В эти новогодние дни все пожившие на белом свете люди с замиранием сердца вспоминают своё детство. Теперь та здоровая морозная погода – редкость. Дай бог, чтобы снег задержался и не растаял. Но ничего не поделаешь – глобальное потепление вновь медленно движется к нам, а с ним меняется всё, включая ощущения человека.

Новый, 2019 год отмечен 100 — летним юбилеем   образования БССР – страны, в которой прошло детство и лучшие годы здравствующей части старшего поколения. 

Того государства уже нет, но белорусскому руководству хватает мудрости, потрафляя времени, слышать людей, которые в советский период превратили захолустье в индустриальную державу с высоким уровнем образования граждан.  

Когда либеральные агитаторы пытаются идеализировать средневековую жизнь, доказывая, что прежние времена – наша славная история, а жившие тогда люди – наши пращуры, то хочется спросить, а знают ли они своих предков хотя бы в 5-м поколении? 
 

В курсе ли они положения подавляющего большинства населения, столетиями гнувшего спины на Радзивиллов, Скирмунтов и других ясновельможных персон, успешность которых в те далёкие времена теперь выдаётся за всеобщее благоденствие? 

Уверен, что почти никто ничего толком не знает, потому это неведение легко восполняется похожими на правду предположениями.

На информационном безрыбье националисты беспрерывно плодят огромное количество фальсификаций, которым не даётся должная научная оценка.  

Совершенно очевидно, что увод молодых людей в плохо изученную седую древность преследует вполне понятную цель – отлучить молодёжь от всего, что сделано не так давно их отцами и дедами.

Особенно старается западный ресурс «Радио Свобода», почти ежедневно распространяющий публикации, нагнетающие межнациональную рознь.

Частенько период борьбы литовских князей с Московией за потерянные после распада Киевской Руси территории преподносится чуть ли не как геноцид белорусского народа. 

При этом никто не вспоминает о родственных связях враждующих княжеских родов, как и то, что в тот период похожие тёрки происходили на всём европейском пространстве – начался процесс формирования наций, сопровождавшийся диктатом более сильных.

Поскольку пространные опусы современный интернет- пользователь читать не утруждается, провокаторы используют картинки, и они делают своё дело, внося сумятицу в незрелых головах:



Вралям не важно, что эти «битвы под Оршей» и другие гиперболизированные события – не есть судьбоносные или эпохальные для восточной Европы. Ведь давно доказано перевирание их стратегической значимости, численности участвующих в стычках войск и понесенных с обеих сторон потерь. 

Однако обыватель пользуется примитивным клиповым чтивом, не ставя его под сомнение, и оно работает.
Подобным же образом освещаются события более позднего времени, о которых пойдёт сегодняшний разговор, основываясь на статистике дореволюционного периода.

Заметим, что этой статистике можно верить хотя бы потому, что сбор данных был внутренним делом империи, где правящие элиты вознамерились разобраться с народонаселением западных территорий, периодически потрясаемых польскими волнениями с попытками вовлечь в эти разборки белорусов.

Сделаем отправной точкой данные о процентном отношении крепостных в разрезе российских губерний:


 

Как видим, только в Виленской и Гродненской губерниях крепостных было немногим менее половины – в остальных они составляли большинство. 

Понятно, что на этих землях правили бал не русские помещики, а польская и смешанная шляхта, которая вместе с ростовщиками-евреями довела землепашцев до крайнего состояния. 

Попробуем же сопоставить некоторые сведения и разобраться, на кой ляд полякам нужно было поднимать восстание через два года после того, как 19 февраля 1861 года царь Александр II объявил о реформе, направленной на ликвидацию крепостничества. 

Как верно подмечено в источниках, “с помощью реформ Российская империя должна была пройти путь от государства с четко выраженной вертикальной социальной иерархией до государства с населением более или менее политически равноправным, а также этнически, религиозно и культурно однородным”. 
 
В этой связи на повестке оказался вопрос, государством какого народа должна была стать Россия? Где проходила та разграничительная линия между русскими и прочими на её западных рубежах?

Напомним, что в дореформенный период наши земли официально именовались «западными губерниями» или «губерниями, от Польши возвращенными».   

По старинке традиционным и преобладающим в первой трети XIX века был взгляд на Западный край, как на часть Польши, и  этот тезис серьезно не оспаривался и не дискутировался.

В «Статистических очерках России» К.И. Арсеньева в понятие «Литва» включались четыре северо-западные губернии (Минская, Гродненская, Виленская и часть Ковенской) как провинции Речи Посполитой. 

Однако с течением времени ошибочность этих подходов становилась всё более очевидной.

С одной стороны, представители российских правящих элит, ориентировавшиеся на западноевропейскую модель национального государства, стали задумываться о таком объединительном начале, как идентичность народа.

Причём доказательства должны были опираться на выверенные данные этнографии, лингвистики, истории, географии и статистики с постановкой вопроса о границах тех территорий, которые могли бы рассматриваться в качестве исконных районов расселения людей одной идентичности. 
 

С другой стороны, вопрос затрагивал военную плоскость, и вот по какой причине.

Основоположник русской военной статистики Д.А. Милютин  еще в курсах лекций 40-х годов обосновывал необходимость изучения численности и состава населения как важнейшего критерия обороноспособности государства. 

По его убеждению, армия является единой и боеспособной только тогда, когда солдаты прониклись идеей общего Отечества.

В «Первых опытах военной статистики», опубликованных в 1847 году, он на примере Германского союза показал, что военно-политический потенциал страны зависит не только от численности и оснащенности войск, но и от единства армии, которое, в свою очередь, определялось единством всей нации.

Для России, частенько находящейся в конфликтных отношениях с Турцией и Западом, этот момент приобрёл приоритетное значение. 

В этой связи вполне объясним тот факт, что важную роль в изучении этноконфессионального состава населения Российской империи сыграли офицеры Генерального штаба, интес которого к Северо-Западному краю был вызван его стратегическим пограничным положением. 
Они лично объезжали губернии, собирая сведения на местах из самых разнообразных источников.  



В ходе обследований конца  50-х – начала  60-х годов был использован огромный материал как губернских органов управления и статистических комитетов, так и различные частные источники  -инвентари помещичьих имений, неизданные историко-географические сочинения и т.д. 

Кроме того, офицеры Генерального штаба участвовали в сборе статистических сведений о конфессиональном составе населения западных губерний,   начатом в 1859 году Министерством внутренних дел, командировавшим на места чиновников для осмотра и возобновления служб в ветхих православных храмах помещичьих имений. 

Благодаря их совметным усилиям, было накоплено значительное количество материалов по статистике народонаселения Северо-Западного края.  

Для обобщения данных при МВД были образованы Центральный статистический комитет под руководством П.П. Семенова — Тян-Шанского и Статистический совет, в составе которого находились представители Российского географического общества (РГО).

Важной вехой в работе этих учреждений был составленный  «Географическо-статистический словарь Российской империи» под редакцией Семенова, в подготовке которого участвовали видные учёные А.П. Заблоцкий-Десятовский, Д.А. Милютин, К.С. Веселовский и др. Первый том этого словаря был опубликован в 1863 году.

В этом же году П.Н. Батюшков, заведовавший делами по постройке православных церквей в Западном крае, и подполковник Генерального штаба А.Ф. Рихтер, лично объехавший  несколько уездов Минской губернии, обобщили накопленные материалы и подготовили их к изданию. Этот труд вышел значительным для того времени тиражом в 10 тысяч экземпляров.
 

Собранные к началу  60-х годов статистические материалы об этноконфессиональном составе населения позволили пересмотреть традиционный взгляд на Гродненскую, Минскую и Виленскую губернии как на губернии «литовские». 

В мае 1863 года в «Военном сборнике» — официальном органе военного ведомства, была помещена специальная редакционная «заметка о племенном составе населения губерний: Ковенской, Виленской и Гродненской». 
В этой публикации отмечалось, что «литовскими» правильно называть лишь губернии Ковенскую и часть Виленской, тогда как Гродненская «есть вполне русская губерния, т.е. населенная почти исключительно русским народом». Это утверждение обосновывалось данными статистики.

Ту же мысль, но уже в отношении Минской губернии, отстаивал подполковник Генерального штаба И. Зеленский в своем военно-статистическом описании этой губернии.

Однако общая картина, представленная в статистических исследованиях этноконфессионального состава населения Северо-Западного края, выглядела далеко не однозначной.
 

Проблемным оказался простой вопрос: как определить русских?

К тому же, данные, представленные в географическое общество в конце  50-х годов приходскими священниками, свидетельствовали, что крестьяне западных губерний, порой, затруднялись с выбором национальной идентификации.  

В «Географическо-статистическом словаре Российской империи» содержалось понятие «Белоруссия», пределение которому давалось не с точки зрения этнографии и статистики, а исторической перспективы русско-польского противостояния: это «название, даваемое части России, находившейся долгое время под владычеством Литвы и только впоследствии снова возвращенной России». 

Своеобразный итог статистическим исследованиям 50– 60-х годов содержался в подготовленном Военным министерством «Военно-статистическом сборнике».  
 

В нём русские составляли «три главные группы: великоруссов, малороссов и белоруссов». 

Собранные статистические данные показали, что локализовать расселение белорусов только в границах «западно-русских» губерний (Витебской, Могилевской, Минской и Гродненской)  было невозможно, так как они также населяли части Виленской, Ковенской, Волынской, Подольской, Черниговской, Смоленской и Орловской губерний, а также встречались «в небольшом числе» в губерниях Херсонской и Пензенской.
Так, в Смоленской губернии, по данным на 1859 год, белорусы составляли «наиболее распространенное племя».

Следует заметить – если авторы статистических исследований и задавались вопросом о классификации «русских», очевидным было сознательное нежелание исследователей противопоставлять одну группу «русских» другой.  
 

Более важной виделась необходимость отделить на западных окраинах империи восточных славян от литовцев, латышей и прочих прибалтийских «племен», а внутри славянского мира провести черту между русскими и поляками. 

При проведении этой границы главным подспорьем служили цифровые данные, фиксировавшие количественное преобладание той или иной «народности» в различных местностях. 

В «Этнографическом атласе» Р.Ф. Эркерта все пространство «русской» области было поделено на множество неравномерных зон, различные оттенки цвета которых обозначали степень концентрации «русских». 
Для составления этой карты он использовал статистические данные, показывавшие, сколько «русских» приходилось на 100 жителей в каждом уезде.  

Если попытаться обобщить эти материалы, то можно прийти к выводу, что граница расселения «племен», выделенная офицерами Генерального штаба, представляла собой  широкий пояс, протянувшийся с северо-востока на юго-запад и деливший на неравные части пять северо-западных губерний – Витебскую, Ковенскую, Виленскую, Минскую и Гродненскую.    

Сложности  возникали лишь в тех случаях, когда конфессиональная принадлежность и язык изучаемого населения не совпадал с такими идентифицирующими парами, как «православный – русский», «католик – поляк» или «католик – литовец». 

Так, исследовавший Виленскую губернию капитан Генерального штаба А. Корево отмечал сложности идентификации населения, проживавшего в Виленском, Трокском, Ошмянском и Лидском уездах, так как там крестьяне говорили по-белорусски, но были католиками и сохраняли обычаи и традиции литовцев.

Тем не менее, даже не всегда корректные статистические данные об этноконфессиональном составе местного населения имели важное значение для формирования представлений о Северо-Западном крае без излишней политизации.
 

А вот теперь самое время перейти к вопросу о том, зачем нужно это предисловие.

Сопоставив вышеназванный период изучения вопроса об этноконфессиональной идентичности восточных славян, который проводился в рамках подготовки реформы 1861 года и всеобщей перепеси населения, с началом польского “национально-освободительного” восстания 1863 года, налицо причинно-следственная взаимосвязь, которая меняет существо вопроса.

Поляки, конечно же, столетия ненавидели Россию, но в данном случае вовсе не “угнетение” и неотложное желание заполучить свободу волновало Варшаву.
 

Они испугались выпадения белорусов и украинцев из сферы своего влияния. К тому же с отменой крепостничества появилась реальная угроза потери традиционных источников доходов  шляхты. 

Рассмотрим в качестве подтверждения такого вывода, что же пообещал крестьянам  Калиновский, издав 1 февраля 1863 года Манифест Жонда Польского, который он в это время возглавлял.


 
Ведь в Манифесте нигде не значится, что распределению подлежит панская земля, а это значит, что упакованное в национально-освободительную оболочку восстание было в действительности шляхетским бунтом, направленным против земельной реформы императора Александра II, а уж затем – за «Ойчызну».

Перспектива получить три морга земли (§ 5) касалось только тех, кто пойдёт «защищать польский край от москалей». 
 

Погибшим фактически был обещан бесплатный гроб и погребальные услуги. А вот тех, кто ослушается, «будь то пан, крестьянин, чиновник или прочий», согласно § 6 ожидала кара в соответствии законами военного времени.

В конце Манфеста содержался призыв «Боже, избавь Польшу!».  

Вот вам и «нацыянальна-вызваленчы рух», на который белорусское крестьянство, как мы знаем, не отреагировало, если не сказать – наоборот.

Государственное делопроизводство на русском языке и   возвращение к кириллице в учебных заведениях сыграло большую позитивную роль. Оно способствовало приобщению молодёжи к богатейшей русской литературе, а позднее – созданию белорусского языка в современном его строе. Более широкие возможности для способных людей появились и в получении образования.  

Как известно, восстание 1863 года не только не достигло намеченных целей, но и отрицательно сказалось на уровне экономического развития Северо-Западного Края.

Об этом убедительно говорят сведения о численности белорусских городов.



Из таблицы следует, что население Минска к концу ХIХ столетия едва перевалило за 90 тысяч человек. В Витебске проживало 66 тысяч, Бресте и Гродно – по 47, Могилёве – 43, а в Гомеле – 37 тысяч жителей. Большинство населения в этих и более мелких городах и местечках – жившие кагалами евреи.  

Как мы уже отмечали в предыдущих статьях, еврейская элита – ростовщики, не стремились инвестировать средства в создание крупных производств, что и определяло небольшую концентрацию рабочего класса и низкую доходность населения в белорусских городах.

При меньшинстве коренного населения в городах трудно было рассчитывать на появление серьёзных точек роста экономики Северо-Западного Края, не располагающего энергетическими ресурсами. 

Вместо промышленности здесь процветали мелкие ремёсла, гешефт, шинки и проституция. Поскольку основную массу населения представляло обедневшее крестьянство, оно не могло выдвинуть из своей среды необходимое количество образованных людей, способных обеспечить кристаллизацию национального самосознания.

Именно по этой причине его формирование оказалось в сфере интересов инородцев, которые на самом деле преследовали свои цели.

А именно, польские деятели местного происхождения, начавшие во второй половине ХХ века продвижение белорусского вопроса, были всецело ориентированы на традиционно сложившийся путь противопоставления себя всему русскому, а еврейские деятели, постепенно взявшие перевес в разыгрывании белорусской карты, во главу угла поставили революционные лозунги, поскольку последние ликвидировали ограничения и открывали путь в российскую власть.

Ангажированный интересами своих сообществ, городской бомонд не был способен мыслить категориями развития и необходимости кардинального изменения уклада белорусской жизни, провести модернизацию страны, культурную революцию. 
 

Ведь культура в цивилизационном развитии – это не память о вышиванках и танцульках под гармонь с бубном, скрипкой и цымбалами, а практическое действие. 

Это прежде всего способность изменить себя, выпестовать нового человека, для которого дороги обычаи предков, но без фанатизма, с учётом новых жизненных реалий и тенденций.

Именно расхождения подобного рода между националистами и сторонниками построения советского общества, нацеленного на динамику роста и исповедовавшего  равенство и дружбу между народами, стали главным яблоком раздора, вынудившим власти пойти на крайние меры по удалению палок в колёсах белорусской истории.   

Говоря о «спадчыне», надо понимать, что она — не самоцель, а катализатор в изменяющихся условиях. Она тогда не становится тормозом, когда не давлеет над сознанием современного человека и потому не препятствует его продвижению вперёд.

Таким здравым и взвешенным подходом был позднее отмечен Машеровский период, ставший ренессансом национальной культуры.

Если посмотреть на события, последовавшие за образованием БССР, то нет ничего удивительного в том, что почти все так называемые борцы за «вольную Беларусь» в перспективе оказались коллаборантами, пошедшими на сделку с немецкими оккупантами и в 1-ю, и во 2-ю мировую войну, а в межвоенный период – с 2-й Речью Посполитой. 

Иную позицию заняли не столь многочисленные в городской и местечковой среде белорусы. Они поддержали советскую власть и со временем создали уникальную белорусскую советскую культуру.  
 

Янка Купала, Якуб Колас, Петрусь Бровка, Кондрат Крапива, Максим Танк, Иван Шамякин и многие другие писатели и поэты — вот главные огранщики белорусского языка и подлинные создатели белорусской литературы.

То же можно сказать о плеяде выдающихся музыкантов, художников, театральных деятелей советской Белоруссии.

Заботясь о сохранении и модернизации родной речи и развитии культуры, никто из них не требовал обуть технический прогресс, систему государственного управления и образования в белорусские лапти. 
 

Сегодня наша страна — не только важное звено, вписанное в структуру российской экономики. Это совесть, оставшаяся после распада СССР и сохранившая своё влияние в рамках Союзного государства.

Наличие совести крайне необходимо не только нам, но и братскому русскому народу, который болезненно воспринимает либеральные ценности и радуется, что на стыке двух миров чудом сохранился уголок, где каждый может найти покой и умиротворение.

Это сегодня и есть то главное, что заложено в нас Белорусской Советской Социалистической Республикой, 100-летие которой пришлось на первый день нового 2019 года.