Одно из самых распространенных обвинений коммунистов звучит в том, что они разжигают классовую вражду. Это может показаться логичным — там, где появляются реально действующие ростки идеологии, возникают стачки, демонстрации, требования прав для лиц наемного труда, пролетариата. Это вызывает конфликты. Вражду.

События всей человеческой истории, а особенно — последних лет, показали, что коммунизм совершенно не нужен для разжигания конфликтов. Представители одного и того же класса находятся как в гуще событий в составе всех противоборствующих сторон, так и вне борьбы. В то же время, повестка классовых интересов вообще не артикулируется, рабочие спокойно проглатывают рост бедности, ухудшение условий труда и степени эксплуатации.

Так что же, классовые войны закончились?
 

Любая война имеет классовую природу, и если ее невозможно определить, значит, вы просто неверно определили, кто является тем или иным классом, и в чем его интерес.

В индустриальном обществе с классами было все понятно. Есть класс собственников средств производства, который, эксплуатируя наемный труд рабочих, извлекает прибавочную стоимость и присваивает ее. То есть, класс, господствующий в данной системе отношений. И класс эксплуатируемый, который выступает донором, отдавая свой труд в условиях неравноправной сделки.

Интересы этих классов были вполне очевидны, эксплуататор хотел получить как можно больше труда, отдавая за это как можно меньше, а класс эксплуатируемых — наоборот.

Современные отношения в этом формате описать нельзя. С развитием финансового сектора экономики, автоматизации и роботизации, мы пришли к ситуации, когда прибыль собственника уже не связана напрямую с процессом эксплуатации наемного труда. Прибыль корпораций извлекается из торговли ценными бумагами на фондовых рынках и доступа к дешевым кредитным деньгам, что позволяет им в ряде случаев производить и продавать продукцию даже в убыток.

И, даже в случаях, когда традиционная модель имеет место, труд рабочих становится востребован все меньше, так как предприятия с высокой долей автоматизации и роботизации, в силу более высокой производительности труда и низкой стоимости, постепенно вытесняют с рынка архаичные производства, вынуждая последние уходить в сферу низкотехнологичных операций с небольшой маржей, что делает их существование в будущем весьма проблематичным.

Те же индустриальные предприятия, которые будут развиваться в постиндустриальной парадигме, будут требовать все меньше рабочих рук, да и сами эти руки будут прикладываться больше к клавиатуре, чем к станкам и инструментам. То есть, работа в них станет привилегией, а уровень жизни таких работников будет куда выше, чем современной массовой рабочей силы. И это напрочь уничтожает какую-либо революционную составляющую этого класса.
 

Если ты, по факту, становишься привилегированной прослойкой, пусть и эксплуатируемой, пример твоих не привилегированных собратьев всегда удержит тебя от обострения отношений с системой, выстроенной господствующими классами.

И этот формат привилегированной прослойки формируется не только в предприятиях, трансформирующихся под постиндустриальный формат. Есть уже целая система, которая сформировалась в изначально постиндустриальной парадигме, и где формат отношений никак не наследует принципы индустриальных взаимоотношений.

В постиндустриальной парадигме извлечение прибыли осуществляется с помощью монополизации рынков и создания потребителей. Насколько производитель успешен в плане производства товаров и услуг — не имеет никакого значения, поскольку реального выбора потребитель иметь не будет. Именно успешное завоевание рынков дает искомый рост стоимости активов на фондовых биржах, а завоевывать рынки гораздо проще с помощью их монополизации и промывки мозгов потребителю, чем честной конкуренции. Это стандарт де-факто в настоящий момент.

Нужно понимать, что расчёт на то, что Беларусь с ее индустриальной экономикой, сможет найти себе место на рынках других стран, несостоятелен, так как для того, чтобы переломить монополии мощных игроков на этом рынке, нужно использовать либо коррупцию, которая в западном мире называется “лобби”, либо гибридные военные операции. Ни на то, ни на другое у Беларуси в настоящий момент ресурсов нет, поэтому доступ на рынки других стран будет осуществляться, в лучшем случае, по остаточному принципу.

Впрочем, текст не об этом. Формирование потребительского стандарта, ориентированного на набор монополий определенных брендов, привело к созданию некоего идеального образа потребителя. И по мере удаления от индустриального уклада, когда от масс требовался эффективный и дешевый труд, первостепенное значение стало приобретать не качество их работы, а их образ мыслей, их потребительское поведение. Которое формируется маркерами, замешанными на мировоззренческих, культурно-исторических и политических стереотипах.

Человек, живущий в искусственно сконструированном мировоззрении, потребляет только то, что модно, работает там, где престижно, ведет себя так, как популярно и одобряемо, и думает только так, как ему позволено. Процесс выпадения из виртуальной реальности крайне болезненный, и, будучи вовлеченными в эту “матрицу”, выйти способны очень немногие, и опыт этот слишком травматичен, чтобы быть примером для других.
 

Фактически, такая прослойка людей является “домашними животными” правящего класса. Их основная функция — правильное потребительское поведение.

Их уровень жизни, как правило, сравнительно выше, чем у окружающих. Но это не все — кроме того, что их поведение создает спрос на производимую “опекунами” продукцию, оно создает спрос и на их систему ценностей, причём на спрос агрессивный, готовый сражаться со всеми, кто препятствует его реализации.

Нужно еще отдавать себе отчет, что среда “домашних животных” очень специфична по менталитету. Свой искусственный мирок они воспринимают, как нечто высшее по отношению к окружающему миру, а принадлежность к нему есть критерий жизненного успеха. Все, кто по каким-то причинам в него не входят — с их точки зрения, существа низшие, и социальный расизм там — обязательная черта мировоззрения. Поэтому, указав этой прослойке на “врага”, вызвать с их стороны агрессию чрезвычайно легко.

Это и есть типичные постиндустриальные классы — “опекуны”, заказывающие создание фейковой реальности, в которой они извлекают прибыль, их клиентела, которая выполняет собственно работу по созданию этой реальности, и “домашние животные”, опекаемые, которые эту Матрицу населяют, и потребляют как информационный продукт, там и вполне материальные блага.

Эти классы, на самом деле, совершенно экстерриториальны. Они возникают там, где постиндустриальная трансформация уже завершается, или активно развивается, и географический регион очень мало влияет на это. Айтишники, люди “креативных профессий”, “белые” и “синие” воротнички — нет никакой разницы, где именно они находятся. Это не исключительный список, есть и в этой среде замечательные люди, не поддавшиеся ее давлению, и наоборот, лиц с подобными поведенческими стереотипами можно встретить в самых неожиданных мнстах. Но у основной массы система ценностей и шаблоны поведения будут совпадать даже в мелочах, разве что оформление будет немного отличаться.
 

Единственное, что реально отличает эти классы — отношение к собственности, нет, не на средства производства товаров — а на средства производства реальности.

И в этой структуре революционных классов быть не может. В ней нет конфликта интересов, домашние животные жаждут потреблять, опекуны дают им это, взамен имея полную управляемость среды, а клиентела вполне довольна сопричастностью к процессу создания Матрицы и тем, что ей известно об этом процессе чуть больше остальных, что позволяет им ощущать себя выше обычных домашних животных.

Однако, в этой классовой структуре есть пробел. Не везде трансформация зашла далеко, классический пример — Китай, который на фоне своих успехов экономики, имеет еще во многом вполне индустриальную структуру. И Беларусь — тоже до сих пор вполне индустриальная страна. Никаких особых проблем ней не возникало. Ровно до тех пор, пока в ней не возникли и стали распространяться постиндустриальные классы.

Айти, “креаклы”, интернет-журналисты и блогеры, работники свободных профессий, ориентированный на них бизнес — их рынок контролируется сообществами, уже давно и прочно живущими в постиндустриальном мире. Интеграция в эти сообщества, принятие их системы ценностей были вопросом времени, и небольшого. И в какой-то момент они оказались в среде, которая заполнена этим самым “пробелом” в классовой структуре.

Это люди, которые сформировались в индустриальную эпоху, но особенно — те, кто родился в СССР. Дело в том, что мировоззрение советского человека имеет одно основополагающее отличие. Да, он вполне может реализовать потребительское поведение, нужное опекунам. Но, в отличие от домашних животных, он не приемлет социального расизма и неравенства.

Дело в том, что Матрица — очень сегрегированное общество. Там присутствует целая система маркеров “успеха”, в соответствии с которыми определяется ранг того или иного члена сообщества. Статус там есть нечто абсолютно непререкаемое, наподобие каст в Индии, только, в отличие от Индии, существует некая — впрочем, достаточно умозрительная — возможность свой статус повысить.
 

Советскому человеку эта система отвратительна. Воспитанный на идеалах свободы, равенства и братства сразу вступает в конфликт с кастовой системой дивного нового мира. И разумеется, выпадает из нее. Но только не в случае, когда советских людей вокруг — большинство.

Как было в Беларуси. Постиндустриальный класс оказался в системе, где его потребности могли реализовываться в весьма ограниченном объеме, а социальный расизм не то, что не поощрялся — мог иметь своим следствием совершенно реальное уголовное преследование.

Дело в том, что в фейковой реальности Матрицы им показывают картинку, в которой именно они — господствующий класс. А то, что в реальности у них свободы даже меньше, чем у раба в Древнем Риме — умело скрыто от их восприятия. И в Беларуси эта иллюзия постоянно разбивалась о суровую реальность индустриальной, и во многом еще — советской — страны.

Если мы сейчас вспомним о том, как агрессивно реагируют домашние животные на угрозу своему статусу, становится понятно, что вопрос начала войны был лишь вопросом времени. И небольшого.

И сейчас, в полном соответствии с системой управления через маркеры, им показали врага и сказали “фас”.
 

Да, понятно, что пусковые силы войны лежат за пределами Беларуси. Но характер того, что происходит внутри — это именно классовая война, в которой схлестнулись постиндустриальные классы с советскими людьми, которые в эту систему никогда не войдут.

Этот конфликт неизбежен, наивно рассчитывать его “погасить”. Если у вас в одной емкости соединились сода и уксус, вы ничего не погасите. Пока хоть один из компонентов присутствует, реакция будет продолжаться.

Наличие, условно, советских людей взрывает всю систему ценностей постиндустриалов. Есть некто, кто, очевидно, не соответствует никаким маркерам успеха, и при этом считает успешных, в лучшем случае, мошенниками, а в худшем — нелюдью, с которой на одной планете жить противно. А сами советские люди вполне закономерно возмущаются, с какого это перепугу они должны подчиняться хотелкам людей, которые, по их глубокому убеждению, должны, вообще, сидеть в тюрьме.

Это конфликт раба в золотом ошейнике, и бедного, но свободного человека. Никакой возможности примирить их в рамках постиндустриальной парадигмы не существует. И все попытки это сделать будут лишь усугублять отложенные последствия.

Решение этого вопроса находится в плоскости классового самосознания советского человека. Если ранее советский человек — это был некий идентификатор совокупности моральных и мировоззренческих качеств, то теперь советский человек стал классом. И классом угнетенным, потому что угнетать в постиндустриальной парадигме больше просто некого.
 

Как только советские по духу люди осознают себя как класс, как трансграничную общность, они неизбежно придут к пониманию своего классового интереса: СОВЕТСКОМУ ЧЕЛОВЕКУ НУЖЕН СССР.

Выживание класса советских людей возможно в парадигме, в которой антагонистичных им постиндустриальных классов просто нет. То есть, им нужно свое пространство для развития, в котором их классовая природа раскроется, разовьется, и станет не недостатком, а преимуществом.

Поэтому, перед Беларусью сейчас стоит выбор. Первое — это продолжать постиндустриальную трансформацию, вступив в долгую и мучительную агонию всего советского и уничтожения индустриальной экономики. Возможно, пройдя, в перспективе, через войны и распад государственности, потому что в постиндустриальном мире государственный суверенитет — фикция, и существует ровно до той степени, которая нужна в системе фейковой реальности для создания нужной картинки.

Или же стать советской ДО КОНЦА. Дело в том, что в системе подлинного народовластия постиндустриальные классы невозможны. В советской системе, в том виде, в котором она может существовать в 21 веке, вся власть реально принадлежит народу. Заводы — трудовым коллективам, местное самоуправление — общинам, земля — тем, кто ее обрабатывает.

Я слышал возражения, что если заводами или предприятиями будут владеть трудовые коллективы, они не найдут рынки сбыта. Гомерический хохот. А сейчас как они их находят? Что мешает трудовому коллективу, как субъекту, установить отношения с тем же человеком (структурой, органом власти), который их обеспечивал заказами ранее? А, в случае, если что-то будет не устраивать, поручить кому-то из членов трудового коллектива озаботиться поисками альтернатив? Или даже заключить договор подряда со сторонней организацией для этого?
 
Для всего будут найдены соответствующие термины, ибо СССР, “советский” — это слова из прошлой эпохи, и сейчас мы их используем лишь за неимением альтернативы. Но проект, в основе которого лежат идеалы свободы, равенства, братства, который состоит из людей, уже пострадавших в борьбе с антагонистическими силами нового Средневековья, и понимающих цену этим вещам, обещает быть прекрасным.
 

---

---