Президентская избирательная кампания 2015 г. является своеобразным маркером тех трансформаций, которые сегодня происходят со стороны коллективного Запада в отношении Беларуси. Это первая избирательная компания, в которой не участвуют представители радикалов и экстремистов, которые до этого не пропускали ни одной президентской кампании.

 
Конечно, можно сослаться на то, что сами белорусские граждане не подписались бы за подобных радикалов. Однако если посмотреть на толерантность белорусов в «раздаривании» подписей различным претендентам — со спичем, «чтобы была конкуренция», — то причина провала радикалов оказывается совершенно в другом.

Если сравнивать президентские компании 2010 и 2015 гг., то в глаза может сразу броситься разительное отличие в количестве активистов этих самых оппозиционных кандидатов.

Если за Ярослава Романчука от ОГП в 2010 г. собирали подписи 1461 человек, то за Анатолия Лебедько от той же ОГП, но в 2015 г. собирало уже менее тысячи лиц. Налицо резкое падение количества активистов в среднем на треть.

Причина такой ситуации кроется в отсутствии достаточного количества средств для создания группы с требуемым для нормального сбора подписей количеством человек. Подобные тенденции можно проследить и с другими оппозиционными инициативными группами.
 
Это связано, на наш взгляд, с разочарованием иностранными донорами эффективностью старой стратегии, которая заключалась в проведении государственного переворота в стиле цветной революции в день выборов.

Данная стратегия использовалась прозападными силами фактически с 1996 г., однако так и не принесла ожидаемых успехов. Средства, вкладываемые в радикалов и экстремистов, в конечном счете, привели к их маргинализации до уровня диссидентов. Белорусская же политическая модель использовала подобные вызовы как факторы внутренней мобилизации системы.

Белорусское государство наоборот укреплялась, а внешние санкции в отношении ее элит, сплачивали последних, что создавало эффект посвященных в элитный орден не въездных в страны коллективного Запада.
 

Ситуация стала изменяться после 2011 года, и особенно на фоне украинского кризиса и роли Минска в организации переговорной площадки по его урегулированию. Запад окончательно определил для себя перспективу дальнейшего финансирования госпереворотов в Беларуси как достаточно рискованную для собственной безопасности, затратную и не приносящую плодов.
 
С другой стороны, сами лидеры оппозиции продемонстрировали свою нефункциональность. Все попытки доноров запустить месседж по выборам единого кандидата оказались для оппозиции неподъемной задачей.
 
Третьим фактором, играющим немаловажную роль, стало постепенное изменение статуса поколения 1990-х, которое является основной социальной базой для радикалов.

Усталость от нереализованности политических действий, идеологическая подавленность, взросление, появление у поколения 1990-х ответственных социальных ролей привело к тому, что достаточно большая его часть ушла из активной политики, тем самым оголив структуры радикалов.
 
Основной сферой деятельности этого поколения стал частный бизнес, предпринимательство, где они пытаются реализовать свои идеологические мечты в политически нейтральных для действующей модели формах. Появление множества дизайнерских центров, типографий, кофеен и прочих мест прозападной идеологической направленности достаточно мощно изменило социальный ландшафт Беларуси с 2010 года.
 

Подобные изменения не могли быть незамеченными западными экспертами и донорами.

В частности, Балаш Ярабик в конце 2014 г. выступил с программной статьей по Беларуси. В ней автор констатирует, что «в то время как в столице большая часть витрин украшена в советском стиле, на самом деле реальность вышла за пределы риторики».

Далее автор уточняет:

«Минск, в частности, переживает переходный период, который влияет на каждый аспект жизни горожан, начиная инфраструктурой и заканчивая отношением к переменам». Все подобные особенности белорусов Ярабик выразил в формуле «традиционной Беларуси нужны постепенные перемены».
 
Однако для западного эксперта старая политическая оппозиция неспособна на это. Ее методы, лидеры и структуры устарели. Нужна новая стратегия. Балаш Ярабик констатирует:

«Западная политика должна быть принципиальна, но прагматична. Беларусь не показывает никакого желания присоединиться к ЕС, но Минск все еще открыт для модернизации, и реформы продолжаются. Сохраняя свою озабоченность по поводу прав человека и демократии, ЕС должен сосредоточить внимание на тех секторах, где она реально может добиться реформ, которые будут реализованы».
 
Причина такого однозначного желания провести хоть каким-либо путем изменения в Беларуси для Ярабика выражаются с геополитической точностью:

«Без принятия мер по устранению поляризации и принятию постепенных реформ Беларусь только открывает возможности для роста влияния Русского мира [читай интеграции в ЕАЭС, ОДКБ и Союз Беларуси и России — П.П.]».

Запад не потерпит никакой геополитической альтернативы и готов идти на любые финансовые издержки для установления северно-атлантической монополии на Европейском континенте, органической частью которого является и Беларусь.
 

Как видно, постепенные перемены в образе жизни, массовом сознании среднестатистического белоруса являются основным предметом трансформаций для западных НКО в Беларуси.

Поэтому и неудивительно, что с 2011 г. многократно увеличилось количество некоммерческих инициатив, финансируемых западными донорами культурной, образовательной, волонтерской, аналитической, научной направленности. В Беларуси усилилась деятельность целых кластеров НКО, которые в себе выработали целые социальные лифты, позволяющие отбирать наиболее полезные кадры.

В то же время устаревшие формы работы пробелорусских НКО (РОО Белая Русь, БРСМ, ФПБ и др.) являются риском для общества, ибо могут обрекать эти структуры на участь ВЛКСМ или КПСС.
 

Подобная ситуация является уже апробированной на Пиренейском полуострове во второй половине 1950-х — 1970-х гг. Ее свидетель, немецкий философ Ханс Ульрих Гумбрехт назвал подобные процессы «диктабландой» (в слове «диктатура» был вычленен корень «тура», означающий «строгий, суровый, жесткий», и заменен антонимическим корнем «бланда», обозначающим мягкость. «Диктабланда» — это «мягкая диктатура» последнего десятилетия Франко, когда политическую систему трансформировали изнутри).
 
Диктабланда характеризуется дискредитацией ценностных, идеологических основ существующей политической системы.

С одной стороны, более эффективная идеологическая работа с населением проводится неформальными организациями. В обществе создаются модные образы поведения и мышления, тренды, образцы, примеры, которые являются противоположными тем основам, на которых базируется политическая система.

Особенно эффективно это удается продвигать через культуру и искусство. Гумбрехт замечает:

«Специфическая для диктабланды конфигурация контроля сверху и определенной терпимости к неполитической оппозиции сделали возможными те эстетические жесты, которые превратили литературу и живопись в прислужниц [левой] политической ортодоксии». 

Не правда ли, ситуация очень похожа на белорусский аналог? Только в Беларуси эстетика оказалась во многом на службе либеральной, евроатлантической системы.

Рост разного рода неформальных организаций с либеральной идеологической начинкой и культурной направленностью деятельности от галереи «Ў» до различных изданий (Большой, Таймер и др.), интернет-ресурсов (City-dog, KyKy.org) и др. не может не настораживать, ибо включает в свою деятельность все большее количество активной молодежи страны.
 
Во-вторых, сами органы управления, постепенно принимающие подобные тренды и ценности, начинают саботировать собственную идеологическую работу.

Например, повальное распространение антинаучных трудов из серии «Неизвестная история» Анатолия Тараса и им подобных, подрывающих основы белорусской модели развития, через государственную сеть магазинов «Белкнига», либо засилье в виртуальном пространстве байнета антигосударственных и антибелорусских ресурсов, имеющих практически монопольное положение в информационном обеспечении, является как минимум попустительством, а может, и целенаправленным саботажем части элит.

Это можно опять сравнить из части воспоминаний Ханса Ульриха Гумбрехта: «Марксистская литература или, например, антифранкистская история гражданской войны Хью Томаса продавались из-под прилавка, но у продавца можно было спрашивать о наличии этих книг».
 
К этому следует также добавить возможную опасность для местных элит включиться в образовательные программы повышения квалификации на Западе. Подобная якобы очень гуманная инициатива модернизации может привести к тому, что идеологическое воспитание элит окажется в руках иностранных институтов, которые непременно воспользуются своими возможностями изменить сознание элит.
 
Нельзя забывать, что сторонники явного или неявного превращения белорусской модели в «диктабланду» существуют не только за границей или в сфере прозападных НКО.

За 25 лет независимости у нас выросло достаточно большое число представителей, готовых отказаться от модели социального государства. И как ни прискорбно это, но подобные представители присутствуют и в органах государственной власти.

Как не вспомнить того же Гумбрехта, который описывает как консервативную социально-экономическую франкистскую модель трансформировали свои же очень преданные представители организации «Opus Dei», а также правительственные технократы. Они под флагом «стремления к улучшению профессионального уровня» меняли ценности среднего класса, а под ширмой «модернизации», изменили хозяйственный уклад испанцев и укоренили капиталистические прозападные отношения.
 

Если вспомнить наших радетелей о невидимой руке рынка, в которую они хотят отдать Беларусь, то сразу приходят на память не очень приятные слова некоторых их представителей о простых белорусах как о «биомассе» и о государстве, которое должно защитить «Porsche» сильных мира сего от порчи со стороны этой «биомассы».

К сожалению, подобные идеи а-ля «Чалый» и его экономика на пальцах сегодня распространены в некоторых кругах экономических элит.

 

Возможную белорусскую диктабланду можно свести к следующим ценностям:
 
1. Примат капитализма и принципа невидимой руки рынка в экономике.
 
2. Неприятие и дискредитация централизованной, персонифицированной власти и абсолютизация ценности распыленной системы власти.
 
3. Западная геополитическая ориентация; направленность на интеграцию в ЕС и НАТО, дискредитация любых интеграционных проектов восточной направленности.
 
4. Верховенство идеологии прав человека и западных ценностей.

 

Эти четыре смысловые столпа белорусская диктабланда сможет нести через систему прозападных НКО, а также различного рода систем повышения квалификации белорусских госслужащих.

И все институты для этого уже созданы. Западу осталось только дать сигнал на их использование и запуск операции «Диктабланда» в Беларуси.
 
Конец сей басни может быть только один — изменение следующего поколения элит.

И как итог мы можем получить отказ от традиции белорусской модели развития, внедрение западных, либеральных, чуждых белорусам ценностей, политических и социально-экономических систем уже следующими поколениями белорусских руководителей.

В этом раскладе Беларусь может скатиться до уровня страны демографического донора и внутренней колонии Запада, а также конфликтной буферной зоны, части санитарного кордона на границе ЕС и России.

Нашей стране уготована участь геополитического маргинала, потерявшего свою субъектность и ставшего объектом международных отношений.
 
Шоковая терапия приведет к моментальной деиндустриализации, а политическая нестабильность к потере инвестиций и ухудшению управляемости.

В итоге мы имеем все шансы стать мировой периферией а-ля Молдова или Латвия.
 
У нас есть все риски потерять реальную преемственность в политике, которая начинается еще со времен БССР. Лукашенко выступает реально органичным лидером посреди Пономаренко, Мазурова и Машерова.

От того, будет ли сохранена преемственность, белорусская традиция государственности, зависит сохранение независимости, самостоятельности и геополитической субъектности Беларуси.
 
Президентские выборы 2015 г. являются своеобразным Рубиконом.

В 2016 год мы, скорее всего, войдем с новым отношением к нам коллективного Запада. Пока в программе кандидата номер 1 нет намеков на какие либо системные трансформации и отказ от ценностей белорусской модели развития.

Однако белорусская политическая модель должна быть готова реагировать на новые неявные и скрытые вызовы и угрозы собственному существованию. Белорусскому руководству нужно уже сегодня создавать стратегию поведения в новых условиях.

И прежде всего следует заняться модернизацией и «белоруссизацией» собственного гражданского общества, взять на вооружение новые методы идеологической и общественной работы, а также разработать новую активную пробелорусскую политику в сети интернет.