Разразившийся в Латвии 1930-х годов экономический кризис привёл к тотальному разорению 26 тысяч бедняцких крестьянских хозяйств. Особенно сильно пострадали крестьяне Латгалии, которые, утратив свои и без того небольшие земельные наделы, вынуждены были переквалифицироваться в батраков и оказаться в зависимости от богатых землевладельцев.

Так постепенно в сельском хозяйстве Латвии складывалась латиноамериканская система, построенная на использовании малооплачиваемого труда угнетённых, обездоленных и лишённых земли крестьян, чьи наделы переходили в ведение влиятельных землепромышленников.

Стоит отметить, что по аграрной реформе примерно 30 тысяч человек из Латгалии так и не получили ни клочка земли. Армия батраков получилась внушительной. Земельный фактор стал определяющим в распространении среди латгальского населения симпатий к коммунистической идеологии, которая открыто провозглашала принцип «землю — крестьянам».
 
Бедные батраки слонялись по сёлам и искали работу с трепалом в руках. Некоторые скатывались до полной нищеты, теряя возможность прокормить себя и семью, в некоторых случаях многодетную. А город, то есть Рига, не мог принять лишних людей, потому что промышленность в условиях неэффективного государственного управления пришла в упадок.

Впрочем, латгальские парни и мужчины, оборванные, в лохмотьях, пытались прорваться в Ригу, чтобы закрепиться к ней, но шансов у них не было. Массовое обнищание деревни, отсутствие экономических перспектив и неотвратимая пауперизация рабочего и крестьянского сословий привела к расширению подпольного коммунистического движения, запрещённого в Латвии.

Рабочие по найму работали без выходных, от зари до зари, за тридцать латов в месяц (даже с учётом сравнительно высокого курса лата того времени это была мизерная зарплата), а смертность среди маленьких детей в возрасте до пяти лет была чрезвычайно высокой.

С каждым годом ситуация усугублялась. Ульманис сделал ставку на создание крупных сельхозпроизводительных «централей», которые работали по принципу концентрации ресурса. Одиночное хозяйство в таких условиях было обречено на постепенное отмирание.

Ответственность за неуспех в управлении полностью ложилась на плечи того, кто 15 мая 1934 года с помощью военизированной фашистствующей организации айзсаргов совершил государственный переворот, распустив сейм, запретив партии, сняв с должности президента Квиесиса и сам взял бразды правления в свои руки. В худших традициях фашиствующей Европы, большинство стран которой установила у себя диктаторские режимы, ориентированные на последовательное сближение с гитлеровской Германией.

Однако шанс на поправление ситуации был. Как говорится, взялся за дело — работай, покажи, на что способен. Но что оказалось?
 

Карлис Ульманис — удивительный по своей невезучести человек. Он почти всегда выбирал самое худшее из возможных политических решений и придерживался самого неудачного поведенческого сценария.

Было это и осенью-зимой 1918 года, когда подающий надежды латвийско-американский агроном заключил союз с немецкими офицерами и пообещал им то, что невозможно было осуществить. Вскоре Ульманиса, как маскоту (персонажа-талисмана из мультиков) у немцев переняли англичане и составили для него свой циничный политический алгоритм.

Латвийская республика тогда выковывалась в жерновах отступничества, предательства, подковёрных интриг, политических и физических расправ и неверности данному слову. Аналогии с 1991-1993 годами напрашиваются сами собой.

Диктатор Ульманис сам своими руками, своим умом сделал всё, чтобы Латвия вступила в состав Советского Союза. Сам довёл народ до ручки, сам подписал и сам одобрил. И даже остался на своём месте, выполнив свой собственный публичный наказ. Это факт, оспаривать который бесполезно.
 

Если говорить обобщённо, то несамостоятельность, коллективная безвольность, граничащая с инфантилизмом и надежда на высокопоставленного барина, который приедет и рассудит — это вечный бич латвийской политики. Разве сегодня что-то происходит по-другому?

Я не зря отметил «почти всегда». Последнее решение Ульманиса, принятое им вечером 16 июня 1940 года, оказалось самым правильным, исторически приемлемым и единственно возможным. Он отказался от ненужного кровопролития в условиях массовой советизации населения республики и хотя бы частично реабилитировал своё имя для истории.
 

---

---