Я родился и прожил там, что без моей воли стало Западом 50 лет. До этого там же рождались и умирали мои предки. Лет 300 — 400 лет кряду. Когда ни титульной нации, ни языка, ни их сегодняшней страны не существовало.
Своей грамоте, языку и письменности эти племена, превратившись в народ, создав себя в языке, научились в нашей стране. В наших университетах, которые открылись для них.
Мы разрешили им государственность в первый раз. И второй. И оба раза из соседнего нам народа полез гной вражды.
Когда они начали отжимать от меня мою землю в 90-х, они — вчерашние соседи, когда запрещали язык, врали, что коллективный «я» над ними насильничал, хотя они сами насильничали над собой, а ещё наушничали и предавали своих, играли в свою гражданскую войну , но валили вину всегда и только на нас, когда они убили для моих детей образование на родном, извратили историю и Боже мой сколько всего ещё…
Украли мои имя и фамилию, написав их ложно. Украли не только у меня, у всех нас.
Публичное унижение коллективного меня доставляло и продолжает коллективным им — нескрываемое наслаждение. Тем не менее, первые 10 лет считал — перебесятся.
Следующие 10 лет с осторожностью и всевозможной деликатностью спрашивал — ребят, вы серьезно? У вас что ни совести, ни сердца, ни памяти ? Как так?
Поговорим?
Они молчали. Они приняли законы, чтобы иметь возможность посадить меня в тюрьму и лишить всего в любой момент, если буду думать не так как велят они, если попробую защищаться, только заговорю об этом.
Твое место у параши — сказали эти люди, и стали выкапывать из могил моих и своих — наших общих мёртвых, тех, кто закрыл своими жизнями будущее страны и всей Европы от коричневой чумы.
При этом продолжили говорить — а, чего ты хочешь? То, что мы творим — нормально, справедливо и хорошо.
Они снесли памятники нашим мёртвым, чтобы поставить своим, с нашивкой SS.
И я понял — они хладнокровные убийцы, вырожденцы с выеденными темнотой и давлением глазами придонной глубоководной рыбы.
Они вознамерились убить меня, потому что им показалось, что сейчас я слаб, беззащитен, что у них получится. Они привыкли так убивать: безнаказанно, на расстоянии. Они и их хозяева при первой возможности так делали с 1945-го по всему миру.
Но я решил не умирать. Лучше они, раз такой выбор. Вслед за святым равноапостольным князем Александром мы встаем и идём на вы, за други и братие своя, за землю нашу. Вы же так хотели этого? Будь по-вашему. Встречайте, с@ки, папу!
Не обессудьте, латыши, в отличие от вас, я говорю прямо и не виляю хвостом.
Допускаю: кто-то захочет вместо латышей вписать другое. Гнили развелось много. Вписывайте.
Художник Репин в очерке о Серове делает следующее отступление:
"В душе русского человека есть черта особого, скрытого героизма. Это — внутрилежащая, глубокая страсть души, съедающая человека, его житейскую личность до самозабвения. Такого подвига никто не оценит: он лежит под спудом личности, он невидим. Но это - величайшая сила жизни, она двигает горами; она делает великие завоевания; это она в Мессине удивила итальянцев; она руководила Бородинским сражением; она пошла за Мининым; она сожгла Смоленск и Москву. И она же наполняла сердце престарелого Кутузова.
Везде она: скромная, неказистая, до конфуза пред собою извне, потому что она внутри полна величайшего героизма, непреклонной воли и решимости. Она сливается всецело со своей идеей: "не страшиться умереть" — вот где её величайшая сила: она не боится смерти."