---

Из основной группы традиционных славянских языков всё более заметным, по многим показателям, становится белорусский. Не только потому, что корневая, смысловая основа массы белорусских слов понятна самим русским людям даже больше, чем номинально русские слова, которые зачастую непонятно из чего выросли. Но и по чисто политической причине: развивается белорусский язык у себя в стране в спокойной среде, без параллельного и почти уже ставшего обязательным давления на язык русский как главное препятствие для расцвета родной речи.
 

---

 

И это — резкое отличие от Украины, которая стремится утвердить родную речь за счёт постепенного изведения, выведения за скобки языков целой группы славянских и близких к ним народов: собственно русского, болгарского, польского, румынского, венгерского, словацкого (даже страшно становится, здесь вся Восточная Европа), ну и, судя по всему, белорусского.

Но при этом в Украине, как это ни странно, не возникает автоматического приоритета для украинского, даже подкреплённого мощным неоднозначным законом — просто основной, когда-то, русский механически меняется здесь на основной английский.
 

---

Какой язык будет доминировать здесь после английского, пока неясно, но что главным всё равно не будет украинский, очевидно уже сейчас.
 

---

Для самих украинцев, по праву любящих родные слова, как и любой нормальный народ в принципе, это звучит приговором. Так как предельно далёкий от славянской сферы английский со временем уничтожит и саму украинскую ментальность, которая — в паре с русской составляющей — всегда динамично развивалась, и этого уже не отнять.


Об этом я говорил ещё в 2011 году в Ялте, выступая перед депутатами Верховного Совета Автономной Республики Крым, когда, как уже ясно по самой дате, в составе этого органа ещё не было любителей России в подавляющем числе.

Они мне с удовольствием аплодировали, так как я (наверное, один из немногих) почему-то не «наезжал», как было принято уже тогда, на украинский язык. Не «лишал» его — такой напевный, красивый, имеющий ряд неоспоримых преимуществ — права на существование, как многие другие россияне.

Придётся понять, что после 1991 года каждая суверенная республика будет неизбежно и несмотря ни на что культивировать свой базовый язык. А если у кого-то по этому поводу есть вопросы, — то почему их тогда не задают Горбачёву, с которого, собственно, всё и началось? Он ещё жив и в состоянии ответить не только на всё, но и за всё. Этот тезис, который чётко и внятно обозначает виновных, не угрожая существованию украинского языка, тоже сильно понравился тогда крымским парламентариям.

Было бы полбеды, если бы после отказа от применения русской речи Киев принял на вооружение в качестве второго государственного — белорусский. Но английский возьмёт здесь теперь своё, и не только в плане лингвистики, а даже святого украинского чернозёма. Не говоря уже о коррупции, которая будет неизбежно сопровождать внедрение новых букв, буквально каждой буквы.
 

---

Коррупция такие проекты любит: вложений почти никаких, а финансовая отдача — серьёзная.
 

---

Сложно представить себе Беларусь, которая на законодательном уровне попыталась бы вдруг резко удавить «в себе» русскую речь, как устную, так и письменную.

Но Украина на это пошла смело, введя, в бесконечном итоге, закон «Об образовании» («Про освiту»), где все языки национальных меньшинств сводятся в счастливый пункт 7, чтобы не разбираться с каждым отдельно. Хотя так называемые нацменьшинства в данном случае являются подавляющим большинством, а права большинства должны соблюдаться по-любому, даже если его никто не собирается слушать.

Россияне — в целом стеснительный народ. Но венгры не упустили случая, чтобы не попасть под раздачу седьмого пункта, и сразу начали ставить условия. Видимо, поэтому их численность на территории Закарпатья, по счастливой оценке министра иностранных дел Украины Павла Климкина, сразу же сократилась со 150 до 100 тысяч человек.

Ещё одна такая постановка вопроса о венгерском в местных школах — и их будет тысяч 50, не больше.

Не думаю, что страны Вышеградской группы, куда теперь входят многие репрессированные законом языки (венгерский, словацкий и др.), тоже спокойно «засунут» их куда подальше.
 

---

Язык через кровь — такая формула вполне соответствует оперативному утверждению нового закона «Об образовании».
 

---

Очень странно, что на эту образовательную инновацию не среагировала, заметно и как положено, вся масса национально-культурных и этнически ориентированных СМИ в самой России. Хотя, казалось бы, — им первым заниматься этим вопросом вплотную, отложив пока в сторону заботу об орнаментах, так как именно русский язык помогает журналистам элементарно понять друг друга. Английский не заменит его и здесь: татарин никогда не будет разговаривать с белорусом на изысканном английском.


Именно в такой профильной аудитории, на круглом столе о гармонизации межнационального диалога в медиапространстве, который 12 декабря прошёл в Правительстве Москвы, и прозвучал вопрос о русском языке в контексте украинского закона «Об образовании».

Мне как выступающему показалось странным, почему редакторы национальных СМИ до сих пор не учли того обстоятельства, что перелом рубежа 2013-2014 гг. повлиял и на их деятельность тоже. И что теперь им придётся занять политическую позицию, от которой они всегда стремились уйти.
 

---

И понятно почему: страны, стоящие за спинами многих национальных изданий, диаспор и общин, почти всегда имеют чёткую политическую позицию, не совпадающую с позицией Кремля.
 

---

Кстати, именно на этом пути они, возможно, наконец, найдут деньги, которых у них никогда не было. Так как актуальнее языка теперь уже нет ничего. Нет языка — нет газет по определению, включая, прежде всего, национально-культурные и этнически ориентированные.

Денег на резкий подъём украинского языка нет даже в самой Украине, хотя в Советском Союзе финансирование на эти цели было, как ни странно, исправным, и всегда в больших объёмах. Поэтому на первых порах на украинском языке теперь придётся во всех школах и вузах говорить бесплатно. При этом, безусловно, будет сохраняться идеальная социальная стабильность. По крайней мере, можно на это надеяться, принимая в расчёт «финское» спокойствие украинцев, которых обычно так трудно вывести из себя.


Проблема русского языка в том, что он, в отличие от английского, стал резко сужать свой ареал после распада СССР, в то время как после распада Британской империи английский язык стал почему-то ещё мощнее, демонстрируя обратную геометрическую зависимость.

Не говоря уже о том, что нападок на английский, в отличие от русского, не наблюдается практически нигде. Это интересный опыт сам по себе.

Прямым образом реализация украинского закона «Об образовании» отражается и на скорости выполнения минских договорённостей по Донбассу, так как жители этого региона именно из-за проблем с языком резко ушли на восток. И теперь, чтобы привлечь их обратно, пугать их тотальным украинским строго противопоказано, это вряд ли поможет интеграции.
 

---

То есть и здесь русский язык — средство сближения. И Киев должен быть хитрее, но у него не получается.
 

---

Но вот что ещё более странно. Кишинёв, к примеру, просясь в Евросоюз, проявляет странную самодеятельность, отказываясь от рекомендаций авторитетной Венецианской комиссии, которая в мягкой форме не рекомендовала переводить выборы в молдавский парламент на смешанную систему.

Киев, идя туда же, демонстрирует ещё более странную позицию, отсекая от себя все «лишние» языки, игнорируя интеллигентное, дипломатичное замечание по этому поводу генсека Совета Европы Турбьерна Ягланда.

В таких условиях уже сам Ягланд рад даже тому, что «президент Порошенко поделился текстом закона с Советом Европы». Мог бы и совсем не дать.

Кстати, Венецианская комиссия занимается не только законами о выборах, но и нормами образования. Поэтому и ей тоже должна понравиться позиция Киева по чужим языкам, проявленная в максимально суверенном духе, вне всякой зависимости от мнения Европы.

Такого Европа ещё не видела, чтобы потенциальные кандидаты открыто плевали ей в лицо. Это интересная инновация. Если у Киева и Кишинёва получится в таком стиле войти в ЕС, остальные кандидаты поймут, как надо действовать, чтобы всё случилось быстрее.

 

Таким образом, получается, что по крайней мере нормальное, спокойное отношение к русскому языку помогает не только снизить градус противостояния в самих странах-носителях, которые по-прежнему на нём живут, но и осуществить все планы, которые, в случае перелома русского горла, будут уже недоступны.

Получается точно такая же, несколько странная, обратная зависимость, как и с английским языком после распада Британской империи: учите русский язык — и вы окажетесь в Европе.