Существует распространенное мнение, будто царящая в современной Японии либеральная демократия, принадлежность страны Западному миру есть не что иное, как навязанные американскими оккупантами оковы, сдерживающие рвущийся наружу самурайский дух.
 

Мол, не могла страна, которой более полутысячи лет управляло воинское сословие, в одночасье стать азиатским оплотом свободы и пацифизма.

На самом деле японский либерализм, как и японское стремление сблизиться с «англосаксами», имеет куда более глубокие исторические корни, чем принято считать.

Но обо всём по порядку.


Воинское сословие действительно управляло страной с установления первого сёгуната в 1192 г. до падения последнего в 1868 г.

Этим последним был сёгунат династии Токугава, который установился в результате долгой междоусобной войны в 1600 г.

Сёгуны этого клана максимально приблизили к государственной кормушке тех военных феодалов, что поддержали их на пути к власти, и максимально отдалили тех, кто осмелился им противостоять.

250 лет мира и закрытости страны не могли не оказать на самураев тлетворного влияния, и в результате к середине 19-го столетия приближённые к сёгуну феодалы стали косным бюрократическим балластом, вызывавшем в среде образованных японцев раздражение и неприязнь своим радикальным консерватизмом.

Те же опальные самураи, чьё благосостояние не обеспечивалось лояльностью к власти, стали предтечами японского капиталистического класса.

Именно эти люди выступили против сёгуната в ходе революции Мэйдзи, сделав ставку на императора как на единственную фигуру, имевшую безоговорочный авторитет и доверие большинства японцев.

И они же, сокрушив сёгунат и восстановив абсолютизм в 1868 г., стали «олигархами Мэйдзи» — главными проводниками японской промышленной революции и её выгодополучателями, по совместительству занимавшими высшие государственные посты.



Тоёхара Тиканобу. Принятие Конституции Мэйдзи.


Но открытие границ и обучение лучших умов Японии в США и Европе принесли с собой не только новые технологии, но и новые политические и общественные идеи.

Переведённые на японский, труды Руссо, Вольтера и других нашли благодатную почву в среде японских интеллектуалов, а сравнительно высокий уровень грамотности и урбанизации способствовал их усвоению в упрощённом виде и среди обычных японцев.

Что сыграло с новоиспечёнными олигархами злую шутку: менее чем через 10 лет после свержения традиционалистов-самураев, японцы начали требовать изменить систему правления, в которой группа промышленников с молчаливого позволения императора назначала на высшие должности страны самих себя.

В 1871 г. в США и Европу посылается миссия из более чем сотни человек, целью которой было изучение общественного и государственного устройства стран Запада (около полусотни из них составляли студенты, оставшиеся обучаться в Америке и Европе), а в 1882 г. уже один из лидеров революции Мэйдзи — Ито Хиробуми — едет в Европу перенимать опыт создания конституции.

В 1890 г. был созван первый японский парламент, в том же году вступает в силу первая японская конституция. Тогда же партийные политики начинают играть значимую роль в Японии.

И первыми японскими партиями были Партия конституционной реформы (Риккэн Кайсинто) и Либеральная партия (Дзиюто). Их представители заняли большинство мест в палате представителей первого парламента.


Идеей-фикс японских элит уже тогда было стремление войти в «клуб» ведущих западных держав мира, и стремление это смешивалось со страхом разделить судьбу азиатских колоний европейцев.

Благодаря этому японское ультраправое крыло, возникшее в среде военных и инициировавшее войну с Китаем, Россией и аннексию Кореи, какое-то время было в согласии с по большому счёту либеральными японскими элитами и не вступало с ними в острый конфликт.

Но идеологический раскол был непреодолим: правые опирались на романтизированные образы эпохи сёгуната Токугавы с его кодексами чести и фанатичным служением господину (забавно, что при этом они почти не имели реальной преемственности с самураями — ведь армия того времени комплектовалась по призыву в основном из числа крестьян), а японские либералы были рождены ненавистью и презрением к этим архаичным идеологемам.



«Верность, справедливость и мужество — три природные добродетели самурая» (Дайдодзи Юдзан).


К тридцатым годам на волне Великой депрессии борьба между ними набрала обороты.

15 мая 1932 г. произошло восстание офицеров Императорского флота и кадетов-ультранационалистов с целью установления военной диктатуры.

Оно было подавлено, но общественное мнение встало на сторону военных, и те получили достаточно мягкие наказания.

В 1936 г. происходит фашистский «путч молодых офицеров», который был осуждён императором и жестко подавлен, 19 организаторов были казнены.

Но хотя попытка установления фашизма «снизу» провалилась, фашисты «сверху» вскоре одержали верх над либералами.

В 1937 г. премьер-министром страны становится Коноэ Фумимаро, начавший вместе с единомышленниками активно подыгрывать военным и топить Японию в шовинистическом угаре, что и привело её к известным печальным событиям.


Стоя на краю гибели, японские правители стали хвататься за ту соломинку, что могла смягчить гнев Соединённых Штатов: за либералов, которых ранее подвергали преследованию.

Сигэру Ёсида, назначенный в 1936 г. послом в Великобритании, попавший в опалу за свои умеренные взгляды и симпатии к США, в 1945 г. перед самым концом войны стал министром военной промышленности.

За это он был включён оккупационной администрацией в список военных преступников, однако впоследствии был оправдан и стал главной опорой США в наведении послевоенного порядка.

Он многократно избирался премьером послевоенной Японии, а разработанная им доктрина, заключавшаяся в концентрации усилий нации на экономическом восстановлении и развитии страны при передаче вопросов безопасности Соединённым Штатам, не утратила актуальности по сей день.






В целом японское либеральное крыло рассматривало события Второй мировой войны как некоторое недоразумение, ошибку, в результате которой на короткий период к власти пришли не те люди.

Вина была целиком возложена на военных (что во многом не лишено справедливости), которые и предстали перед трибуналом в качестве основных обвиняемых наряду с идеологами фашизма и были казнены.

В дальнейшем и написанная американцами конституция, и особые отношения с США, и даже сама роль их сателлита-пацифиста была на руку либеральным элитам и вызывала не затаённые обиду и противодействие, а согласие и понимание.

Таким образом, костяк новой, послевоенной элиты Японии не был создан оккупационной администрацией США в пику господствующим среди японцев настроениям, но стал реваншем японских либералов, утративших на время свои позиции.

Они решили строить Японию такой, какой она — в соответствии с их взглядами — должна была бы стать, не случись вмешательства милитаристов, но делая поправку на союзнический договор с США и «проглатывая» некоторые неприятные ограничения в обмен на куда более приятные бонусы.