В разговорах об ИГИЛ удивляет одна вещь. Часто говорится о том, что лидеры Исламского государства — вполне адекватные и рациональные люди, которые выверено и продуманно создали и теперь расширяют территорию их халифата. Такая логика верна лишь отчасти.
 

На наш взгляд, разговоры о рационализме лидеров ИГИЛ чересчур сближают их с политиками европейского пошиба. Ясно же, что это совсем не так. Ясно, что эти люди фанатики, которые мыслят категориями религиозных войн и крестовых походов.
 
Ясно, что Абу Бакр аль-Багдади и его единомышленники понимают, что подписали себе смертный приговор, начав резню на Ближнем Востоке. Ясно, что ничего общего с западной рациональностью, привязанной к ценностям уюта и комфорта, поискам конформистских моделей взаимодействия, у них нет.
 
«Наша цель — Исламское государство, которое не признает границ», — объявил «пресс-атташе» ИГИЛ Абу Мухаммад аль-Аднани в августе 2013 г., четко отделяя амбиции халифата от политического реализма западного толка и обрекая и самого себя, и своих бойцов на бесконечную войну.
 

Чем объяснить рост популярности ИГИЛ? Неспроста идеи Исламского государства стремительно набирают популярность. Поражает то, с какой готовностью люди готовы примкнуть не просто к халифату, а к халифату, который реставрирует средневековый ислам. Причем реставрирует его буквально и со всеми аутентичными атрибутами — клятвы верности, рабство, распятия, отрубание голов и т.д.¹.

С высоты европейской образованности мы пренебрежительно говорим, что ИГИЛ следует «мертвой букве» учения. Но там плевать хотели на европейскую образованность. Там думают принципиально иначе.

То, что здесь суть мертвая буква, там — это закон в полном смысле этого слова. Для них шариат — не только казни и отрубание рук, но и бесплатное здравоохранение, «бесплатное жилье, еда и одежда для всех и возможность обогатиться при помощи работы для тех, кто этого желает»².
 
Для западного человека возврат к нормам раннего ислама — абсурд. Но давайте посмотрим на это не с точки зрения человека Запада, а с позиции наблюдателя.

Что мы увидим? Мы увидим, что ценность ценностей западной цивилизации уже давно поставлена под сомнение, а лучше сказать — деконструирована.

Многое для этого сделали французские мыслители. Особо постарались такие деятели, как Ги Дебор и Жан Бодрийяр (и многие другие), написавшие соответственно «Общество спектакля» (1967 г.) и «Общество потребления» (1970 г.).

При этом с ними, в общем-то, и не спорили, в целом признавая поставленный западной цивилизации диагноз. Пока философы размышляли на темы бездуховности и искусственности погрязшего в материализме западного общества, внятного способа преодолеть эту бездуховность и искусственность никто предложить не удосужился.

Последний бой Западу дал Советский Союз, но и здесь накопилась такая куча проблем и противоречий, что никто уже всерьез не говорил о советском проекте, как альтернативе Западу.
 
На Ближнем Востоке все иначе. Там и без Бодрийяра была очевидна сущность Запада. Вместо французской философии, навязчиво повторяющей в сущности одинаковые мантры, источник вдохновения местные жители черпали в исламе.

Именно ислам предложил радикальную и революционную программу, которая призывает не просто к отрицанию западных ценностей, но к преодолению якобы исчерпавшего свой потенциал Запада.

Такой контекст задает совершенно иную перспективу. Возврат в средневековье воспринимается не только как откат к прошлому, но как строительство заново того, что не получилось у Запада. Если так, то халифат становится началом чего-то нового. И именно поэтому туда устремляются пилигримы со всех концов света, в том числе из Америки и Европы.

Не побоюсь сказать, что халифат дает надежду, но делает это на чуждом и непонятном для адептов западной цивилизации языке. И уже не важно, будут ли обещания аль-Багдади выполнены или нет. Важно то, что происходит эффективная симуляция вовлеченности в работу по созиданию принципиально нового, участия в глобальной эсхатологической программе разрушения старого света (и в переносном, и в буквальном смысле) во имя вселенского обновления.

В условиях, когда христианская цивилизация перестала всерьез обсуждать пришествие Христа, об этом заговорили на Востоке. ИГИЛ старательно воскрешает миф не только о пришествии Махди — мессии, который восстановит первозданную чистоту ислама, но и об Иисусе, который пронзит копьем Даджаля — лжемессию из Хорасана³.
 

Общество спектакля. Что сделать, чтобы остановить ИГИЛ? Разрушить иллюзию. Но как это сделать, если все — это иллюзия?

Вспомним старину Ги Дебора. В обществе спектакля нет места реальности, а точнее, реальность — это и есть спектакль. В таком контексте сражающиеся за демократию или за ислам революционеры являются человечками, играющими жуткие роли и борющиеся в срежиссированных непонятно кем постановках.
 
«Подобно тому, — пишет французский мыслитель, — как оно (общество спектакля — В.С.) предоставляет псевдоблага, которые следует вожделеть, оно так же предлагает местным революционерам и фальшивые модели революции»4.
 
Дебор метко называет «фальшивой конфронтацией» тот мир, где ни взрослый не является хозяином собственной жизни, ни молодежь всерьез не стремится к переменам и преобразованию мира. Мыслитель констатирует, что «только вещи могут править в этом мире, быть молодыми и вытеснять друг друга».
 
Потому спектакль не славословит людей и их оружие. Он славословит товары и войны этих товаров⁵.
 
Сила ИГИЛ в том, что он действует против общества спектакля — и это делает его более жизнеспособным, чем «демократов» — борцов арабской весны.
 
Перекладывая дискурс Дебора на проблему революционной борьбы и меняя слово «предмет» или «вещь» на слово «революция», мы увидим истинный смысл этой борьбы.
 
«Но предмет, столь разрекламированный спектаклем, — говорит Дебор, — становится пошлым и ненужным, чуть только покупатель принесет его из магазина и развернет упаковку. Продукт слишком поздно открывает покупателю свое убожество»⁶.
 
Именно такое гадкое чувство должно остаться у революционеров с площадей арабской весны, если они искренне надеялись на демократию, которую принесут своими действиями.
 
Что касается ИГИЛ, то иллюзия относительно Исламского государства разрушится только тогда, когда революционная романтика исчерпает себя, а халифат столкнется с реалиями государственного строительства. Но вряд ли это произойдет, так как ИГИЛ черпает силу, обрамляя свои действия ореолом мученичества и идеей перманентной войны.

Границы халифата предполагается расширять бесконечно. Перемирие допускается сроком не более, чем на десять лет, а «халиф обязан воевать по крайней мере раз в год»⁷. Так что победы здесь быть в принципе не может.
 
Поэтому находящийся в конфронтации с остальным миром халифат всегда будет иметь в распоряжении питающихся надеждой бойцов, благо Саудовская Аравия щедро спонсирует школы по подготовке соответствующих «кадров».
 
В этом смысле Запад оказался в ловушке, так как он не хочет длительной и затяжной войны, но поставлен в такую ситуацию, когда вынужден в нее втянуться.
 

Соотношение сил. Напоследок посмотрим на расстановку сил в регионе. С одной стороны, мы видим всплеск борьбы между шиитами (Иран с союзником Асадом) и суннитами (Саудовская Аравия), которые претендуют на региональное лидерство⁸. А совсем рядом Турция, которая хочет того же, только за счет ослабления шиитов и суннитов.
 
С другой стороны, пробудились поддерживаемые Западом сторонники демократии, которые считают, что во всём виноваты местные режимы и воюют с ними. В свою очередь, эти режимы полагают, что порядок и спокойствие стоит того, чтобы посадить диссидентов и нарушить кое-какие права человека.

Так что проявить свою пассионарность молодежь может где угодно. Хочешь — умри за демократию, хочешь — погибни за халифат, хочешь — умри за суннитов, хочешь — погибни в борьбе с религиозным мракобесием.

А теперь подумайте о том, что происходит в душе у молодого парня (иракца, сирийца, ливийца и т.д.), который каждый день слышит (иногда и видит) о терактах, об убитых друзьях, знакомых и родственниках.

Жители Ирака находятся в таком режиме с 2003 г. Это целое поколение, выросшее в условиях войны!

Представьте себе психологическое состояние этих людей. Очевидно, что на сегодняшний день ни европеец, ни американец, ни русский попросту не смогут понять иракца. Сегодня они не только говорят на разных языках, они — люди с разных планет. На фоне экономических проблем, коррупции и тотальной безнадежности, которые царят на Ближнем Востоке, местные жители готовы взять автомат и воевать с кем угодно.

Как уже говорилось, ИГИЛ — лишь одна из возможностей проявить себя на этом поприще. Но неожиданно она оказалась самой заманчивой.

Не последнюю роль в росте популярности халифата сыграла арабская весна, которая вместо демократии принесла новые диктатуры и войны, развенчав тем самым миф о возможности строительства демократии на Ближнем Востоке и понизив веру народа в способность Запада помочь им.
 

 

Примечания

¹ Вуд, Г. Чего хочет ИГИЛ? (большой перевод из Atlantic) / Г. Вуд; пер. с англ. Р. Раскольников.
² Там же.
³ Там же.
⁴ Дебор, Ги. Общество спектакля / Ги Дебор; пер. с фр. С. Офертас, М. Якубович; ред. А. Скуратов; авт. послесл. А. Кефал. — М.: Логос, 2000. — С.40.
⁵ Дебор, Ги. Общество спектакля / Ги Дебор; пер. с фр. А. Уриновского. — М.: Опустошитель, 2011. — С.32—34.
⁶ Дебор, Ги. Общество спектакля / Ги Дебор; пер. с фр. А. Уриновского. — М.: Опустошитель, 2011. — С.36.
⁷ Вуд, Г. Чего хочет ИГИЛ? (большой перевод из Atlantic) / Г. Вуд; пер. с англ. Р. Раскольников.
⁸ Шумилин, А.И. Сирийский кризис и политика США на Ближнем Востоке // А.И. Шумилин // США — Канада. Экономика, политика, культура. — 2014.— № 4. — С. 43—54.