Исламский мир

Что? Где? Когда?

31.10.2018

Павел Потапейко

Кандидат исторических наук, переводчик, публицист

Исламский мир — 4

Так как же видят мир три арабские элиты?

Участники дискуссии:

6

12
Последняя реплика:

больше месяца назад

Владимир Копылков, Ринат Гутузов, Иван Киплинг

     Часть 1. Тюркский мир: Турция
     Часть 2. Казахстан, Узбекистан, Азербайджан и другие
     Часть 3. Арабские элиты о будущем

Арабская элита об Иране

В январе 2016-го д-р Фатима аль-Смади из исследовательского центра «Аль-Джазиры» представила проведенный этим центром масштабный опрос на тему «Отношение арабских элит к арабо-иранским отношениям и роли Ирана в регионе».

Опрос прошел в 21 стране (включая Мавританию, Джибути и Сомали) в октябре-ноябре 2015. Опрашивались разные группы элит, в т.ч. ученые, чиновники, интеллектуалы. Погрешность не выше 2,5%. Вопросы касались оценки арабо-иранских отношений сейчас и в будущем, системы правления в Иране, «Арабской весны» и вмешательства Ирана, а также разрядки между Вашингтоном и Тегераном и ее воздействия на арабский мир.

По итогам опроса можно прийти к ряду выводов.

В частности, арабские элиты расценивают нынешние политические отношения между Ираном и арабским миром как плохие или очень плохие, а почти половина считает, что они еще ухудшатся.

Но около 60% респондентов хотели бы посетить Иран (в основном по культурным мотивам). К тому же 90% опрошенных представителей арабских элит считают, что отношения с ним должны быть лучше (лишь 5% — что они такие, какими и должны быть, а 4% — что они даже лучше, чем надо). При этом 92% не хотели бы ориентироваться на модель Ирана.

Свыше 70% настороженно воспринимают потепление отношений между ИРИ и США, опасаясь усиления Тегерана и его влияния в регионе. Есть и те, кто разрядку между ними одобряет, но все равно опасается последствий.

Главной угрозой для арабского мира его элита считает Израиль (62%), а на втором месте с 23% — Иран (США — с большим отрывом на третьем, 5%).

Среди основных причин плохих отношений с Ираном на первом месте назвали борьбу за влияние, на втором — его вмешательство в арабские дела, на третьем — раздор суннитов с шиитами и на четвертом — козни Запада. Арабские элиты считают, что их страны делают больше шагов навстречу Ирану, чем тот навстречу им.

Опрошенные представители элит считают, что арабы в целом негативно относятся к иранцам, имеют отрицательные стереотипы, как и иранцы к арабам. Более половины видят арабов и иранцев двумя разными нациями, но с рядом схожих черт. Но 32% сказали, что это одна исламская нация с особенностями двух групп.

70% видят Иран угрозой арабским интересам. Особенно в связи с «Арабской весной». Свыше трети при этом считали, что он помогал подавлять волнения, но часть — что наоборот, способствовал.

Более 80% полагают, что отношения Ирана с арабским миром имеют тенденцию к ухудшению. Но при этом 69% — за сотрудничество ради безопасности в регионе.

Общий вывод: несмотря на негатив, арабские элиты хотели бы улучшения отношений с ним.

Политические отношения между Ираном и арабскими странами назвали плохими или очень плохими 89%, но 8% считают их хорошими, а 1% — даже отличными.

Экономические получше: неудовлетворительно их оценили 60%, но 32% — как хорошие (причем 34% считают, что за последние 5 лет улучшились).

В области безопасности 43% назвали отношения очень плохими, еще 44% — плохими. В области культуры ситуация чуть лучше: 19% считают отношения хорошими, а 1% — отличными.

Что именно беспокоит арабские элиты в усилении Ирана?

Претензии на гегемонию — 34%, его превращение в «полицейского» в регионе — 21%, перспектива соглашения Ирана и США за счет арабских интересов — 19%, угроза безопасности — 11%, углубление раскола в арабском мире — 8% и усугубление шиитско-суннитского противостояния — 6%.

Иранская элита о будущем

В январе 2018 г. в журнале Foreign Policy вышло эссе Санама Вакиля (специалиста по Ближнему Востоку в Университете Джонса Хопкинса и «Чатам Хаус») «Иранские элиты гораздо уязвимее, чем кажутся».

Автор доказывает, что в ИРИ имеет место глубокий раскол общества. Все чаще случаются массовые протесты, причем под лозунгами против верховного лидера аятоллы С.А.Хаменеи и президента Х.Рухани.

Две самые влиятельные фигуры иранской политики — аятолла Сейед Али Хосейни Хаменеи и президент страны (с 2013 года) Хасан Рухани.

Нарастает борьба между фракциями в рамках элиты — реформистами, прагматиками и ортодоксами. Правда, автор видит в этом проявление глобального тренда — растущего недовольства элитами, примерами чего стали «Арабская весна», избрание президентом США Д.Трампа и «Брекзит».

Но в Иране это накладывается на особенности.

Так, фракционная борьба усилилась с избранием президентом ИРИ в 1997 реформиста М.Хатами. Но консерваторы сплотились, существенных реформ проведено не было. А избрание в 2005 М.Ахмадинежада добавило популизма и нарушило баланс сил, что проявилось в ходе его переизбрания в 2009-м и последовавших массовых протестов и их подавления, вызвавшего критику со стороны аятоллы Хаменеи.

В 2013-м президентом был избран центрист Хасан Рухани, предложивший программу прагматичных социально-экономических реформ. Ожидалось, что он восстановит баланс групп элиты, сможет наладить мосты между ними и укрепит пошатнувшуюся легитимность системы в глазах общества. В ходе переговоров с США по ядерной программе казалось, что определенной сплоченности иранской элиты и общества удалось добиться.

Однако когда соглашение было подписано в июле 2015, противоречия опять всплыли на поверхность. Сторонники жесткой линии стремились дискредитировать Рухани и его реформы. Тот не сумел добиться компромисса, противоборство фракций растет. Одни разочарованы, другие поляризуются, волны протестов — одна за другой. Фракции всё более расходятся в определении будущего.

В теории все они хотят сохранения Исламской Республики — но какими методами и для чего?

Прагматики и реформисты выступают за либерализацию, более открытую экономику, укрепление частного сектора. Но консерваторы опасаются размывания основ революции и утраты и без того шатких позиций. А попытки Рухани разоблачать случаи коррупции и бизнес-интересы Корпуса стражей исламской революции становятся реальной угрозой для них.

И ряд массовых волнений (например, в Мешхеде с сильными религиозными настроениями, а затем и во многих других городах) были инспирированы как раз консерваторами, близкими к Эбрахиму Раиси, стороннику жесткой линии, уступившему на президентских выборах 2017 года переизбранному Х.Рухани.

Протесты направлены против экономического курса президента. Чем дальше, тем больше они выходят из-под контроля, считает эксперт.

Рухани, стремящийся привлечь иностранные инвестиции, намерен сократить субсидирование — помимо прочего, это вызовет рост цен на топливо, что подстегнет недовольство. Президент обратил внимание и на практически никем не контролируемые государственные фонды, откуда финансируются религиозные институты, и на $8 млрд., выделенных Корпусу стражей исламской революции.

Корпус стражей исламской революции — элитное иранское военно-политическое формирование, созданное в 1979 году из военизированных отрядов исламских революционных комитетов, сторонников лидера иранских шиитов великого аятоллы Хомейни. Принимало активное участие в ирано-иракской войне, а также в создании организации «Хезболла». Официально является частью вооружённых сил Ирана.

С.Вакиль, ссылаясь на иранские источники, утверждает, что протесты активно разжигает бывший президент М.Ахмадинежад. После ухода с поста он является бельмом на глазу режима, который стремится его маргинализировать любой ценой.

Со своей стороны, президент Рухани старается подать себя понимающим причины недовольства молодежи все более отдаляющейся от неё элитой. И рискует к концу своего второго мандата в 2021 г. превратиться в изолированную фигуру.

Реформисты не сидят сложа руки. Но, пишет С.Вакиль, будучи союзниками Рухани, вынуждены парадоксальным образом поддерживать и власть, и протесты.

А верховный лидер Ирана С.А.Хаменеи придерживается своей обычной тактики — обвинять внешние силы. Но протесты все чаще включают и его критику. А те, кто хотел бы сохранения баланса, все чаще винят именно его.

Ответ властей на протестное движение демонстрирует, что о каком-либо единстве элит Исламской Республики говорить не приходится.

Развернулась жесткая схватка нескольких фракций за власть, влияние или сохранение позиций.

В феврале 2018 г. Хешмат Алави опубликовал на ресурсе «Форбс» материал «Будущее Ирана по его же словам».

Статья посвящена протестам. Автор подчеркивает: многие поспешили увидеть в них революцию. А Трамп в обращении к Америке заявил, что «всецело с народом Ирана в героической борьбе за свободу».

Х.Алави анализирует иранские правительственные медиа, выдающие, по его мнению, суть проблем режима. Там звучит безнадёга. Сторонники Верховного лидера Хаменеи хотят отстранить президента Рухани. Но либералы-протестующие заявляют режиму: нет, это косметическая мера! Весь режим у черты! Есть те, кто пророчит «черные дни» «тегеранскому режиму».

Автор заключает: «Это не что иное, как согласие с неизбежным крахом» (!). Обстановку нагнетают даже государственные каналы и пятничные молитвы. Раздаются лозунги типа «Смерть Рухани!»

Но возникает вопрос: а кто его сменит? Не разрушит ли это Исламскую Республику? Есть те, кто видит шанс смертельного удара по клерикальной элите Ирана. Ведь на улицах кричат уже: «Смерть Хаменеи!» А это очень серьёзно. По мнению автора, иранцы ждут перемен, причём не меньших, чем смена режима.

Иранские официальные медиа не молчат. В сентябре 2018 на англоязычном сайте главной телерадиокомпании страны появилась статья «Враг пытается выставить будущее иранского народа зыбким и неопределенным». Это цитата из выступления первого вице-президента Э.Джахангири перед ректорами университетов и представителями научной элиты. Он отметил, что «угрозы надо превратить в возможности», и свое слово должны сказать вузы. США давят на иранский народ через свои СМИ, выставляют будущее страны шатким. И интеллектуальная элита должна сплотиться и дать ответ.

Российские аналитики пристально следят за ситуацией в Иране. В 2014-м, например, Сергей Маркедонов опубликовал материал «Мир, как его видит Тегеран». Автор считает, что тот «ведет игру сразу на нескольких досках» — Ближний Восток, Центральная Азия, Каспий, Кавказ. И из региональной державы превращается в игрока мирового значения.

С.Маркедонов выступал с лекциями и на дискуссиях в Тегеране в ряде ведущих аналитических центров. Он уверен: не стоит преувеличивать влияние идеологических догм. Исламский характер республики прекрасно совмещается с уважением к древнеперсидскому наследию, не связанному ни с исламской революцией 1979 года, ни с исламом вообще. Достаточно сказать, что на площади Хомейни есть монумент, посвященный эпохе Кира Великого.

Эксперт уверен: мнение о строго идеологическом характере иранской политики укоренились в США и в Европе по многим причинам, включая переоценку аятоллы Хомейни и влияние советологии. Точно так же политику СССР трактовали как продолжение теоретических дискуссий марксизма.

Но возвращаясь к Ирану, отмечает автор, надо признать: его политика — «перманентное колебание между объективно необходимым национальным эгоизмом и прагматизмом и субъективным стремлением защитников «идейной чистоты» к сохранению «верности заветам».

Иран не раз доказывал, что национальные интересы для него важнее, чем «религиозная чистота». Взять хотя бы отношения с христианской Арменией. Прагматизм был проявлен и во время гражданской войны в Таджикистане в 90-е, и во время операции НАТО в Афганистане.

Да и личное общение российского аналитика убедило его в прагматизме как элиты, так и студентов. Иранский правительственный Международный центр проблем мира имеет отделение в Лондоне, несмотря на все сложности в ирано-британских отношениях. Он сыграл роль в неофициальной дипломатии. В иранских вузах много тех, кто получал образование и защищал диссертации на Западе.

Эксперт обратил внимание на вторичность идеологии и борьбы с Западом. Национальные интересы и выгода — на первом месте. Тегеран хочет наладить отношения с Западом, но не терять динамику и на Востоке.

В частности, в украинском кризисе иранские эксперты видят в первую очередь конфликт великих держав, отвлекающий от его ядерной программы, заметил глава Института стратегических исследований Ближнего Востока К.Барзегар.

Иран против изменения границ в Евразии, опасаясь прецедентов. Он выбирает «активную нейтральность», по выражению К.Барзегара. Иранские историки и политологи видят причины нестабильности на Кавказе… в утрате персидского влияния там в XIX веке в результате войн с Россией!

Директор программы «Центральная Азия» в университете Тегерана и депутат Милли Меджлиса Элае Кулаи отметила: Иран опасается победы «нерационального ислама» на Северном Кавказе и видит здесь платформу для взаимодействия.

Среди противоречий — вопрос статуса Каспия. В Тегеране опасаются сплочения постсоветских стран под эгидой Москвы ради недопущения расширения иранских прав там. В целом Иран хотел бы многополярности, устранения американской гегемонии, но при этом не слишком большого усиления России. Иран ориентируется на статус-кво. И Россия важна в этом контексте (отсюда и взаимопонимание по Сирии).

В сентябре 2018 года в Тегеране состоялся третий саммит России, Ирана и Турции. Лидеры этих государств одобрили комплекс мер по дальнейшему урегулированию в Сирии, высказано намерение трех стран продолжать взаимодействие вплоть до полного искоренения террористов. Москва, Тегеран и Анкара договорились продолжить усилия по защите гражданских лиц и улучшению гуманитарной ситуации в Сирии. Они также сочли необходимым упростить процесс формировании конституции Сирии в целях ее скорейшего принятия. Участники саммита условились, что следующая трехсторонняя встреча в верхах по сирийскому урегулированию состоится в России.

Ряд западных СМИ трактуют неурядицы в Иране как предвестие скорой революции. В январе 2018 года «Радио Свобода» взяло интервью у востоковеда и эксперта британского аналитического центра «Чатам Хаус» Николая Кожанова.

Предваряя интервью, журналисты обрисовали протесты, подчеркивая поворот к политическим лозунгам, хотя они начинались как возмущение ростом цен. «Участники стихийных манифестаций начали выражать недовольство клерикальным режимом». Подмечен любопытный момент: демонстранты скандировали лозунги, славящие свергнутую шахскую династию Пехлеви. Особо отмечено, что это крупнейшая волна протестов с 2009. Причем сейчас они прошли и в провинции, больше поддерживающей власти. Те обвинили в их разжигании США, Британию и Саудовскую Аравию.

Н.Кожанов назвал неожиданность «визитной карточкой Ирана»: массовые волнения вспыхивают внезапно для стороннего наблюдателя, подспудно зрея долгое время. Недовольство копилось давно. Причина — экономические проблемы, раньше объяснявшиеся властями как результат санкций. Возникло ощущение, что их снятие приведет к немедленному улучшению. Но этого не произошло, и «возникли вопросы».

Эксперт охарактеризовал иранскую элиту как очень раздробленную. При этом видеть в протестах сугубо либеральные мотивы неверно: они бывают инспирированы консервативными имамами, изнутри режима, чтобы оказать давление на президента.

Н.Кожанов уверен: Рухани стал президентом как компромиссная фигура и находится между нескольких огней. Но без одобрения аятоллы Хаменеи и части консерваторов он не смог бы проводить реформы. Те понимают, что в массах копится недовольство из-за несбывшихся ожиданий. Рухани вынужден лавировать: с одной стороны, успокаивать консерваторов, а с другой, искать общий язык с протестующими.

Одной из основ идеологии Ирана вот уже почти 40 лет является образ осажденной крепости, в протестах винят происки Запада.

Обвиняют и Россию — например, в содействии подавлению выступлений 2009 года. Растет ностальгия по шахским временам. Причем это часть более широкого тренда: становятся популярны древние зороастрийские праздники и даже отмечание дня рождения Кира Великого. Но и кредит доверия к Исламской Республике не исчерпан.

Говорить о назревании новой революции не следует. Помимо прочего, силовые структуры не вышли из повиновения властей, протестное движение разнородно и стихийно, нет лидера.

Так как же видят мир три элиты?

Итак, были рассмотрены элиты тюркского, арабского и персидского миров. Можно сделать основные выводы.

Весь тюркский мир переживает интерес к своей истории, традициям. Но это не противоречит модернизации. У него два полюса со своими концепциями «тюркизма» — Турция и Казахстан.

В Турции элита исторически формировалась как бюрократия. И сегодня идет конфликт двух больших групп: светских кемалистов-«стамбульцев» и «анатолийских традиционалистов».

Первые формировались в отрыве от масс исторически, служат государству и во имя этого намерены просвещать массы и проводить модернизацию, долго понимавшуюся как вестернизация. Но в последние лет 30 эту миссию у них понемногу отнимают вторые. Их преставляет президент Эрдоган и его партия. В обществе и элите сильный раскол на его сторонников и противников. Однако появилось немало пунктов, где они сходятся, и это новое.

Идет переоценка приоритетов и взгляда на мир и будущее. Опросы говорят: сложился новый национализм, сочетающий стремление к более активной роли в мире, приверженность демократии, симпатию к умеренному исламу и уважение к османскому наследию. При этом политическое влияние Турции даже в тюркском мире заметно меньше, чем ожидалось в начале 90-х — из-за противодействия элит в постсоветских государствах

В Казахстане — своя концепция тюркского мира, основанная на ощущении именно себя ядром исторического Турана, наследником степных держав прошлого. Часть элиты здесь — за «цифровой Казахстан», курс на который провозгласил президент Н.Назарбаев. За уход от сырьевой экономики. Но есть и те, кто погружается в прошлое, ища там надежду.

Казахская элита делится примерно в равных долях на оптимистов, пессимистов и колеблющихся. Она опасается дестабилизации, передела собственности — как и элиты всех стран ЦА. Ориентируется на Китай и Россию, хотя и с оговорками.

И Турция, и Казахстан рассчитывают стать инфраструктурным и технологическим «хабом» Евразии.

Азербайджан видит себя образцом светского этатизма, модернизации, своего рода «окном Запада на Востоке».

У Узбекистана — особая позиция: его элита не желает ориентироваться ни на Турцию, ни на Казахстан. Это как бы оазис.

Туркменистан по-прежнему делает ставку на ресурсы, а Кыргызстан после пережитой нестабильности стремится собраться с силами.

В арабском мире элиты гораздо теснее связаны с западными «визави» — и сейчас это подтверждается трендом перехода на английский язык в повседневном общении в странах Персидского залива.

В поисках лучшего пути модернизации арабские элиты прошли варианты консервативного национализма, «сильных национальных лидеров», арабского социализма и наконец поворота к исламу. Причем часто это сочеталось в той или иной пропорции.

У всех этих вариантов свой образ будущего. Но Запад не замечал нюансов, глядя на арабский мир через призму стереотипов и своей выгоды. Арабские элиты разобщены, все попытки интеграции провалились. Но одна из их целей — добиться более заметного места в истории и геополитике.

После «Арабской весны» многие элиты меняют формы и методы управления, основной вызов — как теперь контролировать массы, научившиеся самоорганизации.

Элиты стран Персидского залива сегодня делают заявку на участие в технологической революции.

Арабский мир отличается очень высокой долей молодежи (в основном недовольной своим положением), но при этом наметилось падение рождаемости. Одновременно элиты стареют.

Арабские элиты настороженно относятся к Ирану, видя в нём угрозу, хотя не отвергают идею потепления. Но на деле ждут еще большего ухудшения.

Наконец, иранская элита также расколота на ряд групп — консерваторы, реформисты, популисты, прагматики. Их борьба между собой обостряется на фоне регулярных волн протестов. Причем протесты инспирируют и консерваторы, вопреки стереотипу о недовольстве либералов.

Однако революция не созрела, система не теряет поддержку. При этом религиозный характер общества преувеличен, растёт ностальгия по шахским временам, интерес к древней доисламской истории.

Исламская Республика Иран ведёт достаточно прагматичную внешнюю политику, отстаивая свои интересы и стремясь не допустить нестабильности. Её элита хотела бы сохранить статус-кво и развивать отношения с целым рядом партнеров, не исключая и Запад.

۞ ۞ ۞