Присоединяйтесь к IMHOclub в Telegram!

В мире прекрасного

20.04.2020

Валентин Антипенко
Беларусь

Валентин Антипенко

Управленец и краевед

Слово о забытом поэте

Слово о забытом поэте
  • Участники дискуссии:

    8
    29
  • Последняя реплика:

    больше месяца назад


В период необычной вирусной напасти, выбравшей для себя високосный год, запуганные люди по всему миру стараются реже выходить из дома и ищут занятие по душе.

Старшее поколение любителей литературы, отметив 21 марта Всемирный день поэзии, навёрстывает упущенное, отдавая предпочтение произведениям классиков. И это правильно, потому как их творчество — зеркало жизни человеческой.

Справедливости ради заметим, что некоторым не столь знаменитым поэтам повезло — их стихи в разное время включили в антологии национальной поэзии, и ищущий глаз может зацепиться за поэтические находки малоизвестных авторов.

Моему герою, замечательному русскоязычному белорусскому поэту Владимиру Александровичу Варно не повезло — его творчеству не нашлось места ни в литературных сборниках, ни в школьных учебниках, поскольку он не писал на белорусском языке.



К тому же, высокий поэтический мир снисходителен к пресмыкающимся и не жалует самостоятельных в суждениях. Таких, как Варно:
 
Я без дрожи в коленях смотрю на великих,

уважая достойных, не падаю ниц.

Низко кланяюсь тихой лесной землянике

Да воде утоляющих жажду криниц…

В моей юности родительский дом посещали многие. Но два мастера поэтического слова — племянник Якуба Коласа Виктор Мицкевич и поэт Владимир Варно, всякий раз вспоминались, стоило только заговорить о поэзии.

По характеру эти люди чем-то походили друг на друга — оба весельчаки, попадавшие в самые невероятные истории.
 
Творческое их отличие было в том, что Виктор Мицкевич знал наизусть всё, в том числе и непечатное, своего знаменитого дядюшки и жил этим, а тёзка моего отца Владимир Варно сам творил, поражая искренностью и щемящей правдивостью своих стихов.
Да когда ж это кончится, наконец!

Брось, зима, не волынь, уходи без скандала!

На озябшей берёзе продрогший скворец

верещит без умолку: «Весна запоздала!»…

Укоризненно смотрит в окно моё сад:

«Что, хозяин, зеваешь, листая журналы?»

Будто я, а не кто-то другой виноват,

Что весна — не прикажешь же ей! — запоздала.

Что ж, придётся соседей пойти разбудить.

— Эй, вставайте! Какая вас одурь связала?

Выход есть: мы поможем весне наступить,

Мы пойдём ей навстречу. Она запоздала.

Что за разговор о творческом человеке без того, откуда он родом, как жил, где черпал своё вдохновение?

И вот здесь едва не случился облом — я долго не мог найти никаких сведений о Варно — все знавшие его люди померли, а в справочниках и интернете ничего не нашлось.

Узнать удалось лишь то, что он, как и мой отец, 1922 года рождения, появился на свет в тогдашнем предместье Минска под названием Комаровка, где мне в более поздние годы тоже довелось жить около 20 лет.

Припоминаются визиты Володи Варно в наш дом и приключавшиеся с поэтом истории, которые до сих пор веселят и проливают свет на образ его жизни.

Мать моя, оберегая двух Володек от скоротечного хмеля, устраивала между ними соревнование — кто из них напишет лучшие стихи на заданную ей тему. Отец мой заранее держал в уме заготовки, которые давали ему преимущество, а гость сокрушался и старался взять реванш декламацией своих новых стихов, которые покоряли присутствующих.

Однажды Варно поехал в столицу и не вернулся вовремя. Все заволновались, наблюдая за суетой худенькой страдалицы — жены поэта, и лишь отец успокаивал: «Нас чёрт не берёт, вернётся». 

Через несколько дней часов в девять вечера в дверь постучались, и на пороге появилась обросшая щетиной пропажа. Для смелости — под хмельком.

Володя Варно тут же сообразил, чем можно отвести стрелы, и, широко улыбнувшись, выдал:
 
— Я ускользнул от эскулапа,

Худой, небритый, но живой.

Его карающая лапа

Не властна больше надо мной.

Оказывается, он был задержан на Минском вокзале милицией с подозрением о мелкой почтовой пропаже, но через пару дней служители порядка разобрались и выпустили его.

Сестра моя с улыбкой вспоминала и другой случай, когда Варно пострадал за комплимент жене учителя географии, Анатолия Михайловича Богомазова. С какой радости он оказался в доме Богомазовых, так никто и не понял, кроме хозяина, жена которого — дородная медсестра Тася — в тот злополучный момент мыла в тазике ноги. Галантный и слегка подвыпивший поэт тут же вызвался помочь ей, опрометчиво сказанув, что давно мечтал о такой радости, за что и поплатился — подслеповатый ревнивец-муж выплеснул на него ведро с помоями.

Домой в таком виде возвращаться было стрёмно, потому Володя пробежался огородами на соседнюю улицу и постучался в нашу дверь. Мать прыснула от смеха и помогла ему привести одежду в порядок. Появившаяся у нас к вечеру жена поэта в тот день так и не узнала о случившемся.

Подобных приключений в жизни Владимира Ворно было, хоть отбавляй. Ведь с юношеских лет он колесил по всему Советскому Союзу и не раз попадал в переплёт. Потому-то его неугомонная душа не ограничивалась рамками родной Белоруссии — он везде в огромной стране был свой и писал стихи только о том, что видел и пережил.

Что же стало побудительным толчком творчеству Владимира Варно? 

Любовь к поэзии он унаследовал от своей матери, учительницы Зинаиды Алексеевны Варно.

В раннем детстве Володя сломал ногу. Перелом оказался очень тяжёлым, и операция не уберегла его от хромоты. Проводя долгие недели в постели с ногой в гипсе, он слушал мать, которая читала ему Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Апухтина, Никитина. Многие стихи он запомнил с её слов.

Летом 1939 года, закончив восемь классов средней школы, Варно поступает репортёром в телеграфное агентство Белоруссии и начинает понемногу печататься.

В 1941 году его отец, врач Александр Адамович Варно, ушёл на фронт, а сын из-за повреждённой ноги вместе с матерью был эвакуирован в Пермь. Здесь он трудится заводским сменным мастером, агентом по розыску грузов и даже культорганизатором на строительстве Березниковского химкомбината.

С конца войны Варно работает в различных телеграфных агентствах, районных и областных газетах. Он объездил всю Сибирь, Среднюю Азию и родную Белоруссию.

Стихи его печатались в республиканских и областных газетах, белорусском журнале «Советская отчизна». Поэта заметили в Москве, и с 1955 года его начинают публиковать в журнале «Смена», «Огоньке», «Труде», «Молодой гвардии».
 
Конечно, местные завистники в Союзе писателей Белоруссии приложили усилия к тому, чтобы русскоязычный поэт должное признание в республике не получил.
Видимо, по этой причине Владимир Ворно с женой и оказались на моей родине, в Долгиново, а в середине 60-х годов перебрались в Молодечно — ближе к путям сообщения.

Тем не менее, поэт не забывал нашу семью и после выхода очередной книги бывал у нас дома, всякий раз подписывая отцу свой новый сборник. В это время я учился в Минске, и его встречи с моими родителями прошли мимо. Кое-что фрагментарно помнит лишь моя сестра, тогда — школьница.

Разбирая в прошлом году отцовскую библиотеку, я наткнулся на несколько малоформатных книжек Владимира Варно с его дарственными подписями моему родителю.

Отец поставил эти книжечки на полке рядом с «Рубаями» Омара Хайяма и избранными стихами Якуба Коласа — примечательное соседство.


 
По потрёпанности этих изданий чувствовалось, что мой родитель частенько перечитывал стихи своего друга и декламировал их на литературных вечерах.
Погрузившись в творчество Владимира Варно, в его стихах я нашёл ответы на многие вопросы о его кочевой жизни.
 
Я к Волге и Сожу своей родословной приник.

Славянское слово на счастье беру, как подкову.

Бабка велела мне пестовать русский язык,

а дед завещал шанаваць беларускую мову.

О, Белая Русь — колыбель моя! Древле и днесь

на вкус и на цвет одинаковы — вёска и весь…

Далеко — далече сбежали на свалку слова:

«жабрацтва», «галеча», «дрыгва».

Эти строки из стихотворения «Родство» являются свидетельством того, что мову поэт знал, но масштабы его творчества выходили за национальные рамки, и он творил на всем понятном русском языке.

В стихотворении «Мои братишки» поэт образно описывает жизнь в эвакуации:
 
Я песню с детства слышу. Урал её поёт:

«Эх, полюбил парнишку военный завод!..»

Хвороба, — что б пропасть ей!- не отпускает… Эх!..

«Давай закурим, мастер!» — меня встречает цех…

Эх, младшие братишки! Я мало вас жалел.

Вы лопали картошку, печёную в золе.

Шутили без улыбок, в плену недетских дум,

ругались в три загиба — захватывало дух…

Фашистам скоро крышка, отцы идут вперёд.

«Эх, полюбил парнишку военный завод…»

Эти искренние строки свидетельствуют о том, что жизнь у бабушки на Урале в военные годы была не сахар — он до седьмого пота трудился.

Вскоре после войны молодёжь страны была мобилизована на освоение целинных и залежных земель. Ну, как мог пройти мимо Володя Варно? Он там, где и днём, и ночью кипит работа:
 
Нет, неправда, что степь стара.

Дышит степь удивительно молодо.

И во всю свою ширь лишь вчера

разблисталась пшеницей, как золотом.

Люди гордой, большой души,

мы в стремленье своём едины —

украинцы и латыши, белорусы и осетины.

Наши мышцы напряжены,

Лица выдублены ветрами.

Мы — хозяева целины.

Кто сравняется силой с нами?

Или другие строки, точно определяющие моральные приоритеты покорителей целины:
 
Целинный ветер выдувает моль.

Спесь наглеца и нищета позёра

из-под личины выступят, как соль —

да, точно соль! — на высохших озёрах.

Ты пожалел себя, ты норовишь,

подставить ветру не лицо, а спину —

и сердце обмирает, словно мышь,

простреленная глазом ястребиным.

Пускай тебя минует этот срам.

Сквозь суховей и режущую вьюгу

иди по жизни, честен и упрям,

как борозда по целине за плугом.

Вскоре творческие искания забросили Владимира Варно в Среднюю Азию:
 
Не знакомы мне ни мор, ни кнут,

баи рабством мне не угрожали.

Гордо головы свои несут

по моим проспектам горожане…

Но теперь одна судьба у нас.

Можем познакомиться поближе.

Присылайте хлопок мне и газ,

Я же вас рудою не обижу.

А следом — Крым, где поэт не бодрствовал на пляжах, а добывал ракушечник в карьерах под Евпаторией, сочиняя стихи в стиле Маяковского:
 
Как шпарило

крымское солнце!

Как пушечно

гремел,

доставая нас брызгами,

вал!

Не деньги,

не славу —

камень ракушечник

руками -

вот этими —

я добывал.

И как-то прораб,

к болтовне не приверженный,

в ручищах искомкав

грамоты лист.

меня похвалил —

по обычаю сдержанно:

«Получится, мол,

из тебя «карьерист».

Куда бы ни бросала Владимира Варно неуёмная жажда творческих скитаний, он всегда возвращался в родные края. Туда, где родился.
 
В морщинах и шрамах от горьких побед

на кухне сидит, пригорюнившись, дед.

Упёрся локтями в некрашеный стол,

ни хлеба, ни каши не просит.

Старуха ему огуречный рассол

и тёртую редьку подносит…

Дворняги скулёж и кудахтанье кур…

Тоска без верёвки задушит!

«Эх, в жисть не отдали бы мы Порт-Артур!

Начальство… Язви его душу!»

Маньчжурскому б ветру подставить лицо,

как в молодости когда-то…

Он горн достаёт, он идёт на крыльцо

из тесной прокуренной хаты…

Соседи по тесным подворьям брюзжат:

«Чего взъерепенился сдуру!»

Калитки стучат и мальчишки визжат,

и хлопают крыльями куры.

А дед погодит и сыграет отбой.

И пусть не трещали винтовки —

не нынче, так завтра в заправдашний бой

тебе выходить, Комаровка.

Слезу вышибают вот эти проникновенные строки об отце, написанные в 1968 году, когда жизнь уже потрепала поэта изрядно:
 
«Догорай, гори моя лучина…»

Баритон отцовский с хрипотцой

вспомню — и колючая щетина

защекочет мокрое лицо.

И, как в детстве, отдал бы полцарства,-

где ты, сказок колдовская власть?!-

только б в руки с запахом лекарства

головой повинною упасть.

И поныне минское предместье

вспоминает своего врача.

Было для отца высокой честью,

что к нему стучались по ночам.

«Александр Адамович, спасите!

Близко тут: всего один квартал…»

«Ладно уж, поинтересней врите!..»

И, дремоту одолев, вставал.

И спешил туда, где заболели,

склянками и шприцами звеня… ,

сила, что в отце жила, с постели

подымает по ночам меня.

От того я и не сплю ночами,

до утра кусая карандаш,

Что б гудел, наполненный стихами,

лекарский потёртый саквояж.

Таких, пробивающих душу стихов Владимир Варно написал много, будучи совершенно равнодушным к славе. Вот как он сам описывает её смыслы в стихотворении «Слово о славе»:
 
Я не пьянел от криков «браво».

Быть может, сам тому виной,

Но до сих пор злодейка-слава

меня обходит стороной.

Должно быть, в лаврах недостача,

исчерпан начисто лимит…

И всё-таки была удача,

была удача, чёрт возьми!

В лесу профессия поэта

начальством не утверждена…

Сказал мне друг: «Послушай, это

письмо мне душу жжёт… Жена…

Ты понимаешь?..» — «Понимаю! Так ведь не умерла…» -

«Ушла!».

Помочь? А чем? Я сам не знаю.

И ночь в окне белым бела.

Помочь… Какое нужно пламя,

что б растопило этот лёд!..

«Браток, а ежели стихами

ей объяснить… Небось, поймёт!»

И выходило пусть не гладко,

зато в стихах жила душа.

И горяча была тетрадка

под грифелем карандаша…

Сквозь валенки и рукавицы

нас утром доставал мороз.

Скрипели сани… И возница

стихи на станцию отвёз.

И пилы пели, пели пилы,

заречных соловьёв нежней,

Когда с коротким воплем: «Милый!» -

она рванула из саней

Их слёзы были мне наградой,

что драгоценней всех монет…

И, в общей сложности, не надо

грустить о том, что славы нет.

Удивительно, но у Владимира Варно очень мало стихов на любовную тему, что для гуляк-поэтов большая редкость. В двух сборниках отыскалось лишь пару ранних стихов, периода начала его отношений с женой, которая была значительно моложе поэта:
 
Ты рано спать легла.

Пока ты спишь,

с подушек вниз ручьём

течёт твоя коса,

сползает рыхлый снег

с покатых мокрых крыш

и ветви протянул дождям и птица сад…

Я долго ожидал

Вот этой тишины,

В которой сон бы твой

был ровен и глубок

Спи, девочка моя!

Отсюда чуть слышны

Гудки и шорох шин,

И топот быстрых ног

Надо полагать, что Владимир Варно, в отличие от подавляющего большинства художников слова, был однолюб, и образ его верной спутницы жизни всегда сопровождал его, где бы он ни скитался.
 
В своей непреходящей любви он ставил знак равенства между поэзией и этой хрупкой женщиной, которая мучилась со своим перекати-полем, но понимала мятущуюся душу поэта.
Признаюсь, что дописав эти строчки, я почувствовал на душе большое облегчение от сознания того, что талантливый друг нашей семьи Владимир Варно хотя бы маленькой частичкой своего творчества будет возвращён людям.

В эти пасхальные дни мне хочется верить, что оба горемычных поэта – мой отец и Варно — смотрят на нас с небес и вспоминают былое за рюмкой небесного чая.
 
Наверх
В начало дискуссии

Еще по теме

Юрий Иванович Кутырев
Латвия

Юрий Иванович Кутырев

Неравнодушный человек, сохранивший память и совесть.

ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

в этот день состоялась последняя дуэль Пушкина.

Эдуард Говорушко
Соединенные Штаты Америки

Эдуард Говорушко

Журналист

С ПОЗИЦИЙ РУССКОГО ЛИВОНЦА

Этюды из моей (не)американской жизни

Сергей Рижский
Латвия

Сергей Рижский

В ПОДПОЛЬЕ

проза от Августаа Арайса-Берце

IMHO club
Латвия

IMHO club

МОРСКИЕ РОМАНЫ

ДАНЬ ФЛОТУ

ОБЫКНОВЕННЫЙ НАЦИЗМ

Борис, к вашему соседу на соседнем хуторе, регулярно наведываются рэкетиры, забирающие деньги, угоняющие у него скот - ну СКОТЫ же, правда же?!И вы молчите - в тряпочку, мол не мен

КАК СОЗДАТЕЛИ RAIL BALTICA ПЫТАЛИСЬ ОБМАНУТЬ ГЕОГРАФИЮ

К 2000 годому - население Москвы должно было составить 50 млн человек - за счет районов Средней Азии...Аналогично Вашему, Виктория

ПОЛИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА

Это Вы как нерусский рассуждаете? Или Вы как русский знаете лучше, как жилось нерусским?

​ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО СЕРГЕЯ СИДОРОВА

Из разговора врачей(англоязычных):Ну, коллега, будем лечить или она сама загнется?!

БАРКЛАЯ ОСТАВИЛИ В РИГЕ

Что за нападки? В очередной раз? Солгала? В кавычках - это цитата из текста Е. Гомберга на Фб. Вроде как думающим людям понятно, что написано было с иронией...

Мы используем cookies-файлы, чтобы улучшить работу сайта и Ваше взаимодействие с ним. Если Вы продолжаете использовать этот сайт, вы даете IMHOCLUB разрешение на сбор и хранение cookies-файлов на вашем устройстве.