Петроград, октябрь 1917 года. В своих апартаментах на Невском сидит барыня, внучка декабриста. Услышав шум на улице, она просит своего дворника узнать, что там происходит. «Барыня, революция там!» – возвращается дворник. «О, как замечательно! – радуется барыня, – мой дед мечтал о революции! А сходите-ка, голубчик, узнайте, чего же хотят революционеры?!» «Они, матушка, хотят, чтобы не было богатых», – говорит, вернувшись, дворник. «Странно – задумчиво произносит барыня, – а мой дед хотел, чтобы не было бедных!»

Главной страстью Виктора Палыча Говорова, носившего в определённых кругах кличку “Антибиотик”, давно были не деньги и не женщины – и того и другого ему хватало с избытком. Его главной страстью была власть. Эта страсть была увлекательней карт и рулетки, и гораздо более рискованной.

Но если даже для полуподпольного мафиозного дельца эпохи постсоветского “первоначального накопления” 90-х годов прибыль отходит на задний план, то тем более это верно для хозяев современных транснациональных корпораций, чьи капиталы больше, чем бюджеты многих государств. Этим небожителям доступны любые, самые изысканные блага и самые экзотические развлечения. И, разумеется, прибыль, как таковая, их давно не интересует. Можно конечно предположить, что для кого-то из них побудительным мотивом может стать филантропия, забота о благе человечества и тому подобные высокие материи. Но судя по тому, каковы “успехи” миллиардеров в борьбе с глобальной бедностью, весьма сомнительно, чтобы они были движимы подобными альтруистическими мотивами.

По подсчётам французского экономиста Тома Пикетти концентрация собственности в мировом масштабе дошла до того, что к сегодняшнему моменту половина мировых богатств оказалась в руках одного процента населения планеты. И это сверхбогатое меньшинство отнюдь не горит желанием направлять эти богатства на благо всего человечества.

А это означает, что главным стимулом существования этого богоизбранного меньшинства остаётся власть. Власть, как таковая. Власть, служащая не общественному благу, а их прихотям. То есть они её присваивают, приватизируют, по аналогии с частной собственностью. А капитал для них всего лишь инструмент приватизации власти.

В этом смысле капитализм имеет много общего с другими так называемыми “эксплуататорскими” формами общественного устройства – феодализмом и рабовладением. Только при феодализме инструментом присвоения власти над человеком являются естественные факторы производства, прежде всего земля, а при капитализме таким инструментом являются факторы рукотворные, созданные трудом человека. При рабовладельческом же строе власть приватизируется непосредственно, когда человек превращается в собственность другого человека – в паре рабовладелец/раб власть и собственность сливаются до неразличимости.

Эти виды социального устройства наверно правильнее было бы называть не “эксплуататорскими”, а “приватизаторскими”. Ведь все они сводятся к приватизации избранным меньшинством власти над обществом. Только рабовладелец делает свою жертву рабом открыто с помощью прямого и грубого насилия, а при капитализме и феодализме процесс закабаления и порабощения человека человеком стыдливо драпируется “священным правом собственности”. И если отбросить этот моралистический камуфляж и юридическое крючкотворство, то по своей сути капиталист – это тот же рабовладелец, вид сбоку.

Известный российский экономист Валентин Катасонов подробнейшим образом разбирает этот вопрос в своей книге «Древний Рим и современный капитализм: от рабства к рабству».


Именно в этом – в порабощении человека человеком – суть капитализма. Но разве рабовладелец заинтересован в том, чтобы его рабы жили роскошно, ели-пили в три горла и ни в чём себе не отказывали?! Ну разве что в некой исключительной ситуации, когда есть риск, что рабов переманит другой господин. Такую уникальную ситуацию создавало соперничество с Советским Союзом. Но СССР ушёл в прошлое, и у западных монополий давно отпала нужда подлизываться к своим пролетариям. Нет больше никакого смысла искусственно поддерживать существование “золотого миллиарда”. Это слишком затратно, создаёт ненужные сложности в управлении и перегружает экологию. Рабовладельцам нужны рабы, обходящиеся как можно дешевле. А с учётом прогресса современных технологий, этих рабов не должно быть слишком много.

А раз так, то ничто не мешает уронить потребительские стандарты народных масс Запада до некоего минимального уровня. И за это равенство в бедности, которое Павлу Бадырову по какой-то странной аберрации зрения видится воплощением социализма, теперешние хозяева глобального капитала проголосуют руками и ногами. Да, собственно уже и сегодня западные левые и зелёные активисты, поддерживаемые глобальными СМИ и социальными платформами, активно пиарят так называемый “инклюзивный капитализм”, как якобы левую, социалистическую альтернативу плохому, эксклюзивному капитализму прошлого. Хотя вся эта шарманка сводится к тому, чтобы разными способами разорить западный средний класс, “отнять и поделить” его собственность между капиталистическими монополиями. Но ни о какой национализации крупного капитала западные леваки и не заикаются, их больше волнуют права ЛГБТ.

Наши постсоветские левые, не принимающие западную повестку защиты прав извращенцев, смотрятся несколько лучше, но они они выбирают для своей критики ложный объект – “консюмеризм”, погоню за новыми брендами и т.п. Хотя всё это наносное и вторичное. Объектом атак настоящих коммунистов дожна быть самая суть капитализма – разделение человечества на избранных и отверженных, на господ и рабов. Капитализм только рядится в одежды демократии, но по натуре своей он глубоко антидемократичен: ведь приватизация власти – это полное отрицание самой сути демократии.
​
Главный могильщик буржуазии – это настоящее народовластие, а не его либерально-“демократический” симулякр. Власть должна служить общественным, а не частным интересам, а собственность не должна быть инструментом приватизации власти – вот краеугольные камни подлинной левой альтернативы глобальному капитализму.