Свататься майор Пересветов совсем не собирался. Незачем было. Бывший детдомовец, в свои 30 лет он, повоевав в горячих точках и заслужив там два ранения, с высшим юридическим образованием устроился в небольшом приморском городке в таможню и наслаждался мирным существованием.

Через некоторое время его существование приукрасила собой одна приличная молодая особа с отдельной жилплощадью. Они так и жили некоторое время, наслаждаясь друг дружкой.

Долго так продолжаться не могло по неведомым нам законам мирозданья.

Оно и правда, не бывает так ни в сказках, ни в реальной жизни, чтоб было у людей все хорошо, а им еще и жизнь окружающие улучшали. Эти окружающие для того так и обозваны, как знак опасности на пути, чтоб, значить, человек не расслаблялся, а понимал, что окружающие его окружают с намерениями отнюдь не гуманистическими, а скорей наоборот.

Жизнь молодым сожителям в нашем случае решили «облегчить» родители невесты.


Бедные мы все. Все мы — дети своих родителей, и в той или иной степени ощутили на себе всю тяжесть родительской любви. Некоторым рано или поздно везет, и родительская опека превращается в нормальные отношения заботы младших о мудрых страших, со взаимной любовью и обоюдной выгодой.

Но в нашем случае был другой, наихудший вариант.

Родители невесты, люди еще полные сил, которых некуда девать, девали эти силы в любимую дочь. Причем в варианте «мы точно знаем, как тебе следует жить».

Узнав о новом кавалере, они с места в карьер начали информационную войну о недопустимости добрачных отношений и необходимости сватовства, прошения руки, свадьбы и т.д. — в точном соответствии с ими же самими придуманными канонами.

Майор не то что был очень уж против свадьбы. Нет, как человек ответственный, он понимал, что любые отношения либо развиваются и выходят на новый уровень, этапом которого является регистрация брака, либо — распадаются.

Но, во-первых, отношениям необходимо созреть. А для этого нужно время. Во-вторых, сама свадьба, как общественно-политическое мероприятие, на котором радуются все, окромя жениха, внушала ему отвращение.

Ну и последнее, самое главное — не любил он, когда в его жизни кто-то что-то решал за него.


Однако так сразу, с налета, разрешить конфликт трудно. Родители (их тоже можно понять — понять, а не оправдать), «обрадованные» перспективой потери контроля над жизнью дочери, своих завоеваний сдавать не собирались.

Наоборот, можно, начав с малого, приобрести еще одного послушного родительской воле — в лице зятя. Два всегда больше одного.

Проявляя чудеса терпения и настойчивости, они медленно, но верно доводили молодую до состояния легкой истерики, переходящей в тяжелую депрессию. Невеста металась между двумя любимыми ей и непримиримыми сторонами и зависти подруг уже не вызывала.

Майор уже готов был сдаваться, но виду не подавал. Помощь в лице старого сослуживца пришла, как всегда (или не как всегда), своевременно.


Сослуживец майора по прозвищу Полковник, а по воинскому званию — прапорщик, в описываемое нами время появился в этом прибалтийском городке с лечебно-оздоровительной целью.

Выяснив через знакомых место службы своего сослуживца, он, с целью «бойцы вспоминали минувшие дни», встретился с майором в прибрежном кафе и под копченую корюшку выслушал его невеселую исповедь.

Наш Полковник представлял из себя внушительного дядечку 180-сантиметрового роста с 56-м размером плеч. Добавьте при этом зычный голос и короткую стрижку.

Плюс длительная служба в МВД сделала из него идеального переговорщика. Не с институтским дипломом, а по жизни. Понимаешь, читатель, разницу? Это когда от твоего искусства переговоров зависит твоя жизнь, а не заработок. Вот такая вот простая разница.

Рост, возраст, боевой опыт создали из него... что создали — описать трудно, но впечатление он производил. Не знаю даже, как обьяснить какое. Ну вот входит он, например, в помещение, и всем — от последнего штатского шпака до охранника и гендиректора — невольно хотелось встать и зычным голосом отрапортовать, что за время его отсутствия проишествий не случалось...

«Не печалься, молодец, — по-сказочному успокаивал майора сослуживец, — решим твою проблему. Забивай стрелку с родителями невесты. Скажешь, что я твой дальний родственник, единственная близкая душа. Всю жизнь заместо отца. И тоже совершенно с ними согласен насчет старых добрых традиций и устоев. А потому вперед всяким там свадьбам и обручениям должон быть родительский сговор. Вот ты, как человек тоже небезнадежный, меня на этот сговор и пригласил. Чтоб, значить, все у вас было по-людски».

Уравняв таким образом свои шансы на победу, майор так и сделал. Пригласил дефактических тещу с тестем на встречу с «дальним родственником».


Полковник, как мастер-переговорщик, принял их в своем санаторном номере (дома и стены помогают), усадил в мягкие кресла (расслабил обстановкой), сам возвысился на жестком стуле (контроль над пространством и сутиацией) и начал издалека.

Вначале, усыпив бдительность парламентеров, он долго разглагольствовал о падении нравов, о вреде добрачных связей и необходимости возврата к патриархализму. Получив в виде дружного кивания головами молчаливое согласие оппонентов, Полковник неожиданно ударил из всех калибров.

«Вот как, например, делают у некоторых народов, где сильно почитание отцов? — начал он бой за свободу личности майора. — Там не всякую невесту в жены берут. Проверяют ее, на что способна. Какова мастерица и т.д. Вот я в Анголе в войсках ООН служил. Так там как? Невесту из соседнего племени все мужчины испытывают на сексуальное умение. Ежели подходит, то берут в жены, а ежели нет — то взад отправляют. Пусть квалификацию повышает».

Перспектива таких смотрин несколько ошарашила сватьев. Но перебить вошедшего в раж Полковника не было ни сил, ни возможности. А он, пользуясь ситуацией, «дожимал».

«Мы, конечно, не дикари, — вздох облегчения родителей невесты только подбодрил его: — Вот можно, как в цивилизованной Европе. Там у меня знакомый шаман живет в заповеднике с волчьей стаей. Так в Жемайтии у женихов новый обычай установился — своих невест к нему во двор приводить, на испытание к волчице. Женщина, она же «терра инкогнита» даже для самой себя, и на что способна в семейной жизни, сама того не ведает. А волчица враз раскусит, что за дама перед ней и какова она на самом деле по своей сути. Выпустят во двор невесту и волчицу — и за реакцией волчицы наблюдают. Она к хорошему человеку подойдет, обнюхает и, может, что-то скажет по волчьи. Плохого сторонится. Можем по-быстрому организовать поездку...»

Полковник даже взял в руки мобильник, намереваясь тут же организовать проверку невесты. Но не встретив ответного энтузиазма, продолжал: «Это хорошо, что вы за семейные ценности, — говорил он, напоследок смягчая ситуацию. — Жениха, конечно, тоже просто так допускать до невесты нельзя. В общем, хорошо, что мы с вами познакомились. Давайте совместно организуем смотрины наших детей. Проверим их, так сказать, чувства — и потом решим со свадьбой...»


На следующий день майору позвонили родители невесты. В двух фразах смысл получасового монолога можно перевести с дипломатического на обычный примерно так: «Да идите вы со своим родственником. Не хотите свадьбы — не надо. Живите как хотите».

Они с тех пор так и живут. К весне первенца ждут. На крестины Полковник обещался приехать. И дай Бог.

Ведь не в свадьбе и обряде дело. А в любви и согласии. Хотя я лично абсолютно за свадьбы. Особенно сейчас. Дочери замужем уже, хожу на чужие, разными вкусностями наслаждаюсь...


П.С. Как понял догадливый читатель, Полковник — это несколько приукрашенный я. А весной в семье майора Пересветова родилась дочь. Давай, читатель, порадуемся за них вместе.