---

В Турецкой Республике прошел референдум, инициированный действующим президентом Реджепом Эрдоганом.
 

---

Гражданам предложили определиться, поддерживают ли они переход к президентской форме правления или хотят сохранить гибридную президентско-парламентскую республику с политически автономной армией.

Турецкая политическая модель за последние 10 лет сбоила неоднократно. Последний раз — в июле 2016 года военные элиты подняли вооруженный бунт, который едва не привел к гражданской войне.

Политическая архитектура Турции оказалась непригодна в условиях острого кризиса. Приток внешних инвестиций, как и туристов, падает. На южной границе — в Сирии — идет война, сотни тысяч беженцев транзитом стремятся в Европу, кризис в отношениях с Россией, падение товарооборота с Евросоюзом...
 

Ситуация, в которой оказалась Турция, требует принципиально другой политической модели. Парламентская республика с автономной армией и влиятельной олигархией может эффективно функционировать в мирных условиях.
 

На самом деле у президента Эрдогана никакого выбора не было — либо произойдет усиление государства и сверхконцентрация власти, либо хаос будет усиливаться.

Если мы посмотрим на структуру принятых на референдуме изменений, то увидим, что теперь полномочия президента сильно расширены — он возглавит исполнительную власть страны. Пост премьер-министра упразднен, а президент будет назначать вице-президента и министров (сейчас премьерский пост занимает глава победившей на парламентских выборах партии).

Также президент станет верховным главнокомандующим вооруженных сил (сейчас исполняет обязанности главнокомандующего от имени парламента).


Думаю, что турецкий прецедент — это далеко не последний случай смены политической архитектуры. Экономические кризисы, гибридные войны и терроризм — на примере соседней Украины или чуть более далекой Сирии мы можем видеть, как всего за несколько лет государство разлагается, а общество скатывается к гражданской войне.

В условиях внешних вызовов единственно возможной формой сохранения государства является переход к мобилизационной форме управления.
 

Поэтому если мы внимательно присмотримся к мобилизационной модели, предлагаемой Эрдоганом, то увидим сходство с белорусской антикризисной моделью управления, которую начали внедрять еще в 1994 году.
 

К похожей модели стала переходить Российская Федерация в 2000 году. Самый устойчивые среднеазиатские республики — Казахстан и Узбекистан — развивают похожую суперпрезидентскую республику.

Даже в США новоизбранный президент пытается собрать вертикаль власти, преодолев фракционную и межпартийную борьбу.

Чем глубже кризис — тем больше на карте мира будет появляться суперпрезидентских республик.


Беларусь в рамках этой тенденции оказывается очень привлекательной республикой — ее опыт может быть востребован как пример успешной модели.

Беларусь со своей архитектурой государства оказывается в положении, схожем с послевоенной Японией, политэкономическая и государственная модель которой стали образцами для Южной Кореи, Китая, Сингапура.

Даже в США в 70-80-х годах XX века перенимали от Японии многие образцы государственного и промышленного менеджмента и внедряли японские управленческие решения.

Современная корпоративная модель управления — с жестким планированием, тайм-менеджментом, прогрессивным премированием и упором на новейшие технологии — впервые была реализована в японских кэйрэцу (конгломератах) после Второй мировой войны.

В современном мире предметом экспорта могут быть не только автобусы и удобрения, но и успешные государственные модели и управленческие решения.
 

Белорусская модель суперпрезидентской республики вполне может быть отличным экспортным товаром. И этой возможностью необходимо воспользоваться в XXI веке.