Императрица Анна Иоанновна опустилась на царский трон и поморщилась: трон для ее восьмипудового тела был тесноват.





Все присутствующие это заметили, некоторые оживились. Императрица исподлобья глянула на оживившихся, запомнила их и начала разыгрывать тщательно отработанный сценарий.

Для начала отыскала глазами Салтыкова. Тот чуть заметно кивнул в ответ и усмехнулся. Кивок означал следующее: главный враг императрицы фельдмаршал князь Долгоруков, придя к гвардейцам и потребовав от них присягнуть Верховному тайному совету, ушел ни с чем. А усмешка означала, что вослед своему фельдмаршалу гвардейцы бросили: «А будешь настаивать, ноги переломаем».

Затем Анна отыскала взглядом князя Ромодановского. Князь тотчас подошел, развернул петицию от шляхетства и с нарочитой дрожью в голосе прочел ее. Петиция заканчивалась словами: «Всемилостивейше просим принять самодержавство таково, каково ваши славные предки имели».

Анна взяла бумагу, изобразила на лице удивление и подозвала Долгорукого: «Как, разве Кондиции, поднесенные мне в Митаве, были составлены не по желанию ВСЕГО российского народа? Выходит, ты меня, князь Василий Лукич, обманул!»

Долгоруков открыл было рот, но тут же понял: слова императрицы были смертным приговором ему и всем членам Верховного тайного совета.

И действительно — Анна протянула петицию в сторону, секретарь принял ее, а вместо петиции вложил в руку императрицы те самые Кондиции, ограничивавшие ее самодержавие. И в страшной тишине Тронного зала отчетливо послышался треск разрываемого на части документа, определявшего условия вступления Анны на престол.
 

Прелюдия к власти

В начале 1730 г. неожиданно скончался юный император Петр II.

Смерть отрока в тот самый день, на который была назначена его свадьба, привела двор в полное замешательство: никому в те дни и в голову не приходило думать о преемнике. Ситуацию невероятно осложняло еще и то, что со смертью Петра II прекращалась прямая мужская линия Романовых и возникала необходимость быстро решить два сложнейших вопроса: кто имеет самые большие права на Российский престол и кто возьмет на себя ответственность разрешить династический кризис?

Верховному тайному совету, который фактически управлял империей при Екатерине I и Петре II, в очередной раз пришлось брать инициативу на себя, сделав следующие логические умозаключения:

 

1) прямых наследников императора Петра I больше нет, есть только наследницы;

2) его жена императрица Екатерина I была женщиной низкого происхождения, Петр I на ней женат не был, поэтому ее дочери не в счет;

3) «завещание» покойного императора Петра II в пользу своей невесты, как выяснилось, является фальшивкой;

4) законные права на престол остались лишь за Екатериной и Анной — дочерьми царя Ивана V, сводного брата и соправителя Петра I;

5) но Екатерина замужем за иноземцем, поэтому кандидатура вдовствующей Анны наиболее желательна.

Заметим, что эти умозаключения тут же стали и решением Верховного тайного совета, принятым единогласно.

Так русские олигархи передали корону Российской империи племяннице Петра I, курляндской герцогине Анне Иоанновне. Но сделали это хитро и коварно, серьезно ограничив ее самодержавие. Для этого и были составлены Кондиции — условия вступления Анны на престол. В заключение Кондиций жестко говорилось: «А буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду короны российской».

Анна Кондиции подписала. Оппозиция в растерянности примолкла. Народ, как всегда, безмолвствовал…

Но уже через две недели, 25 февраля 1730 года, с треском порвав те Кондиции, Анна взашей разогнала Верховный тайный совет, став полностью самодержавной императрицей. И немедля отправила фельдъегеря в Митаву к Эрнсту Иоганну Бирону с приказом собираться в Петербург, куда она вновь переносила столицу — подальше от противной ей, мятежной Москвы...


Темное пятно на российской истории

Десять лет правления императрицы Анны Иоанновны в российской историографии описаны исключительно черными красками.





Уважаемый историк Ключевский пишет: «Царствование Анны Ивановны — одна из мрачных страниц нашей истории, и наиболее темное пятно на ней — сама императрица. Рослая и тучная, с лицом более мужским, чем женским, черствая по природе и еще более очерствевшая при раннем вдовстве, она, имея уже 37 лет, привезла в Москву злой и малообразованный ум с ожесточенной жаждой запоздалых удовольствий и грубых развлечений».

Историк повторил слова коллеги Костомарова, который писал об императрице столь же резко, хотя писал о женщине: «Ленивая, неряшливая, с неповоротливым умом, и вместе с тем надменная, чванная, злобная — Анна Ивановна не развила в себе ни способности, ни привычки заниматься делом и особенно мыслить, что было так необходимо в ее сане. Однообразие ее повседневной жизни нарушали только забавы».

Отметим, что оба академика, столь смачно описывая недостатки женщины, и в глаза ее не видели.

И уж вовсе общим местом стало утверждение, что страной при Анне Иоанновне фактически стали управлять «немцы», наводнившие Россию и занявшие все важнейшие государственные посты.

А наиболее сильно влиял на императрицу ее любимец Бирон, да так влиял, что вся эпоха этого царствования получила название бироновщины. Это его стараниями для борьбы с инакомыслием была создана жуткая Тайная розыскных дел канцелярия. С его руки смертная казнь угрожала всякому, кто не донесет на оскорбителя императрицы. Достаточно было в отношении кого хочешь прокричать «слово и дело!», как несчастного тут же тащили в подвал, где жестоко пытали. Казнями и ссылками изводили самых видных русских вельмож, казавшихся императрице опасными. Государственное хозяйство было расстроено. Казна истощена. Народ изнемогал.

Все так, да не совсем. Столь негативное отношение к царствованию Анны Иоанновны связано со стереотипом, возникшим значительно позже, в период правления двух последующих императриц. Стереотип этот если и не заказной, то поощренный сверху. Поскольку императрица Елизавета, а позже и Екатерина II, силой захватив власть и не имея на нее законных прав, должны были каким-то образом оправдать необходимость захвата.

У Рижского историка профессора Инфантьева есть прекрасная методика проверки исторических стереотипов. Если в истории что-то имело значимое место, это непременно находило отражение в фольклоре. К примеру, если Петр I был нелюбим латышским народом, то эта нелюбовь должна была найти отражение в анекдотах, песнях и дайнах. Но в них на нелюбовь и намека нет, скорее наоборот. Значит, тезис о нелюбви латышей к Петру не проходит, несмотря ни на чьи старания. Так же и с Анной Иоанновной: не найдено ни одного фольклорного источника, говорящего о ненависти народа к ней и Бирону. Зато точно установлено, что термин бироновщина принадлежит не народу.

Советская историография этот стереотип тоже не тронула, что и понятно: пришлось бы объяснять, что оставил после себя Петр Великий — реформатор и чуть ли не революционер. Попробуем пояснить, что именно.

Начнем с экономики. Причиной экономического кризиса, который потряс империю при Анне Иоанновне, были именно преобразования Петра Великого. Как только реформатор умер, его же соратники первыми открыто заговорили о гибели государства. Генерал-прокурор Сената Ягужинский в записке Екатерине I изобразил мрачнейшую картину положения в стране: неурожаи, вымирающие от голода деревни, разорительные налоги, полное обнищание народа, массовое бегство крестьян. Впрочем, еще при жизни Петра в бегах по официальным данным числилось более 200 тысяч крепостных. Разбегался народ, куда глаза глядят: на Дон, на Урал, в Сибирь, в Польшу, Литву, к башкирам или просто по лесам.

Непродолжительные периоды правления Екатерины I (1725-1727) и Петра II (1727-1730) положение в стране к лучшему не изменили. К моменту воцарения Анны Иоанновны Российская империя напоминала недостроенный корабль, готовый утонуть в любой момент, плывущий по воле волн в неизвестном направлении. И если бы историки честно оценили то, как и куда поплыл корабль при Анне Иоанновне, то выводы их звучали бы совсем иначе.


«Куда ж нам плыть?»

Для начала Анна Иоанновна как смогла укрепила аппарат управления. Верховный тайный совет был заменен Кабинетом министров во главе с графом Остерманом, князем Черкасским и канцлером Головкиным. В первые годы царствования Анны Кабинет существовал в качестве личной ее канцелярии, но постепенно получил право издавать самостоятельные указы, подписываемые полномочными министрами.

Основной проблемой, которую необходимо было решить Кабинету, была огромная сумма задолженности по налогам. Еще при Екатерине I пытались передать сбор налогов воеводам, а не армии, как это делалось при Петре I, но воеводы оказались не лучше генералов. Екатерина I сама признала воевод «волками, в стадо ворвавшимися».

 


 
И правительство Анны первоначально пыталось обратиться к петровским способам выколачивания налогов. Ключевский гневно записал: «Повторялось татарские нашествие, только из отечественной столицы. Стон и вопль пошел по стране... Гвардия служила бироновщине во взимании недоимок... Любимое детище Петра, цвет созданного им войска — гвардеец — явился жандармом». Что гвардия превратилась в жандарма уже при Петре I, историк как-то «подзабыл».

В 1734 г. правительство должно было собрать налогов 155 тысяч рублей, а было с трудом «выбито» только 84 тысячи. Стало ясно, что петровским способом не удастся вернуть и накопившиеся долги, а они составили уже 15 миллионов рублей, и висели на шеях государства и народа тяжкими веригами.

И вот тут «черствая по природе надменная, чванная, злобная» Анна сделала своему народу подарок — пошла на списание части долгов. Кроме того, чтобы выйти из заколдованного круга, правительство установило невиданный доселе порядок налоговых сборов. Сборы были возложены на помещиков, которые раз в полгода должны были получать деньги со своих крепостных и отвозить воеводам. Но ведь крестьянин мог иметь деньги только в одном случае: продав выращенное. Причем, продав выращенное на своем наделе, а не на барском поле. Значит, чтобы получить от своего крепостного крестьянина деньги, помещик должен был существенно (и добровольно!) ограничить барщину!

Значение этого передового шага воистину историческое: впервые русское правительство попыталось решить важнейшую государственную проблему чисто экономическими методами. Скажите, какому помещику это понравится? Правильно никакому. Помещик не то, что возроптал — помещик взвыл.

Дабы выл он не слишком громко, введение такой экономики компенсировалось некоторым расширением привилегий для русского дворянства. Анной был отменен петровский закон о единонаследии: недвижимость стали делить между детьми поровну. Анна до 25 лет сократила срок государственной службы — раньше она была пожизненной. Кроме того, освобождался от обязательной военной службы один из сыновей — для управления имением. Дворяне стали начинать военную службу не солдатами и матросами, а офицерами. Но для этого Анна ввела учебную повинность: с 7 лет дети дворян должны были обучаться в начальных школах. Тех, кто получал домашнее образование, обязывали сдавать экзамены экстерном. А вот всех проваливших эти экзамены недорослей отдавали в матросы или солдаты. Большинство недорослей и их папеньки с маменьками громко стенали…

Для дальнейшего образования дворянских детей Анной был создан Шляхетский кадетский корпус, сословное учебное заведение с весьма пестрой программой. Обязательными предметами были Закон Божий, арифметика и военные упражнения. Недорослям давалась возможность выбирать юридические и политические науки, латинский язык, геометрию, географию, историю, живопись, ваяние, танцы, верховую езду и даже актерское мастерство. Такая программа обучения кадетов имела и серьезный недостаток: выбор делался с перекосом в сторону «чего б попроще», что сказывалось на качестве профессиональной подготовки офицеров.

 

Судите сами: из 245 кадетов изучали

русский язык — 18 человек;

французский язык — 51;

немецкий язык — 237;

юриспруденцию — 11;

географию — 17;

фехтование — 47 человек;

танцы — 111;

верховую езду — 200.

Танцевали и гарцевали те кадеты прекрасно, а вот все прочее знали скверно, не чета студиозам из европейских университетов. Но да лиха беда начало…

Затем главной заботой императрицы и Кабинета министров стало сокращение расходов на содержание огромного и неэффективного чиновничьего аппарата. Наряду с уменьшением государственных окладов было решено выплачивать чиновникам жалование сибирскими и китайскими товарами. Денег в казне прибавилось, но чиновникам китайские товары, естественно, не нравились, и они роптали.

Но главное было сделано — бюджет при Анне Иоанновне в итоге окреп и стал бездефицитным! В 1740 году в государственной казне было 2 миллиона свободных рублей наличными. Анна Иоанновна стала и осталась единственной императрицей, которая оставила своим преемникам не долги, а огромную по тем временам сумму денег.

А кроме этого она озаботилось улучшением сообщения между городами и наведении в них порядка: была учреждена регулярная почтовая связь между Москвой и Тобольском, в губернских, уездных и провинциальных городах впервые учреждена полиция. В Академии наук шла разработка математических и естественных знаний, появились первые научно-исторические труды Миллера и Татищева. Была организована вторая Камчатская экспедиция, имевшая целью изучение всей Сибири. А экспедиция Муравьева и Овцина исследовала Северный морской путь по Ледовитому океану от Архангельска до устья Оби.

Все это требовало денег, и немалых. Но по-прежнему львиную долю государственных средств съедала армия. Поэтому неправы те, кто обвинял Анну еще и в плохом снабжении войск — войскам давали столько, сколько могли. Вот статьи бюджета 1735 года — середины правления Анны Иоанновны:





армия и флот — 6,5 миллионов рублей;

двор императрицы — 260 000 рублей;

центральное управление — 180 000 рублей;

жалование высших сановников — 96 000 рублей;

губернская администрация — 51 000 рублей;

жалование учителям — 4500 рублей.


Мизерные средства, выделяемые на жалование учителям, на первый взгляд, подтверждают полное пренебрежение Анны к развитию общего образования в России. Но это очередная поспешная оценка. Прожив двадцать лет в достаточно образованной Курляндии, Анна увидела в России ужасающую картину поголовной неграмотности, а потому образованию уделяла изрядное внимание. Но, как и при Петре Великом, так и после него, учиться на Руси, увы, не стремились. Так, в 1740 г. Московская и Петербургская академии отправили в провинцию 47 учителей, из которых 18 вернулись обратно, так как не нашли себе ни одного ученика…


Дойче юбер аллес!

Теперь об управлении страной «немцами». Ключевский на сей счет возмущался: «Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении... Казнями и крепостями изводили самых видных русских вельмож».

Во-первых, вполне естественно, что Анна, став императрицей, в правлении опиралась на тех, чьи деловые способности она хорошо знала, кто составлял ее окружение в Митаве. Во-вторых, «немцев» как до нее, так и после нее приехало в Россию не меньше. Действительно, большую роль при ее дворе играли Бирон, Миних, Остерман, братья Левенвольде. Но в борьбе за влияние на императрицу участвовали и толпы русских вельмож. Толковые продвигались по службе, нерадивые от службы отодвигались. Голицын и Долгоруков, воровавшие при Петре II, и при Анне тащили к себе все, что попадалось под руку — от бриллиантов до борзых собак, за что поделом и наказывались.

Хрестоматийной «жертвой царского произвола» стал и Артемий Волынский, член Кабинета министров, чей «трагический жребий» позже воспел Рылеев. Роковой для Волынского стала вовсе не его правозащитная деятельность, а всего одна неосторожная фраза, но какая! «Императрица-то наша — дура!» Фразу передали Анне — ну и кто бы на ее месте такое стерпел?..

Мифологему о «засилии немцев» при Анне Иоанновне позже напрочь разбил Герцен, сказав нелицеприятную правду: «В немецких офицерах и чиновниках русское правительство находит именно то, что ему надобно: точность и бесстрастие машины, молчаливость глухонемых, стоицизм послушания при любых обстоятельствах, усидчивость в работе, не знающую усталости. Добавьте к этому известную честность (очень редкую среди русских) и как раз столько образования, сколько требует их должность».

И то правда: ведь еще при Петре I из-за отсутствия собственных грамотных специалистов широко приглашались иностранцы. Профессура Академии наук, основанной в 1725 г., в основном состояла из «немцев». И многие из них сыграли важную роль в становлении российской науки. Образование продолжало развиваться и при императрице Анне Иоанновне, но по-прежнему, из-за нехватки желающих учиться, студентов набирали где попало и из кого попало. Поэтому в Академии обычным явлением было студенческое пьянство и буйный разгул при полном отсутствии тяги к систематическому труду. Для поддержания дисциплины студентов пороли, у них отнимали мундиры, выдавая взамен арестантские халаты, в которых следовало посещать лекции… Потом эта же братия и стонала по поводу «зверств немцев».

То есть все обиженные громко стонали, роптали и стенали! Странно, но стенаний тех простой народ не слыхал, не до того народу было. Стон и ропот был услышан историками, правда, много десятков лет спустя, в нужное время...


Ледяной дом

Несколько слов о «забавах» императрицы и ее «жажде запоздалых удовольствий и грубых развлечений».

Во время сидения в Митаве самым унизительным для герцогини Анны было заискивание перед «пирожником» — всесильным Меншиковым. Можно себе представить, чего стоило дочери российского царя такое вот обращение к безродному, но всесильному временщику: «И с покорностью прошу вашу светлость: как прежде я имела вашей светлости к себе любовь и милость, тако и ныне, и по нынешнему с вами свойству меня не оставить, но содержать в милости и протекции». Это юная герцогиня курляндская писала «пирожнику», выцарапывая у него деньги на прокорм.

Унижения продолжались и при новом императоре-подростке Петре II,когда приходилось задаривать борзыми собаками его фаворита князя Долгорукова: «Доношу вашему высочеству, что несколько собак сыскано... И прошу ваше высочество донести государю о собаках, что сысканы, и еще будем стараться».

И после стольких унижений — внезапная неограниченная власть!
 


 

Желая отомстить за прошлые свои обиды, Анна наряжала титулованную знать шутами (князя Н. Волконского, князя М. Голицына, графа А. Апраксина). И те с удовольствием шутили! Самым известным из «развлечений» императрицы стала шутовская свадьба князя-шута Голицына с калмычкой Бужениновой в специально для этого выстроенном Ледяном доме… Экое варварство!

 



Но ведь наряду с этим варварством Анна методично укрепляла православие: в период ее правления были открыто множество духовных семинарий. И одновременно с этим она восстановила смертную казнь за страшнейший грех — за богохульство.

Именно в годы ее правления в Россию пришли итальянская опера, балет и открылась первая в России балетная школа. Но при этом же императрица тратила громадные суммы на непрестанные празднества, балы, маскарады, торжественные приемы и фейерверки. Анна в праздники как в запой впадала, вознаграждая себя за вынужденную, постылую жизнь в чуждой ей Курляндии.





И все же, по отзывам не историков, а ее современников, Анна обладала здравым умом. В отличие от будущей, совершенно неграмотной императрицы Елизаветы, много читала. В отличие от Екатерины II не вела переписку с философами, но бразды правления государством держала уверенно, как повод жеребца во время любимой ею охоты. Некоторые даже находили, что сердце ее временами не было лишено чувствительности…

Да вот беда — с самого детства душа ее не получила надлежащего развития. А две несчастных любви — в юности к мужу Фридриху Вильгему Кетлеру, скончавшемуся через два месяца после свадьбы, а в зрелом возрасте к новому жениху графу Морицу, который «поматросил и бросил» — две эти трагические любви вынули из груди Анны женское сердце, вставив туда камень.

Став российской императрицей, она не решила многих проблем страны, доставшихся ей в наследство от предшественников но, во всяком случае, пыталась это сделать. Именно в царствование Анны Иоанновны определились направления внутренней политики России последующих десятилетий. Именно ее «мрачное царствование» позволило Елизавете стать Просвещенной, а Екатерине II стать Великой…


А что же Иоганн Бирон, спросите вы!

Он-то тут при чем?

О, еще как при чем!

Недаром Анна, едва сев на трон, немедля отправила фельдъегеря в Митаву с приказом Иоганну собираться в Петербург.

Здоровенный, ростом выше всякого гренадера, а значит и самой императрицы, громогласный, крутой, деятельный и звероподобный муж сей был самой большой любовью императрицы. Да простят меня историки, но любила Анна Иоганна больше, чем нечаянно доставшуюся ей Россию.


Окончание — здесь.