---

«Родю в кубе» встретил я совсем недавно, случайно, на улице. А познакомился с ним в начале 90-х.
 

---

...Сидели мы тогда в банкетном зале одной бани, где с местными товарищами отмечали прихватизацию одного заводика. Родя был из местных и сидел напротив меня. Честно скажу, что общество там собралось из тех людей, для которых «Уголовный кодекс» не сборник постатейного материала, а руководство к действию... Особенно в части «присвоения чужого имущества тайно, или открыто, по предварительному сговору, путем применения насилия, или угрозы применения такового, а также путем обмана или злоупотребления доверием»...
 
Поляна была накрыта по-царски, вот только с посудой случился напряг. И водку разливали всем в маленькие стопочки грамм по 30, что, как понимаете, для собравшихся было форменным издевательством.

Роде это дело быстро надоело, и он, порывшись в своей сумке, вытащил оттуда старую солдатскую кружку.

— Сюдой буду наливать, — сказал он, заговорщически мне подмигивая.

Я тут же вспомнил о своей, «люминивой», которую таскал за собой с юности, и вытащил ее тоже на стол.

Так мы и познакомились. Его кружка при ближайшем рассмотрении была лет на сто старше моей. Еще дореволюционная, медная.

Родя говорил, что досталась от отца, а тому — от деда, и т.д.

Через некоторое время мы расстались, и вот — новая встреча.

Накоротке, на улице. Как, что, как кружка? Цела? Бывай здоров... Я был как раз из типографии, со связкой только напечатанной книги, экземпляр которой ему и всучил.

Через некоторое время Родя меня нашел, связался и попросил о встрече.

В уютном московском кафе я и услышал эту историю...


— Смачно пишешь, Серега! — начал он с похвалы. — Почитал я тебя, и думаю — может, и моя история пригодится...

Через пару лет после встречи с тобой я подсел. Всерьез и надолго. Как поется в песне: «Знает Бог один, как сиделось тебе долгих десять лет и зим». Историй там было много, но сейчас не об этом. Скажу только, для понимания общей атмосферы, что по прибытии на зону кум произнес для вновь прибывших речь: «Тут новые веяния пошли. Зеков мотивировать, заинтересовывать в труде. Так вот, я дам каждому незамотивированному в рыло и спрошу: — Тебе интересно, чтоб тебя больше не били? Иди и работай!»

К середине срока, а мне как раз сороковник грянул, что-то во мне надломилось. Прежнее уже не радовало, а нового, чему порадоваться, не было. Тоска такая свалилась, что жить расхотелось. Как-то раз на повале зазевался я, замешкался, поскользнулся и упал. И как в замедленном кино — вижу громадный кедр, что валится прямо на меня.

В следующий момент, Серега, я не знаю, что произошло. Какая-то неведомая сила протащила меня метра два в сторону и хряпнула в сугроб. Я смотрел потом — не было на снегу следов. А кедр концом своих ветвей больно хлестанул по лицу. Словно Бог слегка шлепнул меня и сказал: «Хочешь сдохнуть? Сделаем! Но, может, поживешь еще? Пользу какую принесешь?»

В этот момент у меня как будто глаза открылись. Я прозрел! Я смотрел на этот мир и не узнавал его. Вокруг суровая тайга играла изумительными, насыщенными красками. Сиял на солнце белый снег. Я увидел и восхитился каждой елочкой, иголочкой, шишечкой. Я понял мгновенно, что жизнь прекрасна — и я ее люблю. И даже молоденький вертухай показался мне родным, милым и трогательным ребенком с примерзающей сопелькой на верхней губе.

С тех пор меня как подменили, как говорится — «завязал и твердо встал на путь исправления». Тут еще к нам на зону бывший учитель великобританского приземлился. Так я по вечерам вместо «кралю шпилить» (передергивать в картах даму) стал англицкий учить. А еще мечту детскую вспомнил. И решил после выхода за тропу нарядов пойти в кругосветное плавание. Была у меня заначка в одном банке. Деньги небольшие, но на круиз трехмесячный аккурат хватило.
 

Короче, плыву я в самом дешевом классе в кругосветке из Барселоны. Как откинулся, то долго думал: может, хату купить в каком городке или еще что? Нет. Решил плыть. А вот осуществлю мечту, сойду на берег, а там, Бог даст, будет и дом, и пища.

Кругосветка мне понравилась... э-э-э... наполовину. Океан, дальние страны, пальмы, баобабы и так далее — это здорово.

А вот публика меня сильно раздражала. Сытые, довольные, с жиру бесятся. Понимаю, что частично зависть во мне, и всё же... Неприятная мне публика. Ну, я бочком от всех и держусь, в основном.

Из зоны да в круиз — не всякая психика выдержит.

Особенно, Серег, звездная ночь в тропиках... Это сказка! Я такие звезды только в горах на перевале Саланг и видел. А тут — мирное небо и океан... Слов нет передать.

Вот стою я как-то ночью, хлебаю чифирек из заветной кружечки и думаю: а вот слышит ли меня Вселенная? Если слышит, то просьбу пусть выполнит. Чтоб сойдя на берег, я нашел крышу над головой и доброе дело своим рукам! И произношу вслух на пустынной палубе: «Вселенная! Ты слышишь меня? Твое здоровье!» И кружку с чаем поднимаю, как при произнесении тоста...

Серега-а-а!!!

В это время падает ослепительная звезда с неба! И — как бы мне в кружку...

Я минут пять стоял в шоке, боясь пошевелиться.

Как там шутят: если Бог с тобой гутарит, то прямой дорогой к доктору?..

А на душе при этом ТАКАЯ БЛАГОДАТЬ и РАДОСТЬ! Как в детстве при виде новогодней елки, только раз в тысячу мощней! Как говорит мой нынешний тесть, как будто Христос босиком по душе прошел.


Была на том круизном лайнере одна чешка — Гражина. Она там по своему промыслу работала. А ко мне — ну, типа родственная славянская душа. Поболтать и прочая. И вот однажды она меня и спрашивает: «А что это за кружка у тебя?»

А я возьми да ляпни. Без всякой задней мысли, пошутил: «Эта кружка очень мне дорога. Она давно уже у нас в роду. От самой Арины Родионовны. Была такая знаменитая няня у великого русского поэта Пушкина! Он даже стих ей посвятил. «Выпьем с горя, где же кружка?» Прабабка ту кружку сохранила и потомкам передала. И в эту честь у нас в роду все мужики теперь одно и то  же имя и фамилию носят. Родион Родионович Родионов. Меня даже знакомые кличут «Родя в кубе». Вот, смотри, в паспорте написано».

Пошутил и забыл. Но Бог не фраер, ОН коллизию любит. И за базар порой строго спросит, а порой подыграет, если шутка пришлась по нраву.

Если хочешь, чтоб о твоей тайне узнали все — расскажи о ней женщине.

Клянусь, Серега, я ничего больше не делал. Всё само собой сложилось. Я даже не врал больше про Арину Родионовну. Дальше меня как будто несла та неведомая, как в тайге, сила, неумолимо выстраивая цепь событий по своему разумению. А я, как безвольный статист, изумленный этой постановкой, только изредка открывал рот и делал какие-то телодвижения.

Вскоре поступило ко мне от одного из местных нуворишей интересное предложение — кружку продать. Причем всё было чинно-благородно, и самое интересное, что ее «кружкой Арины» никто не называл. Говорили со мной туманно, мол, мы понимаем, но уж очень хочется. Я, понятное дело, цену взвинтил и продал.

Сойдя на берег, купил домик в небольшом городке, новые документы, только имя оставил прежним, — и стал слесарить и плотничать. Благо за десять лет заключения стал мастером-краснодеревщиком. Когда был с оказией в Питере, то заехал на Смоленское кладбище, где, по слухам, Арина Родионовна была похоронена, и в часовенке свечку ей в благодарность поставил. Вот так.


...А на прощание он дал мне пятитысячную купюру:

— Уж больно книга мне твоя понравилась. Бери, она этих денег стоит! Я твои «Сказки дальних хуторов» своим маленьким детям читаю. Пиши еще!

Вот я и думаю: а ведь не из одной кружки Арина Родионовна с Александр Сергеичем пили. Пара должна быть! Может, мою кто купит? У меня еще и колокольчик «Дар Валдая» есть! Его Александр Сергеич слушал, когда из ссылки ехал. Точно тот колоколец! Мне об этом по секрету дед рассказывал. Наш предок в те времена на большом тракте разбоем кормился — те сани заприметил и колокольчик стырил...