---

Каждый толчок ноги — олимпийская победа, каждый встречный — любимый и дорогой друг, которому и коня своего, и папаху, и место во главе стола и, честно сказать, даже ночью словно светит солнце.
 

---

Обычный сегодня был вечер. Я нарезал регулярные круги вокруг парка для поддержания формы вверенного мне Богом тела и уровня самоощущения, вверенного мне мной. Смеркнулось, зажглись фонари, бессовестно разогнав ошалевшие от свежего воздуха парочки поглубже в искушающие вечерние тени. В общем, улицы сбольша опустели, ноги отмеряли метры, уши с благодарностью купались в ритмичной мелодичности «Daft Punk», а глаза сосредоточенно смотрели в пространство, следя за тем, чтобы спотыкач не нарушил физкультурную идиллию.

Однако на очередном витке глаза уловили фигуру инвалида-колясочника, неторопливо катившего свою убогую таратайку в противоположную моему направлению сторону. Отвлекаться не хотелось, очередной славный ремикс выводил волшебные рулады, но плотно сидящее в сознании и подсознании советское воспитание отвесило заслуженный пинок по филею и высказало мне, каким меркантильным «кю» я буду, если не поспрошаю бедолагу о потребности в помощи.

— Мужик, тебе куда?

— А?

— Куда тебе, говорю? Может, помочь докатить?

— А, не, я тут сам поищу, как причалить.

Больше я решил не искушать обстоятельства и, решив, что, коли от подмоги отказываются — то и настаивать не след, краем глаза отметив проезжающий мимо колясочника милицейский автомобиль, энергично возобновил печать кроссовками по пыльному асфальту.

А вот знаете ли вы, что такое «эйфория бегуна»? По-аглицки это будет «runner`s high».

Нет?

Есть два варианта объяснялок — по-умному и как Бог на душу положит.

Можно попробовать для затравки по-умному — я прям зацитирую «педивикию»: «В 2008 году немецкие исследователи подтвердили существование этого феномена и его связь с выделением эндорфинов. Используя сканирование мозга при помощи позитронно-эмиссионной томографии в сочетании…» Скучно, да? Зеваете?

Я тоже.

Поэтому обскажу по-нашему, по-простонародному: кайф бегуна, это, когда ты ломишься, аки лось по цибуле, по маршруту в натоптанных, но ещё вполне работецких кроссачах, все любопытные и не очень любопытные места на твоём теле активно вымокли и спортивная одёжа этот факт радостно окружающим демонстрирует. Ты тяжко дышишь, лёгкие, словно кузнечные мехи, давно выплюнули всю мокроту и теперь механически ходят туда-сюда, туда-сюда. Бежишь ты уже, скажем, девятый или десятый километр и, холера, чуешь, что «игрушки поддельные и радости от них никакой». Но ломишься дальше, потому что ты ж мужик, ты ж себе слово дал вес скинуть, фигуру держать, кардио творить назло врагам, на радость остальным, и вообще — хозяин ты своему телу или так, сбоку подержаться?! Бежишь, уговариваешь себя, обещаешь всякие ништяки и тут же уличаешь себя в лицемерном вранье.

Короче — всё, как мы любим. Но уговоры помогают слабо, и чуешь, что вот-вот случится с тобой дрожь в коленках с танцевальным па-де-дением и асфальтная болезнь. Осознание сего факта настраивает тебя на миролюбивый лад и ты уже прям сейчас готов снизить накал борьбы и скорость поглощения километров, продышаться и пойти домой любоваться собой подтянутым в зеркале.

Однако физиология радостно обламывает страдальца и выдаёт ход конём, то бишь — финт ушами — от учащённого дыхания, энергичных регулярных движений и, чего греха таить, мелодичного тынц-тынц-тынц в наушниках мозг начинает входить в состояние, которое при должной фантазии и богатом жизненном опыте обычно называется приходом. Получив за короткий срок с бешеным от физухи кровотоком поистине конскую дозу кислорода, ЦНС начинает придурковато хихикать, убирать всякие болевые ощущения из лёгких и остального организма, а также сворачивать окружающий мир в точку, где бег переходит в автоматизм, а сознание буквально остаётся только в самом мозге и глазных яблоках. Сказочно. Словами передать сложно, ибо истинно наркота, кто ощутил — вовек не забудет и будет хотеть ещё.

 



После таких фильдеперсовых сюрпризов добежать остаток положенной трассы труда не составляет никакого, ибо вокруг щщщасте, праздник. Каждый толчок ноги — олимпийская победа, каждый встречный — любимый и дорогой друг, которому и коня своего, и папаху, и место во главе стола и, честно сказать, даже ночью словно светит солнце.

Но вот наконец маршрут завершён, на финишной черте замедляешься, идёшь уже просто быстрым шагом, потом просто шагом, потом медленным шагом — но, ни в коем случае не останавливаешься моментально. Ибо можно слегка временно утратить связь с реальностью, реакцию на внешние раздражители и равновесие.

Идёшь и чувствуешь истинное благорастворение воздусей и птичковость настроения, улыбаясь встречным…

Впрочем, обычно до первого встречного. Или встречной.

Сигарета. Ещё сигарета. Бутылка пива. Ещё пиво и ещё сигарета. Лавочка, фаршированная компанией граждан с сигаретами и, уже, с водкой. Мамки с колясками и сигаретами. Отец, держащий на коленях дочурку лет трёх и сосущий пивас из баллона. Целый кагал кумушек, дымящих как паровозы и их детвора, играющая тут же, в клубах дыма.

Видимо, им всё равно. В смысле, не детворе, а «взрослым». А кавычки потому, что сомнения как-то гложут — а можно ли называть взрослыми этих людей, с таким их инфантильным подходом к собственной жизни и здоровью. Про здоровье, качество и продолжительность жизни их детей говорить не приходится — это больше похоже на преступление родителей.

Но! Зато же у нас нет «тоталитарного-злобного-кровавого»™ Советского Союза, где тебя мог ухватить за нежность гражданский патруль, участковый, могли пропесочить на партсобрании и собрании комсомольской ячейки, могли поставить на вид, лишить премии, вывесить фото на доску позора или уволить, к лешему, если не доходило. Как хорошо у нас нынче, всё можно, пей-кури-быстро умри — зато пенсию тебе платить будет не надо. Всё равно.

Дёшев алкоголь, дешевле интересной книги со знаниями, доступен. Заходишь в «магазин шаговой доступности» за молоком, скажем, а возле входа сразу глазам открывается оно. Выгодное, не очень выгодное, но, местами даже плодовое, злаковое и корнеплодное. Натур. продукт — мама не горюй. А молоко дальше будет, во глубине. Покааа дойдёшь. Но мне то что, я дойду.

Детишки только, в магазин заходя, сразу лицезреют стройные ряды жидкости. Лента за лентой, ряд за рядом, идут через кассу под характерный звон, словно отстреливаются пустые гильзы. Подходи, кто следующий за зарядом? Дзынь-дзынь-дзынь. И идёт череда добровольцев на расстрел за собственные деньги. Дзынь-дзынь, щёлкает и лязгает казённик, наводчик за кассой принимает деньги и целится в следующего. Дзынь!

 



Но добровольцы ли? Может быть, их обманули? Может быть, им сказали, что это нормально — платить за собственную смерть и ускорять-ускорять-ускорять? Может быть, врачи, учителя, промышленники и торговцы не знают, как становятся пылью под колёсами дорогих автомобилей вчерашние мальчишки и девчонки, которые играли возле тех скамеечек в парке, куда кучно, прямейшей наводкой долетали снаряды из ближайшего вино-водочного? Всё равно.

Но вот я пришёл домой. Душ, чай, читать и что-то писать. За окном темно — и как-то так же на душе. Угасла эйфория, устал бегун. Всем всё равно.

Кто-то, может быть, спросит — любезнейший, а что же с тем двухколёсным, который так сосредоточенно катил куда-то? С ним как же?

А вот не знаю.

Когда я шпарил там на следующем круге — его уже не было видно. Как знать, может милиционеры сжалились над ним, подобрали да подвезли к дому.

Ребята-то они в основном простые, из рабочих да трудовой интеллигенции.

Может быть, им — не всё равно.