Биографии героев революционной эпохи бывают настолько динамичны, что тем реалиям может позавидовать любой детективный роман.

Герои Черного знамени

Иван (Янис) Строд родился в 1894 году уездном Люцине Витебской губернии. Ныне это – город Лудза в Латвийской Республике.

Этот заселенный народностью латгальцев край имел сложную историю. Ему дольше, чем другим, удавалось сохранять свою независимость от немецких орденов-государств. А в 1561 году Латтгалия от опустошенного войной Ливонского ордена перешла к Великому княжеству Литовскому.

Через некоторое время после разделов Речи Посполитой Люцин оказался в составе Витебской губернии.

Память о бурливших здесь некогда страстях и войнах хранили живописные руины Люцинского замка. В соседних курганах не раз находили боевые топоры и кольчуги древних балтских воинов. Маленький Янис наверняка лазил в детстве по крепостным стенам, воображая себя его защитником. Но даже в своих детских фантазиях он не мог представить себе, что возглавит оборону ледяной «крепости» за тысячи верст отсюда, которая тоже станет легендой.

Отец Ивана был латтгалец, бывший военный, а ныне – гражданский медик. Мать писалась полькой. Но вряд ли она была ей по крови – этнических поляков тут почти не было. Скорее, она была «костельной полячкой» — полонизированной через католическую церковь белорусской. «Брокгауз и Эфрон» называет среди жителей Люцинского уезда 50 тысяч белорусов и 40 тысяч латышей.

Латышское национальное движение в витебской Латтгалии развивалось более медленно, чем соседних Лифляндии и Курляндии. Но вот революционные партии и анархисты в латтгальских Двинском, Себежском и Люцинском уезде Витебской губернии были весьма активны.
 
Разумеется, Янис был еще слишком мал, что бы принимать участие в тогдашних делах анархистов. Но о похождениях лихих боевиков под Черным знаменем был наслышан.

Янис зачитывался приключенческими романами. Но скоро жизнь предоставила ему возможность «проверить» себя в реальности – началась Первая мировая война.

В Российской империи в армию призывали в 21 год. Но как сообщает автор книги о нем Леонид Юзефович, Иван идет добровольцем на год раньше – в 1914-м. Воевал Строд в Беларуси — на Западном фронте. И воевал храбро и с энтузиазмом.

Видимо, охотником пошел он и в команду разведчиков. В результате получил два тяжелых ранения, контузию — и четыре Георгиевских креста. В 1917 году получил и первый офицерский чин прапорщика.

После развала старой армии Иван Строд некоторое время пробыл в оккупированном немцами Люцине, а потом бурные потоки революции забросили его в Восточную Сибирь.

В те годы нельзя было жить без политического кредо, и Иван Строд стал анархистом-коммунистом.

С одной стороны, наверняка вспомнились прежние люцинские «чернознаменцы». Но и вся его бурная, импульсивная и смелая натура, была ближе всего к учению безоглядных бунтарей за самое светлое, свободное и справедливое общество на земле – без гнета всяких капиталистов и власти любых чиновников.

В Народно-революционной армии

В 1918 году в Иркутске анархист из Витебской губернии вступает в отряд Красной Гвардии.

Им командует Нестор Каландаришвили, личность незаурядная. Сибирский «батька Махно». С героем гражданской войны на Украине Нестора роднило не только имя. Каландаришвили – также анархист-коммунист и харизматический народный вождь.

Высокого роста, с густой черной бородой, он был отважен и удачлив в боях. И поддерживал Советскую власть, считая ее формой народного самоуправления, через которую можно перейти к безгосударственному коммунизму.

Однако внезапно начавшееся восстание Чехословацкого корпуса свергла Советы в Сибири. Строд попал в плен к белым. И как сообщает Юзефович, от расстрела его спас комендант Олекминска эсер Геллерт.

Через год «адмиралъ» Колчак падет, и его самого расстреляет наряд боевой дружины левых эсеров – по иронии судьбы, тоже противников смертной казни. Но видимо, для кровавого «Верховного правителя России» даже эти романтики революции сделали исключение.

Освобожденный из колчаковской тюрьмы Иван Строд вновь вступил в отряд Каландаришвили. В это время образуется Дальневосточная республика (ДВР), и анархистский отряд вливается в состав ее Народно-революционной армии.

В Народном собрании ДВР самой крупной фракцией были не большевики, а беспартийные крестьяне. Были здесь и социалисты-революционеры – сразу две депутатские группы, меньшевики, народные социалисты и даже фракция кадетов. В ДВР была отменена смертная казнь, существовали частные предприятия.

Народно-революционной армией ДВР командовал латыш, бывший штабс-капитан Генрих Эйхе. Считается, что вся эта «народная демократия» была учреждена лишь для того, что бы «буферная» Дальневосточная республика отгородила советскую Россию от войны с Японией.

Но это было не совсем так. Сибирь от колчаковцев во многом была освобождена силами местных партизан во главе с эсерами и анархистами. И большевики не могли считаться с таким соотношением сил. А первый председатель правительства ДВР коммунист Александр Краснощеков, уроженец Чернобыля, похоже, искренне верил в такой «единый социалистический фронт» и в независимость своего государства от Москвы.

В НРА анархо-коммунист Нестор Каландаришвили командует кавалерией. Комэском в Кавказском конном полку становится Иван Строд. Армия ДВР воюет против формирований Семенова и Унгерна.

Гражданская война была полна жестокостей с обеих сторон, особенно – в Сибири. Но семеновцы и унгерновцы своими нечеловеческими зверствами превзошли всех. Барон фон Унгерн вообразил себя буддистом, а пленных красноармейцев медленно поджаривал на огне. В станице Кулинга безумный барон приказал сжечь семьи красных казаков – вместе с детьми.

Как известно, в итоге в жестоких бойцы НРА «разгромили атаманов, разогнали воевод». Но когда белое движение в Сибири и на Дальнем Востоке уже выдохлось, на севере оно неожиданно получило новое дыхание – тут восстали якуты.

Жившее в условиях родового строя якутское население болезненно отреагировало на новшества Советской власти. При царском режиме якуты и эвенки, охотники и оленеводы, были постоянными жертвами алчных купцов и своих собственных князьков-нойонов. Но это было привычное для них состояние, освященное традициями.

Советская модернизация с высокими поборами, с резким вмешательством государства во все сферы их жизни, гонения на шаманов и родовую знать вызвали восстания якутов. Впрочем, первыми за оружие брались бежавшие в тайгу бывшие офицеры. Вокруг них стали собираться отряды повстанцев-якутов. Развернутый против них «красный террор» только усугубил ситуацию.

В январе 1922 года в засаде на замерзшей Лене погиб Нестор Каландаришвили, назначенный командующим войсками Якутской области и Северного края. Вскоре после его гибели в Якутск прибывает Иван Строд.

Ледяной поход

Новым командующим войсками в Якутию был назначен латыш Карл Байкалов (Некундэ). Но как сообщает Леонид Юзефович, с земляком отношения у Строда не совсем заладились. Уже на похоронах своего командира Каландаришвили Строд грозит обнаженной шашкой националистической якутской интеллигенции. Правда, в скором времени он приносит извинения за свою вспыльчивость.

На самом деле, в своей борьбе с повстанчеством анархист-коммунист делает ставку не на силу и жестокость, а на убеждение. Разъяснить «одураченным и темным» якутам истинную сущность Советской власти стремились и многие его соратники.

При деблокировании красного гарнизона слободы Амга, окруженного белыми повстанцами, смертельное ранение получил комиссар Сводного отряда Сергей Широких-Полянский. Забайкальский казак, народный учитель, министр юстиции ДВР. Умирая, Широких-Полянский приказал отпустить стрелявшего в него якута – как «введенного в заблуждение трудящегося».
 

Повстанец долго не верил в свое спасение, но когда вернулся, был расстрелян своими – как большевистский агитатор.

Под командой Строда и Байкалова пленных перестали расстреливать, и повстанцы начали сдаваться. Но решающий удар был нанесен по повстанцам на национальном фронте – в апреле 1922 года была образована Якутская АССР. Ее возглавили якутские «национал-коммунисты» во главе с Максимом Аммосовым.

Якуты стали отходить от белого офицерства, и повстанческая «Народная армия» стремительно покатилась к Охотскому морю. Но тут им пришла, хоть и с опозданием, помощь – в порту Аян высадился отряд генерала Пепеляева.

Анатолий Пепеляев был одним из самых «демократичных» и популярных колчаковских генералов, и почитался чуть ли не за эсера. К тому же он в прошлом не был замешен в массовых расправах. И высадившись в Аяне, запретил расстреливать своих противников. На пятом году гражданской войны народ был сыт кровью по горло. И видимо, обе стороны вынуждены были менять тактику на более гуманную.

Но зимой 1923 года отряд Пепеляева, двинувшийся к Якутску, представлял сильную угрозу для Советов. Фактически, местные большевики и красные части были отрезаны от «большой земли» – до наступления летней навигации.

Автору в детстве довелось жить в Якутске, и небольшое представление о здешних зимах с 45-50 градусами мороза он имеет. В тайге вокруг Якутска еще продолжали колобродить местные повстанческие отряды, которые стали присоединяться к пепеляевцам.

Мечта генерала о начале завоевания Сибири была не такой уж и фантастикой. Стоило ему только захватить и превратить в свою столицу Якутск, это могло обеспечить Пепеляева тысячами и тысячами новых сторонников. Пепеляевцы с боем взяли Амгу. Пленные красноармейцы высказали желание присоединиться к их отряду. Путь на столицу края был почти открыт.

Но навстречу Пепеляеву по зимним дорогам вышел отряд Строда. 14 февраля на ночевке в Сасыл-Сысыы (Лисья Поляна) спящие красноармейцы были внезапно атакованы белыми из отряда генерал-майора Вишневского. И уже почти разгромлены – если бы их волевой командир не смог их собрать всего в одной из юрт. В этом зимнем якутском жилище Строд успел наладить круговую оборону, пока не упал с винтовочной пулей в груди…

Оборона мертвецов

Далее произошло то, что даже в изобилующей всевозможными неожиданностями гражданской войне случалось редко. Около двух сотен уцелевших бойцов Строда, казалось бы, уже обреченных, решили не сдаваться. Затащив тяжело раненного командира в укрытие, они укрепили свою юрту брикетами из замерзшего навоза и принялись отстреливаться. Сломать их оборону с ходу пепеляевцы не смогли.

Но занятая позиция превратилась для красноармейцев в адскую ловушку. Белые окружали их со всех сторон, невозможно было не только встать во весь рост, но даже сидеть. И передвигаться по юрте и двору приходилось только ползком. Бойцы ели своих убитых лошадей, распиливая их замерзшие трупы. Иногда мясо приходилось есть сырым.

А вот воды у них не было. Снег вокруг был вытоптан во время боя. Приходилось ползать за ним под огнем врага, и нести при этом тяжелые потери. Зачастую доставленный при этом снег был пропитан трупным запахом – все вокруг было покрыто телами своих и вражеских убитых. Раненных перевязывали чем придется. Страшно донимали мириады вшей.
 

Строд, немного оправившись от ранения, вступил в командование.

Четыре дня прошло в изнуряющей осаде. 18 февраля, в сорокоградусный мороз, начался штурм. Атаку возглавил сам Пепеляев. Белые подошли к баррикадам на 20 шагов, но были прижаты к земле огнем красных и вновь откатились к лесу. При второй атаке, когда заглохло оба пулемета красных, пепеляевцы смогли ворваться за линию укрепления красных. Но их выбили штыками.

Когда многие брикеты навоза были разбиты сосредоточенным огнем белых, укрепления стали строить из замерзших трупов. В одну «братскую баррикаду» складывали и белых, и красных. Зачастую узнавая в обезображенных телах своих друзей и товарищей. Но даже мертвые, они снова стали в строй.

Офицеры Вишневского решили подобраться к красным с помощью передвижных щитов из бревен на санках. Но эти «якутские танки» оказались слишком тяжелыми, идти по снегу не смогли, и их бросили.

Так шел один страшный день за другим. Многие погибали, попытавшись встать. К своим были отправлены посыльные, но ни ответа, ни помощи так и не было. Один из красноармейцев, обезумев, вскочил на ноги и принялся плясать по двору – пока пуля не прервала этот смертельный танец.

И вот белые, регулярно перекрикивавшиеся с красными, которых называли «братьями», сообщили – к вечеру у них будет две пушки. И тогда вам – конец. Сдавайтесь, пока не поздно.

Далее случилось то, что повергло пепеляевцев с шок – измученные, обессиленные красноармейцы подняли над баррикадами боевой флаг погибшего отряда Каландаришвилли. И заиграли на гармошке «Интернационал». Белые не знали другого – на общем собрании, созванном Стродом (все же анархист, сторонник «прямой демократии»), было решено – в случае артобстрела поднять белый флаг. А когда враг подойдет по ближе – взорвать себя вместе с ним…
 

Утром 3 марта1923 года встретило осажденных подозрительной тишиной. Не сразу, но они поняли – «беляки» ушли.

Об этом и сообщили и два перебежчика. Поскольку все из осажденного гарнизона были еле живые, гонцом к своих отправили одного из этих белых казаков.

В письме Строд просил прислать табаку и хлеба. «Лучше табаку, чем хлеба!» — писал он.

Только потом выяснились подробности – еле живые посыльные все же добрались до командующего Байкалова, доложили ему о ситуации. Но тот не пошел на выручку Строду сразу – двинулся на Амгу. Штыковой атакой этот стратегически важный пункт был взят, пепеляевцы бежали. В плен попал главный идеолог их движения, местный «Савинков» — Петр Куликовский, бывший член Боевой организации партии эсеров, бывший ссыльный, ныне выступающий с туманной платформой «демократической Сибири». Куликовский отравился морфием.

5 марта к укрепленной юрте Строда в Сасыл-Сысыы примчался конный отряд красных. Радость, которую испытали изможденные, перераненные участники обороны, видимо, невозможно описать словами. Смотревшие почти три недели смерти в лицо красноармейцы безудержно плакали.

Пепеляев по зимним рекам и тайге, в тяжелейших условиях вынужден был отходить в Аян. Где он и сдался впоследствии прибывшему по морю из Владивостока отряду.

В Якутске все участники обороны Сасыл-Сысыы были награждены новым комплектом обмундирования, особо отличившиеся – именными часами. Строду вручили шашку в серебре с надписью «Герою Якутии», отрез сукна на костюм и кожу на новые сапоги. И даже предлагали присвоиить ему имя «Строд Якутский».

Еще его называли «Якутский Чапаев» — кроме бешенной народной популярности, Василий Иванович, как и Строд, был анархистом. Впоследствии полный Георгиевский кавалер Иван Строд станет трижды орденоносцем Красного Знамени.

Тогда же он подаст заявление в РКП(б) – но вот в партию анархиста Строда в 1923 году не примут. Он будет еще долго бороться с бандитизмом в Якутии, упорно предпочитая начинать все с переговоров. С предложениями сдаться он один и без оружия ездит к самым кровожадным бандитам, рискуя умереть мучительной смертью. И лишь когда убеждение не действует, в ход идут аргументы оружием.

На суде над Пепеляевым, что состоялся в Якутске 1924 году, его победитель выкажет уважение к своему противнику. Пепеляев и его офицеры ответят взаимностью.

В 1925 году в Якутии вновь вспыхнет восстание. Якут Артемьев участвовал в осаде Сысыл-Сысы, был после этого амнистирован, а теперь стал лидером восстания. Строд, бросив курсы «Выстрел» в Москве, выедет на место и явившись в одиночку на переговоры, уговорит его Артемьева сдаться.

Но и когда вновь помилованный неугомонный бунтарь в 1928 снова поднимет мятеж, Янис опять сможет убедить его сложить оружие. Вопреки приказу уничтожить Артемьева во время переговоров. Артемьев сдастся под честное слово своего неизменного поручителя, но на этот раз будет расстрелян. Как сообщает Юзефович, самого Строда за неисполнение приказа вызвали в Москву в ЦКК, вынесли взыскание. И на три года запретили «Герою Якутии» въезд в республику.

Иван Строд стал работать в ОСОАВИАХИМе. Он также пишет книги о своих приключениях во время гражданской войны. Их переводят на якутский, английский и… белорусский. «В якутской тайге» зачитывался молодой Василий Быков.

Но времена менялись, и революционным романтикам уже не оставалось места в государстве, где брала верх бюрократия. Происходившее вокруг все меньше нравилось бывшему анархисту. Иван Строд, и ранее любивший выпить, все чаще стал прикладываться к рюмке.

Сказывается и подорванное войной здоровье – ранен 8 раз, из них 5 – тяжело. В пьяном виде он грозит застрелить Сталина. Об этом в гостях, случайно говорит его маленький сынишка. На дворе – 1933 год, Строд арестован ГПУ. Выпущен на свободу. В 1937 году Ивана Строда снова арестуют, но сломать на следствии его так и не удастся. Выведенный на суд «тройки», он назовет все обвинения гнусной ложью и будет казнен в тот же день.