Посещать мероприятия с участием Эрика Земмура прошлой осенью в Париже означало тур по мегаполису, чаще всего по несколько потускневшим салонам «прекрасной эпохи». В сентябре, когда он опубликовал свою самую свежую книгу «Французская судьба», главный рупор правоцентристов страны, газета «Фигаро», где Земмур выступает в качестве колумниста, организовала дебаты в Саль-Гаво, мюзик-холле, построенном в 1906 году, с ложами и интерьерами в духе модерна, в двух кварталах от президентского дворца.

Модератор начал с фразы: «Мне незачем представлять вам Эрика Земмура», адресуясь к переполненному залу. И отметил: нужно обитать уж совсем на краю света, чтобы не знать такого человека.

А тот отреагировал: «Мне всегда странно, когда обо мне говорят хорошо. Я привык, что меня ругают». И улыбнулся: «Редкое ощущение, когда говорят приятное».

В свои 60 мсье Земмур сохраняет худощавую фигуру, его волосы поредели, но энергия бьет ключом. В среднем за неделю он может выступить на радио, обсудить кончину голлизма на своем еженедельном ток-шоу в среду вечером и опубликовать эссе о гениальности французского языка в своей газетной колонке.
 
Каждое из его появлений перед широкой публикой позволяет ему все заметнее для французского общества акцентировать свой фирменный стиль – пощечину устоявшейся во Франции в последние десятилетия политкорректности.

Он сам говорит:

Становится уже трендом, что Земмур не только все чаще и чаще говорит в различных передачах и на мероприятиях, но о нем самом тоже говорят все чаще. Буквально все и всюду.

В коридоре телестудии, накануне вечерней передачи, его коллеги обсуждали его последний конфликт, уже получивший название «вопрос имён». В ходе ток-шоу в начале февраля он говорил о важности того, чтобы имя было французским и подчеркивало принадлежность к французской культуре.

Для него это давно больная тема. В 2009 он публично раскритиковал министра юстиции Рашиду Дати за то, что дала своей дочери имя Зохра. Земмур заявил одной из участниц передачи, молодой журналистке сенегальского происхождения Апсату Си (Hapsatou Sy), что ее мама была неправа, не назвав ее французским именем – скажем, Коринной.

По его мысли, та должна была показать, что стремится влиться во французское общество. Аудитория рассмеялась, но камеры тут же были выключены, а беседа продолжилась в частном формате, и Земмур тогда прямо сказал Си: ее имя – оскорбление Франции.

Та на следующий день написала в твиттере, что не только собиралась покинуть шоу, но и подумывает, не обратиться ли в суд. Нормальная работа французских телеканалов, радиостанций и соцсетей практически была парализована. Все левые медиаперсоны поклялись больше не упоминать имени Земмура и наперебой выражали поддержку Си, а правые столь же единодушно упрекали их в попрании свободы слова.
 

Жанр большинства своих публикаций Земмур определяет как «исторические эссе». Они опираются на изученный им колоссальный объем исторических трудов и весьма длинны: последние три превышают 500 страниц каждая.

Они рассчитаны на читателя, знающего, кто такие Робеспьер и жирондисты. Он часто переходит сразу к сути, проводя параллели между событиями, происходившими столетия назад, и сегодняшними вещами. «Это абсолютно то же самое», повторяет он снова и снова. Его трактовки нравятся его читателю – они напоминают притчи.

В интервью для радио за неделю до появления в Саль-Гаво Земмур утвердительно ответил на вопрос, не ностальгирует ли он по прошлому и не является ли реакционером. Эти ценности близки консерваторам и при этом не лишают его симпатий молодежи. В Саль-Гаво автор статьи разговорилась с одним его почитателем, 27-летним Жаком, основавшим успешный стартап.

«Я не ностальгирую», сказал он, «хотя и считаю, что многое не работает в современную эпоху. Но согласитесь, переезжая в страну, необходимо интегрироваться и ассимилироваться».
 

Критики часто ассоциируют Земмура с партией Национальное объединение, до 2018 года называвшейся Национальный фронт. Но его истинные симпатии – на стороне бонапартизма.

Вопреки утверждению либералов, он ностальгирует не по Славному тридцатилетию – времени между Второй мировой и серединой 70-х, когда во Франции были высокие темпы роста, а иммиграция носила сравнительно ограниченный характер. Скорее он обращается к началу XIX века, или по крайней мере, к величию того столетия, умершему вместе с Шарлем де Голлем.

По мнению Земмура, начало национальному упадку положило Ватерлоо, а разгром пруссаками в 1871 окончательно закрепил судьбу Франции. Декларация прав человека – не универсальная истина, а политическое орудие, способствовавшее продлению господства революционеров, которым к тому же при необходимости манкируют.

«Я постоянно говорю, что когда у вас крупнейшее в Европе население и гигантская армия Наполеона, права человека прекрасны, их можно распространять на всех», сказал Земмур в тот вечер.

«Но когда вы составляете один процент населения мира, а у вашей двери полтора миллиарда африканцев, которые хотят приехать во Францию, прикрываясь правами человека, я скажу, что тогда эти самые права человека – не что иное, как смерть для Франции».

Аудитория взорвалась аплодисментами.

Правый лагерь все больше обращает внимание на Земмура, а его мотивы потерянного рая Великой Франции особенно вызывают отклик в душах старшего поколения. Немало его представителей собралось пару дней спустя послушать его в Версале, в Театре Монтансье. Автор статьи общалась там с Венсаном Мартиньи, профессором политологии Политехнической школы в Париже. Он заметил:

«Те, кому за семьдесят, родились во времена, когда империя была реальностью. Для них было естественно, что у нас везде есть колонии. И я думаю, значительная часть общественного мнения, особенно среди людей старшего возраста, хотя их и становится меньше, все еще в плену этого прошлого, они не считают, что оно было плохо».

Изданная в 2010 книга Земмура «Французская меланхолия», по сути, оплакивает Францию как наследницу Рима, которой было предначертано прославиться своей высочайшей и уникальной цивилизацией. Он без всякой иронии цитирует мемуары Шатобриана, вспоминающего, как после ранения при осаде Тионвиля в 1792 году оказался под опекой нескольких фламандок:

«Я вижу, как они ухаживают за мной с уважением и заботой; есть нечто высшее и утонченное во французах, что чувствуют другие народы».

Земмур утверждает, что именно из-за мирного договора 1763 года между Францией и Британией, когда первая уступила второй значительные владения в Америке, глобализация сегодня англосаксонская, а не французская.

В 2010, участвуя в одном ток-шоу, он повторил одну из своих центральных идей относительно иммиграции:

«Людей иммигрантского происхождения чаще задерживает полиция, так как большинство наркодилеров черные или арабы, и это факт».

Кстати, это проверить нельзя: во Франции государственные ведомства не имеют права собирать статистику, основанную на расовой или этнической принадлежности. Когда передача вышла в эфир, ее продюсеры снабдили ее титром: «Земмур слетел с катушек».

Жак де Гийбон, редактор нового правого журнала L’Incorrect («Некорректный»), называет Земмура первым, кто стал публично говорить об иммиграции «без комплексов».

«Пятнадцать-двадцать лет назад во Франции такого права не было. И он повлиял на многих людей, не осмеливавшихся говорить, что думают на этот счет».

Во Франции была своя версия войн вокруг свободы слова, подобных кипевшим в США, с одним важным отличием в области законодательства. Нет французского эквивалента Первой поправки. Вместо этого есть жесткие законы о высказываниях, разжигающих ненависть, которые можно обратить даже против судей. Земмур потратил сотни часов и тысячи евро на судебные процессы, защищаясь от обвинений в разжигании расовой ненависти.

В ноябре 2018 года он получил новую пищу для своей борьбы с «левыми элитами», как он выражается, когда 280 тысяч протестующих, назвавших себя «желтыми жилетами», вышли на улицы по всей стране, выражая возмущение повышением налога на дизельное топливо.

Президент Эмманюэль Макрон объявил этот налог частью политики в области изменения климата, создав необычную ситуацию для столичных либералов. Те привыкли одобрять протесты рабочего класса против власти, но «жилеты» вышли на борьбу – по крайней мере, поначалу – против милой сердцу либералов политики. И Земмур не упустил свой шанс подчеркнуть это и уязвить своих оппонентов, назвав события французским проявлением общемирового феномена.

Протестующие продолжали доминировать в новостях, перекрывали дороги, громили и бушевали, а Земмур писал об этом статью за статьей. И в итоге пришел к выводу о крахе президентства Макрона.

Новейшая его книга «Французская судьба» в некотором смысле стала ответом бестселлеру «Мировая история Франции», изданному в 2015 историком Патриком Бушероном.

Если Бушерон подает историю Франции как продукт разнообразных этнических и географических влияний, то Земмур соглашается с постулатом Томаса Карлейля: история – в первую очередь биография великих личностей. Для него жесткий иерархический социальный порядок, рожденный католицизмом, отделенный позднее от церкви и сочетавшийся с принципами римского права – вот что придает французскому обществу его уникальность.

При этом любопытно, отмечает Э.Зерофски, что тезис «католической культуры» провозглашает человек, происходящий из семьи алжирских евреев. Во «Французской судьбе» он впервые затрагивает тему своего детства и происхождения. Он сказал автору статьи:

«Я думаю, мы дети своего поколения даже в большей степени, чем своих родителей».

Эта его книга возглавляла список бестселлеров French Amazon неделями, а Земмур не прекращал публичные выступления. Э.Зерофски встретилась с ним в парижском кафе, где он дал ей интервью за чашкой чая с апельсиновым мармеладом, которым лечил простуженное горло.
 

«Мое поколение было французами, мы чтили французскую историю, приезжие со всех уголков мира становились французами». В своей новой книге, по его словам, он хотел показать, насколько история является «вектором ассимиляции».

Эрик Жюстен Леон Земмур родился в парижском пригороде в 1958 г. Его родители были выходцами из среды берберов-иудеев и приехали в Париж из Алжира в 50-е, во время войны на родине. Он вспоминает, как его дед показывал ему старую почтовую марку, где изображен воин в тюрбане, а сверху написана фамилия их семьи, означающая по-берберски «олива».

По словам Земмура, берберское племя, к которому принадлежала его семья, вначале боролось с французами, но позднее стало их поддерживать.

Его горячая любовь к стране очень похожа на американский патриотизм – но он не считает своих предков иммигрантами. Дело в том, что декрет Кремье 1870 года (названный по имени министра юстиции временного правительства Адольфа Кремье. – прим.авт.) объявил алжирских евреев, в отличие от мусульман, гражданами Франции. Поэтому они просто мигрировали, а не иммигрировали, доказывает Земмур.

Окончив школу, он продолжил обучение в Сьянс-По (знаменитом Институте политических исследований, кузнице кадров французской политики) и затем решил поступать в Национальную школу администрации, через которую проходят почти все представители политического истеблишмента, вплоть до президентов.

Сдал письменный экзамен, но не смог пройти устный. И начал работать политическим комментатором издания «Котидьен де Пари», которое называет «правоанархическим». Он во многом разделяет французскую традицию неуважения к истеблишменту, который, по его словам, «презирает морализаторство прогрессистов».

Когда в 90-х газета закрылась, Земмур перешел в «Фигаро» и стал появляться в утренних теленовостях, где укрепил свою репутацию критика, презирающего либеральную буржуазию, по выражению одного телепродюсера. Параллельно опубликовал три романа и десять сборников эссе.

Изданная в 2014 книга «Французский суицид» – легко читаемый экскурс в историю 40 лет, истекших после «мягкой революции» мая 1968 года, вехами чего являются ключевые изменения законодательства и деятельность видных личностей, о которых приводятся исторические анекдоты.

В мае 1968-го, как известно, студенты университетов вышли на улицы Парижа и нанесли чувствительный удар по господствовавшим традиционным структурам французского общества. В своей книге Земмур критически анализирует последовавший за этим, как ему думается, культурный упадок, проявлением чего стала «ползучая феминизация», для которой характерен приоритет консенсуса перед сильной властью, мира перед войной и индивида перед семьей.

Было продано 500 тысяч экземпляров этой книги, что сделало Земмура одним из самых читаемых в том году французских авторов. В ретроспективе можно заметить, что в ней рассматривается тот же тренд, который спустя три года сделал Макрона президентом, позволив ему перевернуть французскую политическую систему.

По оценке Земмура, его собственная семья – образец ассимиляции во французское общество. Его родители вышли из арабско-иудейской культуры, однако дали детям христианские имена. Земмур изучал Тору, но никогда не демонстрирует на публике свою религиозную принадлежность и подчеркивает приверженность принципу секуляризма. И, более того, не считает это каким-то противоречием или компромиссом. Почему же нынешние иммигранты не поступают так же?

В октябре в новостях промелькнуло, что Земмур будет выступать в «Иссеп», новом вузе, всего за месяц до того открытом в Лионе Марион Марешаль, племянницей лидера Национального объединения, Марин Ле Пен. Парижские медиа дали нервные комментарии. «Иссеп» – это аббревиатура Института социальных, экономических и политических наук, своего рода дублера Сьянс-По. Марешаль, судя по всему, хочет организовать их конкуренцию.

Прибыв в институт, Земмур увидел особенно расположенную к нему аудиторию. Автор статьи общалась там с мужчиной лет за 40, который сказал ей, что Земмура и Марешаль отличает редкая любовь к Франции, и это его восхищает.

«Людям сегодня этого не хватает. Среди журналистов и деятелей, которых мы видим по телевизору, очень мало таких, как Земмур. Все они антифранцузски настроены, все космополиты. А он – нет».

Этот человек особенно удручен слышать, что нет никакой особенной французской культуры.

«Все эти люди, которые хотят думать за нас в сегодняшней Франции, Францию-то ведь не любят. Им кажется, что это некая абстракция, которая может принадлежать немногим избранным».

Один студент «Иссепа» задал вопрос Земмуру в связи с его тезисом, что начало упадку страны положил проигрыш в Семилетней войне 1756-63 гг.

«Для вас, похоже, история Франции – череда неудачных попыток взять реванш за то поражение. Есть ли вообще смысл настаивать на существовании некой великой судьбы нашей страны?»

Земмур ответил, что французская колониальная экспансия XIX века как раз была попыткой компенсации за утрату владений в Индии и Америке. А сегодня французская элита выбрала решение робко связать дальнейшее развитие сугубо с Евросоюзом.

Ему, признался Земмур, работа над последней книгой напомнила известное поверье, что перед смертью перед человеком проходит вся его жизнь. «Сегодня мы, французы, проживаем тяжелейший кризис за последнюю тысячу лет нашей истории». И каждое поколение переписывает историю Франции сообразно проблемам, с которыми сталкивается, завершил он.

Было видно, что студентам его слова понравились. Они поблагодарили Земмура за то, что он проделал немалый путь из Парижа в Лион, чтобы ответить на все их вопросы.
 

---

Перевел Павел Потапейко

---