мир и согласие в Беларуси
Всеволод Шимов
Доцент кафедры политологии БГУ
Кошмар националистов: сколько белорусов говорят по-белорусски?
ОБЫКНОВЕННЫЙ НАЦИЗМ
КАК СОЗДАТЕЛИ RAIL BALTICA ПЫТАЛИСЬ ОБМАНУТЬ ГЕОГРАФИЮ
ПОЛИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА
Это Вы как нерусский рассуждаете? Или Вы как русский знаете лучше, как жилось нерусским?
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО СЕРГЕЯ СИДОРОВА
Из разговора врачей(англоязычных):Ну, коллега, будем лечить или она сама загнется?!