---

Продолжение. Смотри ☞ Часть 1

---

Все предыдущие музы Лермонтова были старше его.

Девушки по природе своей вызревавшие раньше подростков смотрели на Лермонтова немного с высока. А юный поэт был в поиске той, кто увидит в нём настоящего мужчину.

Раненое зрелыми девицами сердце стремилось снова и снова в омут любви, и адреналин страданий приобрёл хронический характер, став ему так же необходимым, как и любовь. У творческих натур такое частенько бывает.

После замужества Ивановой он вспомнил о своей давней знакомой, сестре московского друга — Вареньке Лопухиной, «на которую засматривался ещё в студенческие годы, но не чувствовал к ней ничего особенного кроме дружбы...»

«Я был увлечен этой девушкой, я был околдован ею… …она вырвала у меня признание, она разогрела во мне любовь, я предался ей как судьбе, она не требовала ни обещаний, ни клятв... но сама клялась любить меня вечно — мы расстались».



Лермонтов уехал в Петербург, Варенька оставалась в Москве.

В 1935 году Варенька, услышав сплетню, что Лермонтов собрался жениться на Екатерине Сушковой, приняла предложение пожилого Н. Ф. Бахметева и вышла за него замуж.

Как и муж Ивановой, Бахметев ревновал и заставил Вареньку уничтожить адресованные ей письма Лермонтова. Часть рукописей и рисунков поэта ей пришлось отдать на сохранение двоюродной сестре.

Лермонтов же был опечален и сожалел о расставании с Варенькой до конца дней своих, что отражено в ряде его посвящений.

Особенно трогателен написанный в 1837 году стишок:

Расстались мы, но твой портрет
Я на груди моей храню;
Как бледный призрак лучших лет,
Он душу радует мою.
И новым преданный страстям
Я разлюбить его не мог:
Так храм оставленный — всё храм
Кумир поверженный — всё бог!

Упреждая события, заметим, что Варенька Лопухина сердцем тоже осталась верна поэту. Его гибель она пережила очень тяжело. Ее сестра Мария писала в сентябре 1841 года своей подруге:
Свои отношения с женщинами после разлуки с Варенькой Лопухиной поэт характеризовал так:
И действительно, после Лопухиной у Лермонтова было довольно много любовных приключений, но они имели один и тот же финал.

В число первых красавиц того времени входила Эмилия Мусина-Пушкина — жена ссыльного декабриста, «сумевшая добиться для него государева прощения».



Когда она с сестрой Авророй появлялась в Петербурге, «все светила побледнели перед ними».

Лермонтов восхищался красотой Эмилии, посещал её дом и по свидетельству В. Соллогуба «в то время (1838-1839 годы) он страстно был влюблен в графиню Мусину-Пушкину и следовал за нею всюду, как тень».

Но век красавицы был не долог. Эмилия умерла во время эпидемии тифа, «когда лечила в деревне своих крестьян, посещала больных и заразилась сама».

В числе женщин, к которым Лермонтов испытывал симпатии, были и замужние дамы, к которым он тяготел по старой привычке общения с более взрослыми и, при этом, робел, восхищаясь их умом и женской силой.

В числе покровительниц его таланта была Александра в девичестве Нарышкина — жена одного из самых богатых людей России Ивана Воронцова-Дашкова.



Каждую зиму Воронцовы давали бал, на который приглашался весь цвет столицы, включая императорский двор.

Именно на таком балу 23 января 1837 года «раздражение Пушкина дошло до предела, когда он увидел, что его жена беседовала, смеялась и вальсировала с Дантесом».

Лермонтов попал на бал к Воронцовым 9 февраля 1841 года, приехав в отпуск из очередной ссылки на Кавказ за дуэль с французом де Барантом.

Появление поэта в армейском мундире «не осталось незамеченным императорской фамилией», хотя на балу присутствовало около 600 человек.

В. Соллогуб вспоминал:
Ситуацию разрешила симпатизировавшая поэту хозяйка дома. Она «увела Лермонтова во внутренние покои, а оттуда задним ходом проводила его из дома».

Другой заметной покровительницей таланта поэта была Александра Смирнова. Перлом всех русских женщин» называл Смирнову Гоголь.



Лермонтов познакомился с ней в конце 1838 ода в салоне Карамзиных и стал бывать в ее доме.
Дочь Смирновой потом вспоминала: «Он очень робел перед ней в первый период знакомства, но после 1838 года он уже читал ей свои стихи и перестал робеть».

И всё же поэт понимал всю безрассудность притязаний к замужним женщинам, потому продолжал свои искания.

Примерно в это же время он был «сильно заинтересован» княгиней Марией Щербатовой, с которой встретился в 1839 году в салоне Карамзиных. По его собственному признанию, она была такова, «что ни в сказке сказать, ни пером описать».



Щербатовой Лермонтов посвятил несколько стихотворений, в том числе короткое «Отчего», проясняющее его отношение к ней.

Мне грустно, потому что я тебя люблю,
И знаю: молодость цветущую твою
Не пощадит молвы коварное гоненье.
За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
Мне грустно... потому что весело тебе.

В начале мая 1840 года Лермонтов, направляясь на Кавказ, встретился с Марией Щербатовой и навестивший её позднее Тургенев записал в своем дневнике: «Был у кн. Щербатовой. Сквозь слезы смеется. Любит Лермонтова».

Через несколько месяцев расстроенная женщина уехала за границу, а когда вернулась, поэта уже не было в живых.

В апреле 1841 года Лермонтов, находившийся в последнем своём отпуске, получил предписание в 48 часов покинуть столицу и выехать в Тенгинский полк на Кавказ. Друзья устроили ему прощальный вечер в салоне Карамзиных

По словам В.Соллогуба, «в этот вечер растроганный вниманием к себе и непритворною любовью избранного кружка, поэт, стоя в окне и глядя на тучи, которые ползли над Летним садом и Невою, написал стихотворение «Тучки небесные, вечные странники!...».
 

Софья Карамзина и несколько человек гостей окружили поэта и просили прочесть только что набросанное стихотворение. Он окинул всех грустным взглядом и прочел его. Все заметили, что глаза Лермонтова были влажные от слез — он чувствовал, что видит этих чудесных людей в последний раз.

Случилась и недобрая примета — на прощанье Софья Карамзина подарила ему кольцо на счастье, но оно выпало из рук поэта и куда-то закатилось так, что его не нашли.


Место дуэли

10 мая 1841 года Лермонтов написал Софье своё последнее письмо из Ставрополя: «Пожелайте мне счастья и легкого ранения, это все, что только можно мне пожелать».

Свидетельницей последнего дня жизни поэта была поклонница таланта Лермонтова, восхитительная Екатерина Быховец.

Утром 15 июля они с компанией друзей гуляли в роще Пятигорска.

После обеда, когда прощались, Лермонтов поцеловал ей руку и сказал: «Cousine, душенька, счастливее этого часа не будет больше в моей жизни». А вечером он был убит на дуэли.

«Мой добрый друг убит, а давно ли он мне этого изверга, его убийцу, рекомендовал как товарища, друга!» — с горечью восклицала Быховец.

Она всю жизнь хранила шнурок, на котором Лермонтов носил свой нательный крест.

два месяца своей жизни
Домик в Пятигорске, где Лермонтов прожил последние два месяца своей жизни

Несколько слов о дуэли, которая поросла тайнами

Как известно, Лермонтов погиб 15 июля 1841 года у подножья горы Машук близ Пятигорска, стреляясь со старым товарищем по юнкерской школе Николем Мартыновым.



Причина якобы была в обиде Мартынова на очередные прилюдные колкости Лермонтова в его адрес и адрес одной из его сестер.

Другие заявляют, что дуэль была шуткой, и ее участники должны были стреляться понарошку, но случилась трагедия.

Третьи утверждают, что это была не дуэль, а заказное убийство, в результате которого необходимо было ликвидировать «неудобного человека».

Любители порыться в разного рода записях установили, что незадолго до смерти Лермонтов, подобно Пушкину, обращался к знаменитой гадалке Кирхгов.

Пушкину она предсказала:
А вот фрагменты беседы с гадалкой Лермонтова:
 
Не удивительно, что после услышанного Лермонтов пришёл в уныние и стал заводить частые разговоры о смерти.

Странную версию изложил Паустовский в повести «Разливы рек», в конце которой Лермонтову будто бы послышался второй выстрел.
 

Когда писателю задали вопрос, что он имел ввиду, тот ответил: «Просто я убежден, что Мартынов не убивал Лермонтова».

Такое мнение у Паустовского сложилось после случайной беседы с профессором-медиком в купе поезда, когда тот доказательно заявил — изучение медицинского заключения приводит к выводу, что в Лермонтова стрелял кто-то другой из положения «лёжа», так как пуля вошла в грудь поэта под углом.

Да и Мартынов даже на исповеди перед смертью не сознался батюшке в убийстве поэта.



Паустовскому довелось слышать ещё одно семейное предание, будто в Пятигорске служил отличный стрелок, которому полковник поручил тайно ликвидировать государственного преступника на дуэли в районе горы Машук.

Солдат исполнил поручение и назавтра был переведен в другой гарнизон, а потом досрочно демобилизован и отправлен домой на Кубань.

Будучи неграмотным, казак только на восьмом десятке лет жизни узнал от своей внучки о гибели Лермонтова и, сопоставив обстоятельства, признался, что это он убил поэта.

Если вспомнить первую реакцию императора Николая I на гибель Лермонтова, будто бы отпустившего реплику: «Собаке — собачья смерть!», а потом после внушения жены выдавившему из себя сухое сожаление, то и такая версия может показаться вполне правдоподобной.
 

Зная, как порой искажает действительность сарафанное радио, надо полагать, что достаточно образованный и разбирающийся в возможных последствиях скандала самодержец вряд ли давал какие-то распоряжения насчёт Лермонтова.

Сомнительно и то, чтобы какой-то пятигорский полковник в желании угодить высшей власти решился на такой опрометчивый поступок, который при случайной огласке мог для него обернуться катастрофой — его бы тут же вызвали на дуэль десятки офицеров, включая Мартынова.

Да и примеров вольнодумства в те времена было предостаточно. Их самодержавие калёным железом не выжигало.

Тогда наказывались только те, кто практически посягал на самодержавие, к тому же честь и достоинство были первейшими отличительными чертами офицерства.

Существует много разных версий об образе жизни и причинно-следственных обстоятельствах безвременной смерти Лермонтова, включая то, что он, как многие гении, обладал пророческим даром и, не скрывая, писал об этом:

С тех пор, как Вечный Судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Может, именно по этой причине многие современники отмечали, что Лермонтов имел мерзкий характер и был «несносным человеком». А как быть сносным, если видишь подлость и зависть с порога? 

На этот счёт есть другое лермонтовское четверостишие:

Я говорил тебе: ни счастья, ни славы
Мне в мире не найти: настанет час кровавый
И я паду, и хитрая вражда
С улыбкой очернит мой недоцветший гений…

А стихотворение «Сон» он и вовсе заключается пророческими словами от второго лица:

И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той,
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.

Как тут не поверить в дар предвиденья, если в действительности все произошло именно так.

Раненый Лермонтов долго лежал один, истекающий кровью и брошенный друзьями, которые ускакали искать извозчика и врача.

Врачи не решались ехать к раненому в такую даль из-за непогоды, извозчиков тоже трудно было найти. Когда Лермонтова наконец-то доставили в больницу он был еще жив, но скончался от потери крови.

Как ни странно, но в России не удалось толком отметить ни одну их круглых лермонтовских дат из-за всякого рода напастей, пришедшихся на 14-е и 41-е годы. Даже в 2014 году из-за событий на Украине всё было скомкано.

Можно, конечно, говорить о совпадениях, но систематические совпадения — это уж слишком.

В литературоведческих кругах получила распространение сплетня, будто Лермонтов, видя всю несправедливость бытия, проклял Россию и ушёл из жизни молодым, тем самым, не дав истории шанса измениться.

Земле я отдал дань земную
Любви, надежд, добра и зла;
Начать готов я жизнь другую,
Молчу и жду: пора пришла…

Всё влияет на течение жизни — и условия воспитания, и образ жизни, и некие особенные обстоятельства вроде везучести: «у счастливого недруги мрут, у несчастного друг умирает».

Можно строить десятки предположений, но непреложным остаётся факт, что внутри Лермонтова всю его короткую жизнь шла большая внутренняя работа.

Он должен был пережить больше других, чтобы успеть сказать людям — залогом счастливой человеческой жизни является дружба и любовь.

И пусть ему самому не удалось испить сполна чашу главных человеческих чувств, он преподнёс её обществу своими бессмертными стихами и ушёл молодым, не желая более превращать свои душевные терзанья в муки дорогих ему людей.

Удивительную характеристику дал Лермонтову гениальный литературный критик Виссарион Белинский в письме к Боткину:

Творчество Лермонтова — великая школа воспитания чувств. Недаром в былые времена в школьных программах поэту уделялся не меньший объём, чем Пушкину, а может и больший.

С середины 50-х годов в библиотеке моего отца-педагога хранится большое количество разных методических материалов и изданий о творчестве Лермонтова, среди которых есть любопытная школьная игра «М.Ю.Лермонтов» из серии «Кто лучше знает».



На каждой из 42-х игровых карточек помещены репродукции картин и иллюстрации, отражающие жизнь и творчество поэта, а под ними — по три вопроса, на которые нужно ответить.

Полагаясь на знания школьных лет, мне показалось, что всё просто, и я попробовал проэкзаменовать себя наскоком.

Не тут-то было. Пришлось долго рыться в поисках ответов — к счастью, помог интернет.

Сейчас время другое, так как скорость овладения нужной информацией минимизирована, а тогда это был кропотливый процесс — гимнастика ума, которая формировала интеллект учащихся.

Чтобы вернуть в школу то, что потеряно за годы всяческих преобразований, не требуется много усилий. Нужно только захотеть.

Конечно, доступ к инструментам влияния на детский и юношеский ум должны иметь не верхогляды, а умные, образованные люди, умеющие научить детей тяге к знаниям и рациональному использованию потоков информации. В этом состоит главная цель образования.

Что до воспитания души и обращения её к постоянному самосовершенствованию, то лучшей школы, чем творчество «ночного светила русской поэзии» Михаила Юрьевича Лермонтова — не сыскать.