Пришла зима, а на улице плюсовая температура.

В прежние времена в эту пору на дворе давно лежал снег, и после школьных занятий до позднего вечера слышался звон детских голосов — пацанва каталась на санках и лыжах, играла в снежки.

На огородах стояли снежные крепости и большие снежные бабы с дырявыми ведрами на голове, угольками в глазницах и покрашенными красной акварелью деревяшками на месте носа. Морковку матери берегли — долгая зима впереди.

Вспоминая лучшие времена, видишь большую разницу с тем, что было тогда и что есть сегодня — действительность резко отличается от прежней, как и погода.

Однако потепление климата совсем не означает движение к более комфортному состоянию человеческих душ при несравненном с прошлым уровне обеспечения материальной жизни.


Старшее поколение, прожившее лучшую половину жизни в советские времена, традиционно вспоминает «золотой век» 70-х и с тревогой в сердце сожалеет — вряд ли их детей и внуков ожидает такая же мирная, уверенная и насыщенная жизнь в будущем.

Появившийся на свет в горбачевские времена и получивший безобразное гуманитарное образование средний возраст, доныне болезненно реагирует на неведомые ему страхи сталинских репрессий, с трудом воспринимает быстрый бег времени и стоимости жизни, сидит вечерами перед телевизором и бунтует, в основном, с близкими на кухне.

Молодежь, рванувшая поначалу на дискотеки и другие игрища, сейчас большую часть свободного времени проводит у компьютерных экранов, которые активно поляризуют общество.

Небольшая часть молодых людей дифференцированно относится к обилию информации и, постигая тайны всемирной паутины, выстреливает медалями на всевозможных международных конкурсах ІТ-шников. Они хорошо учатся. Их приглашают на работу за рубеж. Возвращаются пока немногие

Другие — днем и ночью играют в «стрелялки», и их будущее под вопросом.

Третьим — активным пользователям социальных сетей — пришлись по душе кричалки, флажки и вышиванки, возможность нагадить кому угодно. Эту категорию можно в считанные часы собрать на какую-нибудь акцию и на ровном месте устроить проблемы для правоохранительных органов.

Именно из этой среды рекрутируется пополнение рядов оппозиции.


Сейчас в стране системной оппозиции практически не существует. Вокруг вытуренных по разным причинам в 90-е соратников Президента, теперь уже седых и озлобленных людей пенсионного возраста, кучкуются небольшие групки интеллигентиков, которые поверили в сказки о своей принадлежности к потомкам литвинов — жителей Великого Княжества Литовского, Русского и Жемойтского.

Поскольку русских они научились ненавидеть, а о жемойтах ничего не знают, то в обиходе краткая обревиатура — ВКЛ.

Каждый из них считает себя личностью, поэтому раздрай в оппозиционной среде — обычное явление.

Источники финансирования — зарубежные, что позволяет, ничего полезного для общества не делая, сравнительно неплохо существовать, обеспечиваться негосударственной атрибутикой, пасквильной литературой и поддерживать мелкими подачками молодежь, создающую куцую массовость на устраиваемых стариками митингах и шествиях.

Странно, но оппозиция уже не решается воспользоваться появившейся возможностью реального участия в государственной деятельности, поскольку на должностях надо до ночи работать и, главное, отвечать, а это пугает.

Как говорится в народе, «трындеть — не мешки таскать».


И все же в стране, где проживает 20 процентов пенсионеров, а с учащимися и бюджетниками — около половины стоящих с ложкой, где почти миллион трудоспособных граждан ездят на заработки в Россию и за рубеж, остается пара миллионов работяг, на которых все держится.

Им трудно, им сложно. Однако они упорно трудятся, изворачиваясь на изнанку, кормят семьи и поругивают власть, понимая, что идеальной она нигде, никогда и ни для кого не является.

Одним словом, в белорусском обществе сегодня сложился некий баланс. Противовесы и плачевные результаты потрясений у соседей не дают трансформировать ситуацию в ту или иную крайность.

Нам завидуют, полагая, что мы — самые умные (в другой редакции — инертные). Одним словом, пока все путем и вроде бы не чревато серьезными социальными конфликтами.

Однако жизнь меняется. Будем меняться и мы.

И чтобы не впасть в крайности, нам необходимо переосмыслить прошлое, отделить зерна от плевел.


Те, кто много пожил и повидал на этом свете, понимают, что белорусами двигают не столько исключительный разум или «памяркоўнасць», сколько укоренившаяся в подсознании память о тех страданиях и лишениях, которые сопровождали несладкую жизнь прошлых поколений.

Мы, послевоенные, еще застали времена, когда оптимизм, жажда жизни способствовали тому, что при всех неурядицах люди стремились вместе преодолевать трудности, привыкли обустраивать жизнь «талакой». Их не развратила частная собственность на землю, которая просуществовала не очень продолжительный период — во времена столыпинщины, а для западников — за «польским часэм».

Я не припоминаю апатии, безразличия, нытья даже тех, у кого тогда не было ни копейки за душой. Все стремились что-то выростить на подворье, где угодно, но заработать копейку, лишь бы не опозориться попрошайничеством.

К сожалению, война унесла жизни патриотически настроенной части советского общества. В сельской местности остались одни старики и женщины с малолетними детьми, так как с фронта вернулись единицы из тех, кто ушел воевать в 41-м.

Отсутствие кормильцев, тяготы послевоенной жизни, проблемы с лекарствами усугубили демографическую ситуацию. Только в конце 40-х жизнь приобрела какую-то динамику.

Люди постепенно начали вылезать из землянок и рожать детей от немногих вернувшихся с войны и оставшихся на проживание не «тутэйшых» фронтовиков и партизан, а также присланных учителей, медицинских работников, колхозных управленцев.

Это уже был другой состав населения, чем в предвоенные годы. К тому же господствовавшие и численно, и материально евреи были уничтожены гитлеровцами, а оставшаяся масса в мои школьные годы уехала в Израиль.


Потихоньку люди начали обустраиваться. Довольно быстро ожила рыночная торговля, а с ней появилась масса спекулянтов, которые обеспечивали спрос на самое необходимое.

На рынках Западной Белоруссии появилось множество поляков, которые привозили импортный дефицит, а на вырученные деньги закупали военное белье и одежду у интендантов воинских частей, расположенных поблизости.

В конце 50-х — начале 60-х на смену патефонам пришли рижские радиолы с проигрывателями на виниловых пластинках — и жизнь приобрела иной оборот.

С появлением СВ- и УКВ-диапазонных приемников люди, как Адам в райском саду, потянулись за искушением познать, а при возможности и попробовать на вкус, чем живет публика за железным занавесом. Ведь к 60-м годам оказалось, что побежденные в войне стали жить гораздо лучше.

Никто не вдавался в подробности — откуда взялись на Западе деньги, кто проинвестировал послевоенное восстановление и бурный рост промышленного производства и особенно — товарной массы для населения.

Никому не было интересно вникать, что страна Советов могла надеяться только на себя, а объемы поступлений по контрибуции составили лишь 5 процентов компенсированных потерь.

Это любопытство, сопряженное с ростом потребительских настроений, сыграло злую шутку — значительная часть людей уверовала в ценность материальной составляющей настолько, что соблюдение норм человеческой морали, ответственность за результаты труда, стали восприниматься как нечто само собой разумеющееся.

К тому же религия была не в почете. Церкви и костелы посещали только старики.

Закордонные «просветители», конечно же, не стали пичкать людей сводками с буржуазных полей и новостроек, а день за днем поганили советскую власть и то, что делалось нашими родителями, нахваливая при этом прелести жития в тряпичном избытке и омуте удовольствий.


К великому сожалению, после смерти Сталина последователи революционеров первой волны оказались слабоваты во всех отношениях.

С одной стороны они не стремились к глубокому познанию основ построения нового общества и не могли даже близко соответствовать мозговому уровню своих предшественников. С другой — власть возымевшие стали форсировать события, полагая, что классиками марксизма-ленинизма все написано и оставалось только тупо следовать их заветам.

Дошло до смешного: в век прорыва человека в космос народу было заявлено, что партийные власти в состоянии обеспечить все, чтобы нынешнее поколение очутилось в сказке коммунизма.

И это в то время, когда люди уже получили кое-какое представление о разнице бытия здесь и там.

Более того, люди не понимали, как можно распределять блага не по вкладу в общий котел, а по потребностям.

Сказки у нас любят с детства и даже в какой-то степени верят в их условное соответствие реальным событиям прошлого. Но поверить власти, которая ни с того ни с сего вдруг пообещала то, на что не решался даже Всевышний, было уж слишком.

Однако народ в принципе устраивали подходы советов к организации бытия, только вера в адекватность правящих элит была подорвана.

Масла в огонь подлил рассказ о чудовищном прошлом самого руководства КПСС, обращенный на ответственность прежних руководителей государства — Сталина и Берию.

Верить после этого очевидного обмана было некому. Люди просто продолжали жить в сложившейся системе координат, не очень-то надеясь на власть.

Как и следовало ожидать, в партию, а потом и на руководящие должности стали валом переть карьеристы и приспособленцы.


У нас, в советской Белоруссии, эти процессы не были столь явными, так как все понимали вынужденность риторики Машерова и верили не партии, а ему лично.

В других же, особенно южных, регионах пышным цветом расцвела коррупция, которая перекинулась на московскую власть с помощью щедрых подношений, которых в столице никогда не гнушались.

Если в продуктивном возрасте кремлевские долгосидельцы более или менее справлялись с управлением огромной страной, то в конце 70-х — начале 80-х их разум помутился. Вначале мемуарами начали грешить полководцы, включая Маршала Победы, а за ними и все остальные.

Брежнев стал писательствовать и его брошюрам «Малая земля», «Целина» и др. придворные сразу же придали значимость непревзойденных литературных шедевров.

С этого времени и началось еще более стремительное падение авторитета власти, которое дошло да уровня плинтуса в горбачевские времена.

Да. Горбачева по инерции еще боялись, но никто в партии не уважал.

Не имея надежной поддержки у старой номенклатуры, он начал «перестройку», стал все менять вокруг себя и в регионах. Можно догадаться, по чьей подсказке он придумал выборность директоров, выпустил из бутылки джина спекуляций, названного по старой памяти кооперацией.

Отказавшись от международной помощи, он истощил бюджет огромными затратами на преодоление последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС и довел страну до распределительного способа в обеспечении товарами первой необходимости.

Помогли и предатели, приблизившиеся к Горбачеву со всех сторон, так как вменяемые люди дистанцировались от участия в его перестройке.

Все окончилось развалом Советского Союза и образованием новых независимых государств, тесно связанных друг с другом кооперационными связями.

Практически в производственных циклах и взаимодействии хозяйственных структур, несмотря на трудности переходного периода, мало что поменялось. Отличие от прежнего состояло лишь в том, что государства, кроме Беларуси, лишились собственности на средства производства и у их руля оказались кланы, для которых государственное означает свое.

Часть стран вообще поменяли ориентацию и, обуянные стремлением самолично познать европейские ценности, рванули в объятья прежних недругов.


Сегодня народы воедино уже не собрать. Это совершенно очевидно, так как Запад прочно взял власть в свои руки и повел прибалтийские страны, Грузию, Молдавию, а теперь и Украину в финансово-экономическое небытие.

И это предсказуемые последствия, поскольку Америке да и Европе конкуренты в сфере материального производства и бизнеса не нужны.

Конечно, народ в общей массе постараются успокоить подачками, радостями плотских утех, возможностями работать на закордонного дядю за умеренную оплату. Однако то, что ранее представляло лицо советских республик, потеряно или будет в перспективе потеряно безвозвратно.

Потеряна и гордость за великую Родину, которую отцы и деды защищали до последней капли крови. Мало того, оплевывается и осмеивается совершенный ими подвиг, избавивший человечество от коричневой чумы.

Надолго ли — вопрос времени.

Самая большая проблема в том, что главная сырьевая опора — Россия — за перод ельцинского правления оказалась под американским внешним управлением, которое людям в глаза не бросается. Зависимость банковской и финансовой сферы от ФРС США такова, что Путин не может подмять ее под себя до сих пор.

Да и олигархи — не очень надежная опора, так как их активы размещены в офшорах, до которых Запад, как показал недавний кипрский эксперимент, может дотянуться в одночасье.

Его надежная опора сегодня только на вечных союзников России — самую боеспособную в мире армию и флот. Еще можно пока оперется и на народную поддержку. Но народная любовь — что дышло. Сегодня ты славен, а завтра уж — нет.


Мы, белорусы, как единственный советский анклав на постсоветском пространстве находимся между огнем и наковальней.

Так было всегда. Уж больно хорошее место у нас для проживания и больно уж близко мы находимся от вечных очагов напряженности. Да и маршруты следования грузопотоков и живой силы проходят по нашей древней и многострадальной земле.

Чтобы выжить, мы должны обладать изворотливостью вьюна и иголками ерша, чтобы вывернуться из рук одних и отпугнуть других.

Это совсем непросто, и в этом смысле выбор народа в середине 90-х оказался осознанным и единственно спасительным в ту забубенную пору.

Сейчас, когда нам стало все труднее обеспечить необходимые темпы модернизации огромного количества крупных производств, когда мы еще не обеспечиваем энергетическую независимость и обсолютно надежный сбыт сельскохозяйственной продукции, проблемы выживания сохраняются и в определенной степени усугубляются.

Не думаю, что это грозит потерей обретенной нами независимости — России своих проблем хватает и для Европы мы опасности не представляем.

Двум противоборствующим сторонам даже выгодно иметь буферную зону во избежание трений и конфликтов.

Это доказано событиями на Украине, когда Меркель и Олланд, не очень симпатизирующие «последнему диктатору Европы», просто вынуждены были у нас определить площадку для переговорного процесса по украинским проблемам.

Нисколько не удивлюсь, если после истечения срока соглашений по Донбассу к нам заедет и Джим Керри.


Независимость независимостью, а вот экономический и особенно энергетический суверенитет мы обеспечить пока не можем — и в этом наша главная проблема.

Поэтому просто глупыми и допотопными представляются разговоры о ненужности строительства в Беларуси АЭС и ее возможной заменяемости другими технологиями.

Аналогичный тупизм можно услышать о необходимости повальной приватизации крупных производств и земли.

Оппоненты власти не хотят вникать даже в очевидное: сегодня никто не собирается вкладываться в производства, оснащенные ниже европейского технологического уровня, тем более — покупать за большие деньги модернизированные государством предприятия.

Не доходит, как ни странно, до выходцев из села и то, что только индустриальное сельскохозяйственное производство позволяет обеспечить продовольственную безопасность страны. Что патриархальная деревня исчезает не по прихоти власть имущих, а в силу естественных процессов развития производительных сил в городе и деревне.

Вместо того чтобы способствовать гармонизации общественных отношений, группа обветшавших лиц упорно и активно навязывает молодежи ценности стремления на Запад.

Они используют то, что подростки сегодня не могут, как в прежние времена, находить выход энергии и охлаждать свой пыл драками улица на улицу или танцами до упаду под гармошку, а привыкли высвобождать избыток энергии участием в виртуальных свалках.

При этом особо озабоченные ищут способа потолкаться под опальной символикой на улицах, а в пока единичных случаях даже направляются в горячие точки повоевать за «свободу и демократию», в которой они ничего не смыслят, ибо воспитаны в иной среде.

Знания сегодня молодые люди не собирают по крупицам, так как на все вопросы есть ответы в интернете. По той же причине читать почти никто не желает — нет потребности вникать в переживания книжных героев и осмысливать их поведение.

Это и порождает иждевенческую среду, рыхлую для нового восприятия старой сказки о «европейских ценностях».


А там, в сытой Европе, между прочим, не все так радужно и прекрасно. Особенно сейчас, когда на нее хлынул поток переселенцев из мусульманских стран.

Забыв народную мудрость о том, что ложка дегтя может испортить бочку меда, некоторые полагают, что могучая Европа переварит мусульманское нашествие.

Прав известный мыслитель и автор теории энергоэволюционизма Михаил Веллер, утверждая: «Это — взгляд честного или злонамеренного идиота». И надо ли нам быть участниками этого процесса, тупо ломясь в современный Евросоюз?

Думаю, вопрос однозначен — ни в коем случае, если мы хотим сохранить свои традиции, обычаи, верования и, в конечном счете — страну.

Мы же видим, что нас на каждом шагу обманывают, а если протягивают руку, то совсем не из желания оказать нам помощь и подставить плечо.

Неужели кому-то по душе присуждение женщинам с бородой международных регалий в области искусства?

Неужели мы и вправду считаем Обаму праведником мира и политиком уровня Мартина Лютера Кинга, чтобы присуждать ему почти назавтра после избрания Нобелевскую премию мира?

Неужели никто не считает издевательством над памятью Быкова, Бородулина, Буравкина — присуждение Нобеля по литературе почти не читаемой белоруске, не пишущей на родном языке?

Им это уже не режет глаза, но мы-то чему радуемся и рукоплещем?

Не очень приятно говорить, но похожее мы недавно могли наблюдать и у восточного соседа. И если Путин хочет хоть как-то воспрепятствовать процессу тотальной либерализации, то в Брюсселе все остается по-прежнему. Последствия будут плачевными.


Подводя некий итог, хочется высказать мысль о том, что мы сегодня — маленький остров спасения славянской морали и нравственности. Нам не нужен Ноев ковчег с эмигрантами, нам нужно укреплять берега родной земли, чтобы соленая вода обещаний благополучия и пена «внутренней эмиграции» не размыла и не снесла в море сушу вместе с людьми.

Плыть-то, как оказывается, некуда.